Голубая луна

– Новгородцы, - крикнула она, привстав в стременах, - я воевать с вашим князем не собираюсь. Приехала попрощаться. Не пугайте гридней! Отойдите от ворот!

Толпа колыхнулась, по ней прошел гул. Люди переговаривались. Решали. Потом начали потихоньку отходить от башни, так что вскоре у ворот осталась одна только Герда, даже наемники отъехали.

– Ну, что, - крикнула Герда, оборачиваясь к крепости, - портки переодели? Тогда открывайте. Я приехала по приглашению Великого князя. Или он передумал?

– Я не передумал!
– Иван стоял на башне, смотрел на Герду.
– Извини, принцесса, за трусость моих людей. И ты, народ Новгорода, прости! Хотите войти, входите! Обещаю, ничего плохого с принцессой Герардиной в детинце не произойдет. Жизнью клянусь!

Ворота открылись, но Герда остановила двинувшихся, было, к башне людей.

– Не надо!
– Крикнула она.
– Князь слово дал.

– Юэль, Ян, Тильда, - обернулась она к наемникам, - составите мне компанию?

***

И вот они стоят друг против друга, Герда, а напротив нее Иван и Шарлотта. Бледные, пряча глаза, - Иван, впрочем, нашел в себе силы поднять взгляд, - смущенные, расстроенные, едва ли не раздавленные свалившимися на них обстоятельствами, не знающие, куда себя деть, что сказать. Они, но не Герда. Поэтому, наверное, пришлось начать именно ей.

– Закон - есть закон, - холодно сказала она, нарушив тягостное молчание. Смотрела она при этом на одного лишь князя Ивана. Шарлотта ее больше не интересовала и смотреть на нее Герде было неинтересно. Все, что она хотела увидеть, она уже увидела.

– Герда!
– всхлипнула Шарлотта, но Герда на это никак не отреагировала.

– Новгород не может позволить себе ни войны с империей, ни гражданской войны, - произнесла она вслух то, что должен был сказать ей сам Иван.

Но он молчал. Молчали и все остальные.

– Иван, не молчи!
– потребовала тогда Герда, по-прежнему, полностью игнорируя Шарлотту.

– Ты могла бы остаться с нами, - неуверенно предложил мужчина.

"Любовь втроем? Щедрое предложение! И как долго продлится мое стыдное положение при новгородском дворе?"

– Не обсуждается, - сказала она вслух.
– Собственно, я собиралась прийти к вам сегодня, чтобы сказать, что уезжаю. Как ни больно, но такова жизнь, таковы ее сраные законы.

При слове "сраные" Иван вздрогнул, а Шарлотта заплакала.

– Хотела сказать вам, что вы в этом не виноваты. Что я по-прежнему вас обоих люблю, и поэтому должна уехать.

– Хотела?
– нахмурился Иван.

Похоже, он кое-что уловил. Интонацию, грамматику фразы или может быть, заметил, как сгустилась вокруг Герды тьма. Хотела она того, или нет, но гнев никуда не делся, и удерживать его в узде ей было совсем непросто.

– Хотела, - подтвердила Герда его догадку.
– Предполагала... Но не скажу.

– Что случилось?
– Вот теперь его пробрало по-настоящему.

Шарлотта все еще тихо плакала, но, похоже, Иван уже понял главное: случилось что-то ужасное, непоправимое, что-то настолько омерзительное, что и он, и Шарлотта перестали быть для Герды теми, к кому она собиралась идти со словами дружеского прощания.

Герду, однако, его вопрос удивил.

"Он что, не знает?! Весь город знает, а он - нет?"

– Случилось?
– переспросила она.

– Случилось то, чего следовало ожидать, - продолжила она спокойно, без видимого нерва, после короткой паузы.
– Прошлой ночью на меня было совершено покушение, а вечером - еще два. Три покушения, Иван, или не знаешь?!

– Кто?
– голос Ивана сел, и он, казалось, не произнес вопрос вслух, а выхаркал его, выкашлял, хрипло пролаял.

– Твой телохранитель Лукьян, Иван.

– Он...

– Он мертв, - с откровенным сожалением в голосе сообщила Герда.
– Жаль, конечно. Его стоило бы допросить... Вдруг его послал ты? Нет? Ну, и слава богу! Но он был не один, и нам пришлось их всех убить. Семь человек, Иван. Семь! И всех я видела среди твоих гридней. Всех до единого!

– Господи! Герда, ты же понимаешь, что... Я даже не знал, что там были гридни... Мне сказали, было нападение, но вы отбились. Я, вообще, хотел, спросить, почему ты отослала стражу... Теперь понимаю...
– На него было страшно смотреть, попросту говоря, он был уничтожен.

– Я не...

Герда не думала, что убийц послал к ней князь Иван. Скорее всего, ближники князя предприняли попытку ее убийства по собственному выбору. Из лучших побуждений, так сказать, из любви к хозяину. Но это были его люди, - и, соответственно, он нес ответственность за их поступки, - и кроме того, оставалась вероятность, - пусть небольшая, но отнюдь не ничтожная, - что это был все-таки он. Почему бы, нет? Потому что клялся ей в любви?

– Спасибо за добрые проводы, Иван!
– сказала она, почувствовав приход зла.

Это было несправедливо и недальновидно, в лицо и при свидетелях обвинять Великого князя в подлости, неблагодарности и коварстве. Вот теперь, если бы он любил ее хоть на каплю меньше, чем утверждал прежде, Герде действительно не жить. Достаточно Ивану повести бровью, и гридни избавят его от настырной бывшей. Во всяком случае, попробуют это сделать, и, если будут продолжать "пробовать", ей не жить. Тягаться с целым государством не под силу даже такой сильной колдунье, как она. Но, похоже, Иван ее, и в самом деле любил.

– Герда!
– он все-таки взял себя в руки.
– Ты же знаешь, как я тебя люблю! Я бы никогда...

– Ирину ты ко мне тоже не подсылал?

– Какую Ирину?
– нахмурился совершенно сбитый с толку Иван, впрочем, так и задумывалось.

– Ах, да! Ты знаешь ее под другим именем. Ирина - это боярыня Василиса Борецкая. Она очень сильная колдунья. Чуть ли не глава новгородского ковена.

– Я даже не знал, что она колдунья.

– Теперь знаешь. К слову, она сказала, что ее послал убить меня князь Белозерский.

– Ты это точно знаешь?

– Я ее пытала, Иван, - покачала головой Герда.
– Жестоко, без снисхождения. Злая была, особо не церемонилась...

– Она?..

– Мертва, разумеется, ведь ты бы ее отпустил, не наказав, точно так же, как выпустил своего брата...

На самом деле, она хотела сохранить Борецкой жизнь, но потом передумала и свернула ей шею. Действительно была зла.

– Ты права, - тяжело вздохнул мужчина, неохотно признавая свою ошибку, свою нерешительность.
– Я снова проявил слабость... И зря. Глеб будет сейчас же арестован.