Голубое марево
Шрифт:
— А это потому, что стоите у самой подошвы, — сказала девушка.
— Свой аул, своя гора — вот и защищаешь.
— Посмотрите вокруг, — попросила девушка.
Косайдар повел взглядом по сторонам.
— На восток, — сказала девушка. — На дорогу, по которой вы сюда приехали.
— Вижу огни какой-то машины, — сказал Косайдар.
— На каком она расстоянии, как вы думаете?
— Двадцать… двадцать пять — тридцать километров.
— Восемьдесят — девяносто, — объявила девушка. — А сколько между нею и нами еще всяких гор и перевалов! И этот вот наш небольшой, с тюбетейку, холмик выше всех.
— Да… — протянул Косайдар, вынужденный
— Вон та гора, что как раз под луной темнеет, — сказала девушка, вытягивая вперед подбородок, — Жауыртагы — Лошадь с больной спиной.
— Ага… — сказал Косайдар. — Это которая с горбами?
— Да. А левее от нее — Шубарайгыр — Пестрый жеребец.
— Увидел.
— Ничего вы не увидели, — сказала девушка. — Мы слишком далеко от нее. Она видна только днем. Она к нам боком стоит.
То, что он принял за гору, было темной тучей, осевшей на горизонте. Косайдар рассмеялся.
— А, так это не гора, это, стало быть, туча.
— В стороне той тучи ваш Каркаралинск, пожалуй. Или еще немного правее…
Косайдар снова рассмеялся.
— Шубарайгыр… Жауыр… Жорга… а вот, скажем, Алыпсок [77] или Борибасар [78] — таких мест нет у вас?
— Есть, — ответила девушка холодно. — Озеро есть. Собачье озеро называется. Вот там.
— Интересные люди здешние казахи. Дают названия, какие только взбредут в голову.
— Ну, а вы знаете, почему именно такие названия в здешних краях?
— Знаю, — ответил Косайдар. — Мать рассказывала. Когда Айбас-батыр искал аул Баян, он оставил здесь своего загнанного иноходца.
77
Алыпсок — Бери и бей.
78
Борибасар — Волкодав.
— Верно, — сказала девушка. — Так говорится в «Козы-Корпеш-Баян-сулу» [79] . Но, по-моему, было не совсем так… — Она вдруг замолчала, прислушиваясь к чему-то, и, постояв еще немного, высвободила из-под пиджака руки, расстегнула пуговицы. — Вы продрогли…
Косайдар снова набросил пиджак ей на плечи.
— Вернемся, — сказала девушка. — Вон уже все расходятся.
И действительно, между домами замелькали темные фигурки. Доносились приглушенные расстоянием голоса. Кажется, разобрали уже и алтыбакан. Было слышно, как скребли по земле и поскрипывали шесты, которые волочили за собой дети. В крайней юрте, огонь в которой все еще не был погашен, широко откинулся полог двери, и показался кто-то во всем белом. Держа войлочный полог приподнятым, человек постоял так некоторое время, — в полосе света из юрты были видны лежавшие на привязи у входа козлята и ягнята.
79
Лиро-эпическая песнь
о несчастных влюбленных Баян и Козы.— Эй, Усен, — прокричал человек старческим женским голосом. — Где твой старший брат? Косайдара-агу не видел?
— Не знаю где, Ай-аже, — откликнулся мальчишеский голос откуда-то из-за юрт. — Они все давно уже к роднику ушли.
Ай-аже, прикрыв дверь, побрела к центру аула, в темноте белел длинный ее кимешек, волочащийся по земле.
— Вон бабушка тебя ищет, — сказала девушка, впервые за весь вечер переходя на «ты». — Иди домой.
— Старики — интересные люди, — смеясь, покачал головой Косайдар. — Думают, враг нас здесь подстерегает? Или сами они не были молодыми?
Оживившийся на недолгое мгновение аул вновь погрузился в тишину. Никто не попадался Ай-аже навстречу, чтобы она могла спросить о внуке. Наконец она начала звать Косайдара, окликая его по имени.
— Я здесь! — закричал Косайдар; грудь ему вдруг так и переполнило радостью.
— Ой, господи, — испугалась от неожиданности Ай-аже. Она дошла уже почти до окраины аула и теперь, резко остановившись, огляделась по сторонам. — Бисмилла, бисмилла… Откуда он… джинн или шайтан?..
— Это я, Косайдар. Я стою на вершине горы. Сейчас приду! А рядом со мной здесь… — Но кто рядом с ним, сказать он не смог — девушка зажала ему рот ладонью.
— Напрасно, — сказал Косайдар, беззвучно смеясь. — Теперь тебя начнет искать твоя бабушка, будет беспокоиться.
— У меня нет бабушки, — сказала девушка.
— Ну, тогда никто не будет искать. Пошли.
Вершина горы представляла собой плоскую, изогнутую дугой площадку, заросшую серебрящимся ковылем. От самого центра ее уходил вниз глубокий овраг с петляющим, извилистым входом. На лунном свету он как бы дымился голубоватой пылью. Некоторые места его темнели округлыми котлованами.
— Пойдем так…
Девушка не возражала.
Зиявшие глубокими провалами, эти темные пятна в овраге оказались зарослями высокого кустарника, местами редкого, местами же стоявшего тесной, сплошной стеной. Снизу ветки его густо оплетал ковыль. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Старый, вековой овраг с круто и высоко уходящими склонами еще не отдал накопленное дневное тепло. Переполнявший его мягкий теплый воздух, казалось, застрял в ветвях кустарника.
— Давайте посидим, — сказала девушка, первой вошедшая в заросли, останавливаясь на небольшой, с трехкрылую юрту, полянке.
— Сыро ведь…
«Я дурак», — тут же пронеслось в голове у Косайдара.
— Ну и пусть, — отозвалась девушка. — У меня ноги устали.
Косайдар поспешил исправить свою ошибку.
— Погоди… — Он снял с девушки пиджаку сложив его подкладкой наружу, намереваясь постелить на землю.
— Оставьте, — испугалась девушка. — Нельзя садиться на мужскую одежду.
Косайдар опять смешался.
— Мы ведь вдвоем — один человек, — зашептал он потом девушке на ухо. — Так что можно.
Но девушка не согласилась и теперь.
— Нарвем лучше травы, — сказала она.
Нагнувшись, они нарвали немного травы. Сели рядом и обнялись, накрывшись пиджаком. Земля была совсем не сырой. Ковыль, до которого не дотрагивалась ни одна скотина, казался верблюжьей шерстью. Густой, мягкий и теплый.
— Какая ты суеверная, — сказал Косайдар.
— Я знала, что встречусь с тобой, — сказала девушка.
— Что, на бобах гадала?
— Здесь вот… — пробормотала она. — Именно здесь, в этом кустарнике, он и пасся.