Голубая мечта(Юмористическая повесть в эпизодах)

На прощание рыжебровый папаша в ответ на Дробанюково «спасибо, сочтемся» со злостью выплевывает сигарету и бессловесно уезжает.

— Скатертью дорожка! — цедит сквозь зубы ему вслед Дробанюк. Главное сделано, печень трески, хоть и всего одна баночка, — в портфеле. Теперь бы Обыгалова на крючок да армянский коньячок впридачу.

В «Торговых услугах» диспетчер, миловидная девушка лет двадцати с прозрачно-звонким голоском, на вопрос Дробанюка о приметном человеке низенького роста с как бы несколько загнутым вверх носом, который доставляет на фургончике продукты населению, сообщает нараспев, что его пока нет, но скоро должен быть, надо подойти со двора к автомобильным боксам в подвале.

Дробанюк идет туда и, на расстоянии наблюдая за боксами, в которых возятся мастеровые люди, человек пять, ждет Обыгалова. И когда тот, наконец, подъезжает, он почти вприпрыжку устремляется к нему. Причем, успевает явно вовремя, потому что мастеровые люди, — очевидно, автослесари, уже вербуют Обыгалова, предлагая составить им компанию.

— Войдешь в долю, Крючок?

Тот, озираясь на Дробанюка, с явным, как Дробанюку кажется, сожалением крутит своим вздернутым носом.

— Не-е, сегодня иду в гости.

— Тогда хоть рубильник свой припудри, — советуют ему с дружным хохотом.

И только теперь Дробанюк замечает, что нос у Обыгалова иссиня-рубиновый. Значит, пьет. А пьет — значит есть за что. Да это и понятно: на дефиците сидит человек, навар обеспечен.

По пути домой Дробанюк забегает за армянским коньяком.

— Вообще-то у меня такого пойла всегда полный бар 6 серванте, — объясняет он Обыгалову. — А тут, как на грех, в прошлое воскресенье подчистую вымели… Сам понимаешь — начальник главка в трест к нам приезжал из столицы, пришлось пригласить. Да и он сам заартачился, когда в ресторан тянули. Нет, говорит, только к Дробанюку. Он у меня в резерве на выдвижение, пусть угощает. А мне что — жалко для хорошего человека?

Дома дверь гостю открывает Ида Яновна. Она уже при полном параде: в бархатном, облегающем ее мощные формы, платье, с прической очень сложной архитектуры — такие можно видеть на фотографиях японских гейш.

Ида Яновна расплывается перед гостем в ослепительной, широкозубой улыбке, но Дробанюк наметанным глазом замечает, как ужесточается при этом взгляд жены. Значит, не приглянулся гость. Да и чем он, собственно, может очаровать? Пиджаком из искусственной кожи, невыразительного цвета галстуком под придуманным каким-то остряком названием «Долой с шеи ярмо цивилизации!», рубашкой в тюремную мелкую клетку да вздувшимися на коленках брюками с блеском от долготрения?! Или, может, это, так сказать, маскхалатность умышленная? Мол, мы — сама скромность, ножки по одежке протягиваем!

— Проходите, будем очень рады, — расстилается тем не менее перед гостем Ида Яновна. И хорошо, что туго знает свое домохозяйское дело. — Муж о вас так много хорошего рассказывал. Говорит, не было лучше в школе товарища…

«По несчастью», — про себя добавляет Дробанюк.

— Да? — польщенно крякает Обыгалов. — Это я мог… Это мне было раз плюнуть.

«Как дважды два мог», — усмехается Дробанюк.

Улучив минуту, когда гость остается в зале у накрытого уже стола, Ида Яновна зловеще свистящим шепотом спрашивает мужа:

— Кого ты привел?!

— Будь Спок, Идуня, — обороняется тот. — Это декорация. Ты лучше поинтересуйся, сколько у него сберкнижек. Да он подпольный миллионер, как пить дать.

— Пока что пить давать надо забулдыге, — чеканит та.

После рюмки армянского коньяку Дробанюк жадно набрасывается на закуску, а Ида Яновна сразу же отрезает от ароматного гуся увесистую ножку и кладет на тарелку гостю. Но Обыгалов сидит не прикасаясь ни к салатам, ни к ножке.

— Виктор Петрович! — удивленно уставляется на него Дробанюк. — Ты почему не вкушаешь?

— Пробуйте гуся, должен быть вкусный, — с напряженной любезностью добавляет Ида Яновна, пораженная этой невоспитанностью.

— Мгэ-гэ! — несколько смущенно прокашливается Обыгалов. — Я — это… после первой… мгэ-э… не закусываю.

— А-а! — с радостной облегченностью восклицает Дробанюк. — Так это поправимо! Идуня, ну-ка замени нам эти интеллигентские микрососуды. Дай нам, как старым школьным корешам, по истинно народному наперстку… Да, да, эти самые, — одобрительно говорит он, когда жена приносит с кухни стограммовые стопки.

Не успевает Обыгалов опрокинуть одну стопку, как Дробанюк тут же наливает ему вторую. Лишь после этого гость начинает кое-как ковыряться вилкой в закусках, а гусиную ножку, понюхав, кладет на тарелку, даже не попробовав. Зато на глазах веселеет, и когда Дробанюк в своем очередном тосте снова напоминает о старой школьной дружбе, Обыгалов вдруг нетерпеливо стучит по столу, не давая договорить.

— Врешь! — говорит он и с вызовом уставляется на Дробанюка.

— Как врешь? — ошарашенно моргает тот.

— А я вот тебя не помню!

— То есть как? — никак не может прийти в себя Дробанюк. — Я ж тебе сколько по математике подсказывал…

— Опять врешь! — обличительно прицеливается вилкой на него Обыгалов. — У меня с математикой завсегда все было в порядке…

— Постой, а Викентий Матвеевич!.. — приподнимается в возмущении Дробанюк. — Ты ж никак не мог выучить, сколько будет дважды два, вспомни!..

Обыгалов презрительно кривится.

— А че Викентий Матвеевич? Ну, делал для него обслугу. По адресу. Дважды два, толкую ему, у нас, в обслуге, одиннадцать, усек? А иногда и поболе. Потому как наценка! Согласился — как миленький… А вот тебя я не помню, — снова тычет он вилкой в Дробанюка. — Могу клятву дать.

— Ну что ты, Котя, упрямствуешь? — вмешивается в спор Ида Яновна. — Может, человек действительно не помнит? Главное, что вы оба помните Викентия Матвеевича. Значит, надо по-новому дружить и встречаться..

— Во, во! — с одобрением воспринимает это Обыгалов. — Дама — в точку. Все хотят со мной дружить, заводят связи.

«Скотина»! — багровеет Дробанюк от этой беспардонности.

— Всем я, Обыгалов, нужен, — продолжает тот, тыча на этот раз вилкой на себя. — Потому как обслуга! Сделай то, сделай это. Сделай срочно зеленый горошек! А если завоза нету? Сделай из собственного резерва, потому что у Крючка завсегда завоз. Сделаю, кому нада!

— Вот именно, — с кислым энтузиазмом поддерживает Ида Яновна.

— Конечно, конечно, — вынужден согласиться и Дробанюк. Хотя внутри у него все полыхает.

— А жлобов не уважаю! Не уважаю! — пристукивает вилкой по столу для пущей убедительности Обыгалов. — Если хорошая обслуга, то и дважды два должно быть как положено, верно? Вот такая сейчас математика!

— Это уже как положено, обязательно, — поспешно заверяет его Ида Яновна. — Мы, например, никого никогда не обижали. И вас, Виктор Петрович, не обидим.