Голубая мечта(Юмористическая повесть в эпизодах)
Шрифт:
— Але, кто звонит? — отзывается Ярозубов. — A-а, это ты, белочка. Я весь внимание… Есть ли кто у меня? Да вот сидит напротив некто Котенька, старый друг, который лучше новых двух, он сегодня страдает тягой к самовыражению довольно странным способом, ему хочется выть непременно волком, как будто больше ничего нет более благозвучного в окружающей среде… Ты, белочка, можешь смело говорить. Кто там просится на прием к лучшему экстрасенсу нашего полушария? Кому надо срочно поставить диагноз?
Ярозубов одновременно показывает жестом, чтобы Дробанюк наливал, и, цокнувшись, пьет свою рюмку, не прекращая разговора по телефону. Дробанюк понимает, что Ярозубов рисуется перед ним, что ему очень хочется похвастаться успехами в своей хиромантии, которой он занялся не так давно.
— Ну-ка повтори, пожалуйста, его фамилию, — продолжает Ярозубов беседу по телефону
Ярозубов снова показывает кивком на бутылку: лей, мол. Дробанюк наполняет рюмки, подает ему и, одним глотком выпив свою, наливает себе снова. А Ярозубов все философствует по телефону со своей «белочкой» время от времени бросая на Дробанюка полные победной гордости взгляды. Да, задрал носик, Леша-Лешенька, вчера еще скромненький-прескромненький рентгенолог с кошмарно маленькой ставкой. А как занялся своей хиромантией, или, как там это дело называется, — так и стал всходить, как на дрожжах. И заморский коньяк стоимостью в несколько червонцев ему уже надоел, и в халат барский кровавый облачился, и клиентами перебирает. Следовательно, или уже поднагреб, или авансом хочется ему порисоваться.
— И какие на сегодня у тебя еще имеются кандидатуры, белочка? — закусывая коньяк сыром, с набитым ртом позволяет себе беседовать с какой-то ручной «белочкой» Ярозубов. — Фамилия Семикопытный, говоришь?.. Достойный клиент во всех отношениях?.. Момент, белочка, — тянется Ярозубов к радиодинамику, тихонько наигрывающему на стене над головой у него, — тут по радио замечательную песню Алла Борисовна исполняет. «Миллион, миллион, миллион алых роз…» — тебе нравится?.. Хорошая песня. Особенно текст. Представляешь — целый миллион роз? Меньше было бы — и песня не та была бы… Весь цимус в том, что именно миллион. Дух захватывает при мысли о том, что этот миллион продать можно было бы… Что значит утопия? Продают же люди. По рублику за алую розу. И живут себе на эту скромную выручку… Так вот, белочка, если этот Семикопытный способен продать свой домик и выручку потратить на любимую женщину, то я готов хоть сейчас выключить радио и повоздействовать на него своим могучим биополем… Ну, зачем же так прямолинейно воспринимать текст замечательной песенки? Собственное здоровье, вполне возможно, куда дороже любимой женщины. Сама должна понимать, как женщина и медсестра… Ну, так какие показания у этого Семикопытного, чтобы получать сеансы сенсорно-флюидного воздействия на его паршивый организм?.. Директор базы стройхозтоваров? Фьюи-и! Вот так птица!.. Да не в том смысле, что низкого полета, как раз наоборот. Это пернатое из таких заоблачных высот, что дух захватывает. Этот орел способен не один миллион роз швырнуть к ногам, если понадобится… Иду на прием, белочка, мое биополе полностью к услугам клиента Семикопытного. Но ты, пожалуйста, популярно растолкуй этому орлу с базы, что мое биополе требует весьма дефицитных удобрений, иначе урожай будет не очень весомым. Тем более, как мне подсказывает интуиция, диагноз у клиента Семикопытного весьма настораживающий. С такими показаниями его подлечить мог только один человек по фамилии Тони
Агпаоа. Это знаменитый филиппинский хилер, мой друг, с которым я встречался на всемирном семинаре по использованию биополей в повседневной терапии. Я бы мог, конечно, клиенту Семикопытному составить протекцию, но для этого надо было бы ехать на Филиппины, а это утомительно. К тому же Тони Агпаоа два года как умер. Одно утешение, что я еще жив-здоров. Словом, объясни гражданину все как надо. А от меня тебе, белочка, тоже много роз. Целый букет. И еще кое-что, конечно… Потом скажу, а то тут восседает чем-то встревоженный Котя Дробанюк… Пока.Ярозубов кладет, наконец, телефонную трубку и ожидающе смотрит на Дробанюка — что скажет тот?
