Голубая луна

— Дамиан, окно! — напомнил ему Ашер.

Дамиан остался стоять, глядя на меня.

— Не могу.

— Анита, прикажи ему, — сказал Ашер.

Я встала на колени, свободной рукой провела вверх по штанине Дамиана. Выше, по бедру. Мотнув головой, я зачерпнула в горсть зеленый шелк рубашки и притянула Дамиана к себе. Он присел на носках, колени по обе стороны от меня. Я потянулась и поцеловала его.

Просунула язык между тонкими остриями клыков. Целоваться с вампирами я умела в совершенстве. Практика — мать умения.

Он попытался не ответить на поцелуй, отодвинулся и шепнул:

— У тебя вкус крови, чужой крови.

И прижался ко мне ртом так, будто хотел вдохнуть меня. Длинные бледные ладони обняли мое лицо, скользнули назад, в тепло моих волос.

Я прижалась к нему всем телом. «Файрстар» я все еще держала впереди, и он вдавился в пах Дамиана. Я вдвинула его еще сильнее, и Дамиан чуть застонал от боли. Браунинг уже упал на пол.

Шум послышался со стороны окна, я прервала поцелуй, и Дамиан стал целовать меня в шею, все ниже и ниже. В окно лез мужчина, как в длинный хрустальный туннель.

Я вытащила зажатый «файрстар» и нацелилась точно ему в середину лба. Он вытаращил глаза и вдруг дернулся обратно в ночь. Не настолько его занесло, чтобы ему не хотелось жить. Вопрос был в другом: насколько занесло меня?

Рот Дамиана завис у меня над сонной артерией. Язык высунулся, гладя пульсирующую кожу. Вампир просил позволения. Но не так я сегодня хотела отдавать кровь. Райне никакого интереса не было просто отворять жилу.

Запустив правую руку в его длинные кроваво-рыжие волосы, я дернула его вверх, на себя.

— Да не кровь мне пускай, а еби!

— Жан-Клод его убьет! — выкрикнул Ашер.

— Плевать мне.

Услышав эти свои слова, я всплыла наверх. Будто раздернула мокрый занавес, прилипший к лицу, удушающий, проникающий в тело, пытающийся утопить меня.

Отползая от Дамиана в комнату, я хрипло выговорила:

— Следи за этим чертовым окном, Дамиан, а ко мне не подходи.

Он остался в дверях, не понимая, что делать.

— Ты слышал свою госпожу, Дамиан? — спросил Ашер. — Делай, что тебе сказали.

Я услышала, как он входит в ванную, как хрустят по битому стеклу его ботинки. Сама я осталась на четвереньках, тяжело дыша, опустив голову. В руке все еще был зажат «файрстар», зажат так, что рука болела. Я вдвинула рукоять себе в ребра, с поворотом. Вот это настоящее. Это в самом деле. А Райна мертва. Она призрак, черт бы ее побрал совсем.

Послышался шорох — кто-то полз ко мне. Я подняла голову и увидела Натэниела, его сиреневые глаза. Завопив, я попятилась от него. Он — жертва, а Райна жертв любит. Руку я выставила вперед, будто защищаясь от удара. Отползая, я уперлась спиной в кровать и остановилась, сжимая пистолет двумя руками, покачиваясь взад-вперед.

Натэниел пополз ко мне, пополз так, будто весь состоял из мышц, будто у него насчитывалось позвонков намного больше, чем нужно. Он пододвинулся ко мне так близко, что я почувствовала на лице его дыхание, когда он произнес:

— Я твой, Анита. Ты моя Нимир-ра, моя королева.

Он тщательно следил, чтобы меня не коснуться, оставляя между нами эту последнюю долю дюйма, чтобы решение принадлежало мне. Но оно мне не принадлежало.

Я попыталась сказать ему, чтобы уходил прочь, но голос не слушался. Я не могла ни говорить, ни шевельнуться. Я лишь могла цепляться за последние крохи самоконтроля, чтобы не податься вперед и не целовать Натэниела. Я боролась изо всех сил, потому что с кем бы я сейчас ни соприкоснулась, это будет все. Мунин измотал меня. Даже мое самообладание не безгранично. И я не хотела, чтобы жертвой стал Натэниел. Только это мне еще помогло сдерживаться.

В дверь постучали, и от такой неожиданности я вскрикнула. Натэниел отпрянул, но все еще оставался слишком близко.

— Ты откроешь? — спросил меня Ашер.

Я замотала головой. Это был не отрицательный ответ, а знак, что я не могу говорить. Слишком много сил занимала борьба с собой, чтобы не содрать с себя одежду и не изнасиловать первого попавшегося из тех, кто здесь в комнате. Вся моя сосредоточенность уходила на эту борьбу.

Очевидно, Ашер сам это сообразил, потому что спросил:

— Кто там?

Очень цивилизованно.

Ответ, я думаю, потряс нас всех:

— Это я, Ричард.

Джейсон вскочил и открыл дверь, не дожидаясь приказаний. Снаружи вся дверь была разбита и изрезана когтями. Ричард стоял в проеме, футболка порвана в клочья, и видны кровавые раны на загорелой коже. Чуть неуверенно он вошел в дверь, Зейн и Шанг-Да за ним.

Зейн был с виду невредим, а вот у Шанг-Да распороты лоб и щека. Глаз торчал посреди кровавой маски. Закрыв за собой дверь, он посмотрел на меня хладнокровным взглядом.

Я была рада их всех видеть, но не могла шевельнуться. Стоит мне двинуться — и всему конец. Свои силы я сосредоточила на том, чтобы остаться на месте. Чуть шевельнуться — и я уже собой не владею.

Из глаза у меня выкатилась слеза, прочертив на щеке твердую, горячую полосу. Я глядела на Ричарда, так много хотела ему сказать и не могла сказать ничего. От первого же слова я рассыплюсь на мелкие осколки.

Ричард подошел ко мне, встал надо мной, посмотрел. Я не поднимала глаз. Он не столько присел, сколько свалился на колени рядом со мной.

Я протянула руку его подхватить, и мунин полыхнул из меня языком пламени. С глухим стуком упал на пол «файрстар». Схватившись двумя руками за обрывки футболки, я дернула Ричарда на себя, в поцелуй.

Губы у него были сухие, и я лизала его рот, водила языком по губам, пока они не стали влажными, бархатными в поцелуе. Просунув руку в разрез футболки, я пощупала оставленный мною порез у него над сердцем.

Дыхание вырвалось из Ричарда с шипением, будто от боли. Он схватил меня за запястье. Я сунула в разрез другую руку и нашла еще одну рану. Тогда он схватил меня за обе руки. Забываешь, какой Ричард большой. Он не особенно страшный с виду, но свободно может держать одной рукой обе мои.

Ричард опустил мне руки вдоль тела, я попыталась вырвать их, и он сжал сильнее. Потом наклонился ко мне, но не для поцелуя.

Он лизнул порез у меня на груди.

Я ахнула — наполовину от боли, наполовину от наслаждения.

Он провел губами по ране, добрался до мягкого верха груди. Чуть прикусил кожу, не слишком, не так, чтобы остался след, но так, чтобы я ощутила зубы. И я чуть застонала.

Он поднял на меня глаза, отпустил мои руки и взял в ладони мое лицо. Как в мягких тисках, оказалось оно в его сильных руках, и он заставил меня заглянуть в эти свои шоколадно-карие глаза.