Голубое поместье

— Да ладно, оставь это, Рут! В чем дело? Он стар, слаб, беспомощен и одинок.

— Он отбирает у меня мою дочь!

— Это смешно. Ты должна понимать это.

— Я знаю лишь то, что вижу! Я вижу, что все вы в заговоре против меня. Вы вступили в сговор, чтобы вернуть этого человека в мой дом, отобрать его у меня…

— Рут, ты говоришь безумные вещи; какой-то параноидальный бред, — произнесла Алисия преднамеренно рассудительным тоном.

— Сегодня было три телефонных звонка, — сказала Рут снова негромко, и они едва не пропустили эти слова мимо ушей.

— На работу? — спросил Саймон. — Неизвестные звонили тебе во время занятий в школе?

— Дважды во время уроков и один раз за ленчем.

— Моя дорогая! — Алисия села рядом, обняв рукой Рут за плечи. — Как это ужасно, нечего удивляться, что ты расстроена.

— Понимаешь, звонил он. Он или его твари. — В голосе Рут слышалась убежденность. Она встала, отстранив Алисию, подошла к раковине и, взяв один из бокалов из сушилки, решительным движением разбила его о плитки пола. — Мне бы хотелось убить его. Мне бы хотелось… — Она умолкла. — Эти твари повсюду сопровождают его, они стоят за всем. Они звонят мне и рассказывают, что он делает с Кейт. Они говорят такие жуткие вещи, которых я потом не могу забыть…

— Почему бы тебе просто не бросить трубку? — отозвался Саймон без особого сочувствия. — Зачем слушать такое? Раз это не твои любимые ягнятки, самаритянка, значит, можешь и отключиться.

— Я слушаю потому, что хочу узнать, почему он делает это! Чего он хочет, чего добивается?

— Ты сама это сказала, — спокойно ответила Алисия. — Он хочет получить дом и выгнать тебя. В этом все дело.

— Но я никогда не впущу его, никогда, что бы он ни делал!

В дверях в холл послышался звук. Подняв глаза, они увидели Тома, глядевшего на разбитый бокал на полу. В руках его была стопка листов.

— Я… простите, я случайно подслушал. — Он прочистил горло. — Я решил прогуляться, подышать воздухом. Я не хочу ужинать. Если вы увидите Физекерли Бирна, не могу ли я вас попросить, чтобы он пришел и забрал меня из библиотеки попозже — часов в десять?

После необычайно официальной фразы он чуть запнулся. Все молчали.

— Пожалуйста, передайте ему вот это. — Том положил листки на стол. — Я хочу, чтобы он прочитал их. — Он оглядел их лица и, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь, сказал:

— Простите.

— Проклятая книга! — воскликнула Рут. — Если бы только он больше уделял внимания Кейт.

— Безразлично, — отозвалась Алисия. — Это происходит само собой.

— Я знаю, чего ты добиваешься. — Рут посмотрела на Алисию с презрением. — Ты хочешь форсировать события, правда? И управлять всеми нами в ходе своей давней свары? Ты прислала сюда Тома, поскольку знала, что он будет писать эту проклятую повесть, а твой бывший муж попытается в очередной раз наложить свои загребущие лапы на мой дом. Словом, за всем этим надо искать тебя, так?

— Какую чушь ты порешь, моя дорогая. — Алисия ласково взяла Рут за руку. — Почему бы тебе не прилечь?.. Вот что, прими ванну или душ перед обедом. А мы с Саймоном все приготовим…

— Не смей заботиться обо мне, Алисия! Не смей заботиться обо мне! Я не позволю, чтобы ты манипулировала мной! — Растрепанные волосы окружали лицо Рут. Глаза ее пылали яростью. Повернувшись, она вылетела из комнаты. Шаги ее простучали в холле, потом в библиотеке, с певучим звуком упала крышка фортепиано.

Эти повторяющиеся, постоянные ноты, а потом ее сильный голос во всей первозданной красе наполнил дом.

Внезапной и прожорливою пастьюКак пес впилась в меня любовь…

— Мне ненавистна эта песня, — сказал Саймон. — Из немногих шедевров Дюпарка я терпеть не могу лишь ее.

Рука Алисии дрогнула, останавливая его резким жестом.

— Как по-твоему, когда в последний раз пела Рут? — спросила она негромко. — Почему же она поет сейчас, почему именно сейчас?

Они глядели друг на друга, песня приближалась к своему загадочному концу.

«— Почему ты теперь никогда не заходишь к Джону?

Лайтоулер отрывается от наброска в альбоме, они рисовали западный фасад дома, и в библиотеке что-то блеснуло. Бинокль, отметил он. Дауни следит за нами.

— По-моему, Джон еще не принимает гостей, — отвечает он кротко.

— Ты скорее похож на члена семьи, — говорит Элизабет. — Яне сомневаюсь в том, что он будет рад твоему обществу. Он живет очень уединенно, ты это знаешь.

— Разве может мужчина предпочесть твое общество чьему-нибудь другому? — Лайтоулер опускает альбом. Он принял решение. Довольно прятаться в темноте. Следует устроить свое положение в доме, прежде чем Маргарет вернется из США. Пора отделаться от Дауни.

Срок Элизабет близок. Глаза его останавливаются на ней ненадолго, и она покоряется их привычным чарам.

Пальцем поворачивает к себе ее подбородок. Губы его грубо впиваются в ее рот; остекленевшие глаза Элизабет едва ли что-нибудь замечают.

Их разделяет ее раздувшийся живот. Ему все равно. Он находит в этом что-то волнующее. Он разворачивает ее, задирает юбки, а другой рукой спускает верх брюк.

Входя в нее, он смотрит поверх склоненной головы на библиотеку, в которой еще поблескивает бинокль. Рот его в восторге растягивается.

Закончив, он не дает ей времени привести в порядок одежду или поправить волосы. Он вновь привлекает Элизабет к себе и впивается в ее рот, прикусывая губы, так что проступает кровь, — не выпуская ее из ловушки своего взгляда, удостоверясь, что транс не оставил ее.

А потом хватает ее за руку и увлекает через лужайку, через розарий — на террасу к дверям в библиотеку. Распахивая их, врывается в комнату. Книги падают с полок, распахиваются на полу, разбивается фарфор, рассыпаются цветы.

Он обнаруживает перед собой ствол ружья.

— Оставь ее. — Шепот Дауни едва слышен. Он держит винтовку у плеча, Лайтоулер знает, что калека не сумеет долго продержаться в этом положении. Дыхание его и так уже дрожит. Глаза его похожи на черные ямы.

— Ну как, понравилось представление? Правда, волнующее зрелище?