— Эту стерву я знаю, — мрачно бросает тот.
— Кого — белочку? — удивленно спрашивает Ярозубов.
— Да какую там белочку! Семикопытного!.. Потрепал он однажды мне нервы только так!.. Бывший зэк, как пить дать. Стриженный тогда был под бобрик.
— Значит, стоит еще раз подстричь эту стерву? — улыбается Ярозубов.
— Обязательно! — И Дробанюк переворачивает бутылку, показывая, что коньяка там больше нет.
— В холодильник дотянешься? — кивком показывает Ярозубов. — И закусить, наверное, что-нибудь вытащи.
Не вставая с табуретки, Дробанюк открывает дверцу холодильника. Тот забит до предела всякой снедью: копченой колбасой, балыком, какими-то консервами. Рядом с начатой бутылкой того же «Наполеона» стоит поллитровая баночка с красной икрой.
— Тяжело холостому-неженатому, — бормочет Дробанюк. В другой раз он бы охнул при виде всего этого, но сейчас ему не до повышенных эмоций. — Горяченького никто не сварит ему…
— А мы привыкши, — с елейной улыбкой произносит Ярозубов, отвечая этим на подковырку. Затем жестом подбадривает Дробанюка. — Тащи побольше на стол, загрызать будем…
Дробанюк выкладывает на стол и балык, и икру, и консервы — все, что попадается под руки, и они с Ярозубовым по-варварски отламывают пальцами, откусывают зубами, зачерпывают хлебными горбушками, обходясь без ножей и вилок.
— Воспрянул ты, Леша, вижу, — с набитым ртом говорит Дробанюк. Затем показывает глазами на закуски — Выбился, значит, в хироманты?
— Какие еще хироманты? — недовольно возражает Ярозубов. — Я экстрасенс, понимаешь ли ты, что это такое?
— A-а, не все ли равно, — скептически хмыкает тот.
— Я биотоками лечу, био-токами! Разница как между небом и землей.
— Развелось вас таких сейчас — как собак нерезаных…
— Да таких, как я, если хочешь знать — единицы. А то и меньше, — сердится Ярозубов. Он сосредоточенно жует, размышляя, что сказать дальше. — Если не в единственном роде.
— Ну в каком же единственном? — искренне возражает Дробанюк. — Вон в Ростове, говорят, один дед практикует, в Донецке есть…
— То шарлатаны, — презрительно скривившись, говорит Ярозубов. — Невежественные проходимцы. Как правило, без образования. А я — профессиональный врач. Наряду с биотоками я применяю рентген, иглоукалывание и гипноз. Такое уникальное сочетание и дает уникальный эффект… Именно поэтому я как экстрасенс произвел, так сказать, экстрасенсацию! Только смотри, не ляпай, где не следует, — предупреждает он Дробанюка. — Я-то практикую неофициально, исключительно по личным просьбам, в виде дружеских услуг… Через ассистентку вынужден, как видишь, клиентов отбирать.
— Не бойся, ты меня не первый день знаешь, — успокаивает его Дробанюк.
— Первый не первый, а помнить надо об этом. А то меня в два счета с больницы кышнут.
— Эх! — при напоминании о больнице тяжело вздыхает Дробанюк.
— У тебя что — неприятности? — спрашивает Ярозубов. — A то ты сегодня как с креста снятый.
— Когда их не было, этих неприятностей? — безотрадно машет рукой тот.
— Развеяться надо, — советует Ярозубов. — Это я тебе как экстрасенс говорю. Любовница у тебя есть, Котенька?
— Развеяться-то можно, и любовница найдется. Да ведь завтра-до снова идти на службу горб гнуть, — делает прозрачный намек Дробанюк, пока что воздерживаясь от откровений. — Это если бы неделька была свободная под рукой…
— Ты хочешь, чтобы я тебе больничный на недельку сделал, так? — спрашивает Ярозубов, пронизывая его своим гипнотическим взглядом.
— Ну, если это несложно… — старается побеззаботнее говорить Дробанюк.
— Несложно только языком размахивать без надобности, — отрубывает Ярозубов. — Я ведь рентгенолог и к больничным доступа не имею. Как ты, например, к выписке стройматериалов — ну, там кафеля, линолеума, сантехники. Но я, если тебе надо, — разобьюсь, а сделаю. Усек?