Голубой берег

— Яман, — сказал Карабек, — плохо. Ветер на козлишка идет, сейчас козлишка людской запах слышит, козлишка убегает.

— Идем скорей, — сказал я.

Я решил попытать счастья и быстро, насколько это позволял проваливавшийся снег, пошел между обломками скал вверх. Вскоре я вспотел и начал задыхаться: высота в четыре тысячи метров давала себя чувствовать. Все же я решил посмотреть, где козел, ибо высокие обломки заслоняли его от меня.

Приподнявшись на руках, я влез на небольшой обломок и пополз по скользкому черному краю, достиг верхушки его и осторожно выглянул.

Как и предсказывал Карабек, почувствовав запах людей, козел уже удалялся к верхушке горы.

«Все равно уйдет, попробую», — решил я и быстро перевел курок с предохранителя на боевое положение. Затем, поставив прицельную рамку на шестьсот метров, поспешно прицелился в козла и выстрелил. И тотчас же, словно по команде, больше десятка козлов выскочило метрах в ста от меня из камней и стало удирать на верхушку горы.

— Что я наделал? Ведь если бы подойти поближе, я бы их всех перестрелял…

Появление козлов меня ошеломило, и я прозевал наиболее удачное положение. Но все же я сделал несколько выстрелов по исчезавшим за верхушкой скалы козлам и не попал ни в одного.

Спустился я расстроенный и смущенный. Саид покачал головой и начал укоризненно что-то говорить.

Поехали дальше. Через полчаса остановились снова. Карабек, не говоря ни слова, свернул быка в глубокий снег налево и заехал в щель. Кутас в зимних условиях — снегоочиститель пути. И Тамерлан блестяще справлялся со своей задачей, проламывая своей грудью дорогу в сугробах За ним на этот раз ехал Саид на черном верблюде, а за Саидом — я. Повернув в ущелье направо, мы спешились.

— Козлишка четыре штуки та сторона горы есть… — сказал Карабек, — надо гора лазить.

Я влезал на бугры, на камни, совершенно выбился из сил, купаясь в собственное поту, но не мог никак долезть до верхушки. Саид первый исчез наверху. Затем он снова показался, несколько спустившись к нам, помахал рукой, и мы пошли влево.

— Козел на другую гору пошел, — пояснил Карабек. — Ты идешь влево, а я — сюда, вправо, на север; на горе очень хорошо видно, далеко не стреляй…

Я так и поступил. Поднявшись наверх и не доходя до самой верхушки, я присел отдохнуть и тут же увидел высовывавшуюся из-за камня голову козла. Очевидно, он пасся за камнем, не замечая опасности.

От меня шел пар, и я задыхался от быстрого подъёма. Прицелившись в темное пятно, я хотел выстрелить, но винтовка дрожала в руках. «Надо успокоиться, а то все равно не попаду», — подумал я и, опустив винтовку, сел на корточки. Вдруг темное пятно, которое я принимал за козла, поднялось вверх и оказалось человеческой головой в папахе. Я удивленно уставился на нее. Голова заметила меня, сейчас же спряталась, но потом появилась вновь, и из-за камня вышел… Джалиль Гош. Очевидно, он тоже охотился.

Он нерешительно двинулся ко мне.

— Здравствуй, здравствуй, — сказал он и, пожав мне руку, быстро оглянулся несколько раз кругом. — Якши винтовка… — оказал он улыбаясь и, подойдя вплотную, потянул винтовку у меня из рук.

Но я не выпускал винтовку. Джалиль снова потянул ее к себе.

— Ташла — бросай! — сказал я.

Но он засмеялся, глаз его за стеклами темных очков не было видно.

— А ну, кто сильней будет, — сказал Джалиль Гош и снова потянул винтовку к себе.

Я вспомнил все разговоры о Джалиле, рассказы Барона о том, что он бандит и самый отчаянный контрабандист. Встреча с ним с глазу на глаз в горах не могла быть приятной. Однако я, сделав равнодушное лицо, протянул ему ружье.

— Ты хочешь посмотреть ружье? — спросил я. — На, пожалуйста.

Сам я сел на камень и принялся сворачивать папироску, одним глазом следя за Джалилем. Он тем временем осмотрел ружье, погладил его рукою и хмуро уставился на меня.

— А если я тебя убью? — вдруг спросил он.

Вопрос был неожидан.

— Ну что ж, — сказал я спокойно. — Значит, я буду убитым. Только и всего… Только ты меня не убьешь. Это я знаю. Тут уже он удивился.

— Отчего же? Что ты мне сделаешь? Пойдешь жаловаться Барону?

— Зачем мне Барон? Меня Барон не слушает.

— Ты с Бароном — одно и то же! — сказал Джалиль и выругался. — И ты советская власть и Барон — советская власть…

— А почему ты не любишь советскую власть?..

Мы сели на камень. Джалиль тоже закурил, отдал мне ружье.

— Вот что, Джалиль, — сказал я как ни в чем не бывало. — Мы уезжаем. Нам нужны караванщики. Пошел бы ты к нам в караван?..

Джалиль от неожиданности умолк и с изумлением уставился на меня.

— Знаешь, я тебя в самом деле убью, — оказал он. — Ты мне не говори такие вещи. Джалиль — не караванщик. Джалиль — не верблюдчик…

Мы посидели еще некоторое время молча. Джалиль нахмурился, задумавшись, потом сплюнул папироску и встал.

— Сары-кар, — сказал он, не глядя та меня, — желтый снег придет, откроются перевалы в Кашгар, дороги в долину… Джалиль Гош уйдет отсюда далеко-далеко… Здесь Барон, здесь гнилые люди, здесь надоело охотнику Джалилю…

Он посмотрел задумчиво в сторону, вниз, в долину, как будто действительно там уже открылись дороги и зазеленели поля, и, вскинув ружье на плечо, не попрощавшись, зашагал прочь. Он ловко перепрыгивал через снежные уступы. Я увидел его высокую черную фигуру, движущуюся среди белого океана горных снегов и туманов. До меня донеслись обрывки песни:

«Скоро, скоро появится Сары-кар. Желтый снег съест белый снег. Откроются дороги в Кашгар, в Фергану, в Каратегин, в зеленые долины».

Вскоре он скрылся из виду. Я пошел тоже вниз, по уступам, разыскивать Карабека и Саида и вскоре услышал выстрел. «Наши охотятся», — решил я и прибавил ходу.

Скатываясь и сползая по некрутому склону, обогнув скалу, я очутился в долинке. Здесь я увидел двух охотников.

Но это были не наши. Первый был Барон, а второй — тот низенький вчерашний японец, которого мы встретили у Барона. Японец был с ружьем, а Барон без ружья.

Скатился к ним я неожиданно для себя, да и наверное для них. Барон от изумления начал гримасничать, как обезьяна, и потом здороваться со мною.

Японец вежливо поклонился мне и протянул руку. Не зная, о чем говорить, мы молча смотрели друг на друга. Он разглядывал меня прищурясь; японец заговорил первый.

— Агроном? — спрооил он меня.

— Да.

— О! Я тоже почти агроном. Вы занимайся ячмень. Высокогорный ячмень для семена…

— Да.

— Я тоже немножко занимайся ячмень. О, замечательный культур. Только здесь нельзя сей ячмень, нельзя сей пшеница. Он не будет расти здесь. Очень дикий, голый место.