Голубая лента

Хенрики, видимо, был в отличнейшем расположении духа, на что у него имелись все основания.

— Алло, Харпер! — крикнула Китти. — Мы пришли выпить с вами стакан вина в знак примирения.

— Охотно, охотно! — рассеянно откликнулся Харпер, тасуя карты. — Послушайте, Китти, не пора ли наконец забыть всю эту историю?

За Китти ответил Хенрики:

— О человеке можно судить по тому, как он воспринимает две вещи: лесть и оскорбление. — Хенрики самодовольно засмеялся и отвесил Харперу низкий поклон. — Бармен! — громко хлопнул он в ладоши. Хенрики сегодня явно выпил слишком много шампанского.

Минут через десять бар опустел, остались одни картежники. «Вот неудача!» — подумал Уоррен. Жирная туша Михельсон так отчаянно зевал, что видны были все золотые коронки в его пасти. Харпер испугался: как обычно, в конце вечера для него наступала страшная минута — сейчас его оставят одного. Велев бармену подать игральные кости, он принялся бешено греметь ими, чтобы помешать своим партнерам заснуть. И даже встал при этом.

— Сыграйте с нами, Принс! — крикнул он.

Но тут он покачнулся, как пьяный, и схватил свою рюмку, чтобы она не упала. На стойке разбился стакан. В чем дело? Пароход сделал какой-то странный маневр.

Толстяк Михельсон из Чикаго грузно поднялся, ухватившись за ручки кресла.

— Землетрясение? Я в Мексике однажды видел землетрясение. Что случилось? — спросил он у бармена, словно тот обязан знать все.

Белесый швед ухмыльнулся.

— Волна, мистер Михельсон. Большая волна.

— Волна? С чего бы это? Море совершенно спокойно.

Маневр судна действительно был очень необычным — словно оно вдруг резко вильнуло в сторону. Уоррену показалось, будто пароход неожиданно подбросило вверх и через секунду опять мягко опустило. Он смутно почувствовал, что случилось что-то недоброе.

Тучный мистер Михельсон зевнул, вышел на палубу и через секунду вернулся.

— Ничего! Как есть, ничего! — сказал он.

— За дело! Ваши ставки, господа!

Харпер вновь стал трясти игральные кости.

Но Уоррен тут же ушел. Что-то не давало ему покоя. Сперва он не понял причины своей тревоги и только потом осознал, что машины внезапно изменили свой ритм… А теперь… теперь… и вовсе остановились! Их неумолчный стук внизу разом прекратился! Может, ему показалось? Уоррен почувствовал страх. Он бросился сломя голову по пустой палубе, потом вверх и вниз по трапам, пока не попал на бак, где стояла непроглядная тьма. Из этой темноты перед ним вдруг вырос какой-то человек и заорал:

— Что вам здесь нужно?

Позже Уоррен сообразил, что, вероятно, это был маленький, коренастый Анмек.

В то же мгновение на мачте загорелся прожектор и осветил всю носовую часть. Там сплошной массой лежал лед: осколки, глыбы, целые груды льда!

Маленький, коренастый человек погнал Уоррена с бака.

— Что вам здесь надо? Уходите!

— Скажите, что случилось? — пролепетал Уоррен.

— Ничего не случилось! — грубо отрезал коренастый.

Уоррен пустился бегом назад, в среднюю часть парохода. Он почувствовал сильную боль в сердце: так велик был его испуг. Что-то все же случилось. Да, да! Мы столкнулись с айсбергом!

Он быстро, насколько хватало сил, помчался в радиорубку, но на последнем трапе опять так сильно кольнуло в сердце, что ему пришлось остановиться. А если бы он после бала сразу улегся спать? Что тогда?..

Часть третья

1

Вскоре после часу ночи, при неясном свете затуманенных звезд, вахтенный на марсе совершенно неожиданно заметил перед носом парохода подозрительную тень — какую-то темную массу неопределенных очертаний: ее удалось разглядеть лишь потому, что на фоне чуть колышущейся глади океана она выделялась сплошным темным пятном. Вахтенный трижды ударил и колокол и, повернувшись к капитанскому мостику, заорал в мегафон:

— Впереди по носу айсберг!

Мгновенно круто вывернул руль, и нос «Космоса» на несколько градусов отклонился влево. Машины остановились, затем дали полный назад, после чего остановились окончательно. Дежурил Халлер. Он действовал решительно и безупречно. Первым делом он включил рубильники, замыкавшие водонепроницаемые переборки.

Терхузен оставался на мостике почти до часу. Только промерзнув до костей, он вернулся в штурманскую рубку, чтобы дополнить записи в судовом журнале. Посреди работы внезапный толчок мягко прижал его к столу. Кровь бросилась ему в голову, он вскочил. Толчок встревожил его, но он решил, что у него просто закружилась голова. Однако в ту же секунду он услышал нервные звонки машинного телеграфа. Машины дали полный назад. Миг — и Терхузен был уже на мостике.

— Что случилось, Халлер? — крикнул он в полутьму мостика прерывающимся от испуга голосом.

— Мы наскочили на айсберг или на обломки какого-то судна, — отозвался из темноты совсем рядом металлический голос Халлера.

— Переборки задраены? — спросил капитан, уже полностью овладевший собой.

— Так точно!

Терхузен включил прожектор на фок-мачте, и яркий световой конус обшарил всю носовую часть, затем скользнул дальше и озарил своим призрачным светом поверхность океана. Было видно, как лениво, чуть зыбясь, катились волны, кое-где океан курился легким туманом. И больше ничего. Терхузен поднял по тревоге офицеров и механиков, затем позвонил в радиорубку, приказав Штаалю быть наготове. На обычно темном мостике вспыхнули огни.

Помощник Штааля Теле проснулся от пронзительного телефонного звонка и показался в дверях, зевая и натягивая штаны. Он взглянул на часы. Было четверть второго.

— Что случилось? — удивился он. Вдруг до его сознания дошло, что пароход стоит. — Мы что, встали? В чем дело, Штааль?

— Не знаю, — устало буркнул тот. — По-видимому, мы на что-то наскочили. — И принялся выстукивать: МДХ, МДХ, МДХ. Это были позывные «Космоса».

Теле засмеялся.

— А я-то ничего, ну, ничегошеньки не заметил!

МДХ, МДХ, МДХ!.. Всего десять минут назад Штааль еще говорил с «Сити оф Лондон», и Хилл, тамошний радист, пожелал ему спокойной ночи. Может, он уже улегся спать? Совсем недавно Штааль говорил и с маяком Кап Рейс. А теперь… МДХ, МДХ, МДХ… Он надел наушники и напряженно вслушался в эфир.

— Вот черт! — разозлился он. — Спят они все, что ли?

Тут постучали в окно, сначала деликатно, потом громко и настойчиво. Штааль разглядел взволнованное лицо Принса, размахивавшего перед стеклом какой-то бумажкой.

— Телеграмма! — кричал он. — Всего десять слов, Штааль! По старой дружбе!

Штааль нахмурился. МДХ, МДХ, МДХ… Все больше нервничая, он напряженно вслушивался в эфир. Но услышал только легкое пощелкивание помех. Может, аппаратура, которую он только сегодня ремонтировал, опять отказала?

— Только десять слов! По старой дружбе! Штааль, умоляю! — Уоррен просительно сложил руки.

Приведя в порядок брюки, Теле вышел к нему.

— Не мешайте, Принс, — сказал он вполголоса. — Мы пытаемся установить связь.