Голубой берег

— Мне, Джалиль, надо перевезти в Гарм ячмень и обратно доставить семена. Я же тебе говорил. Их нужно успеть посеять, чтобы в Алайской долине росла пшеница. Только и всего.

— Мне нет дела до твоей пшеницы! Убирайся, куда хочешь. И Голубой берег пусть тебя убьет, как хочет…

— Ты боишься Голубого берега?

— Джалиль не боится Голубого берега! — рассердился Джалиль. — Джалиль ничего ему не сделал! Он сам едет теперь в Большую Дувану.

Новый, еще более сильный раскат грома раздался в ущельях. Стало тихо. Смолкли на минуту крики ишаков, за забором крикнул петух и замолк, словно кишлак прислушивался: где-то летела очередная лавина с гор.

— Ну вот, — сказал Джалиль. — Еще я хотел сказать: я тоже еду к Дувану. Я дорогу знаю. Едем вместе.

Так неожиданно закончив разговор, он отправился к своему коню. За мной пришел Карабек.

— «Молчащий язык» опять едет? — спросил он.

— Да, он знает дорогу.

Карабек насупился.

— Ага, Джалиль знает дорогу, а Карабек не знает дорогу, — сказал он. — Хорошо. Карабек стал плохой. Он может остаться здесь…

Я попытался успокоить его: «Один человек хорошо дорогу знает, два — еще лучше». Но 'Карабек остался недоволен. Он поставил своего коня в самый конец каравана, сел на него и стал глядеть в сторону с самым безучастным видом. Однако через минуту он крикнул мне:

— Хорошо, начальник, а петь тоже Джалиль будет? Смотри, молчит, не поет каравану ничего; молчащий проводник — плохой проводник. Он худо проводит караван. Я петь не буду!

— Ну тогда мы погибли! — испуганно сказал я.

— Хорошо, я буду петь! — крикнула, смеясь, Сабира и поскакала вперед. За ней двинулся Саид. Сабира звонко запела.

Мы тронулись в путь. Покачивая неодобрительно головой, Карабек продолжал ехать сзади.

Часть третья

ОВРИНГИ

Мы въехали в страну Каратегин. Алайская долина осталась за перевалом.

Как будто в совсем другой мир попали мы. Кругом зеленела трава, стада тучных коров паслись на лужайках. По склонам ходили отары овец.

Правда, горная тропинка была еще в снегу. И в вышине сверкали ледники. Но солнце сильно пригревало землю, и снег быстро испарялся.

Сурки сюрчали, внимательно разглядывая нас.

Китайские музыкальные галки — разновидность альпийских галок — стаями летали над нами с громким пением. Ехать здесь было после перевала отдыхом, хотя путь был очень далек от совершенства; под нами двигались оползни, кое-где вообще отсутствовали признаки дороги.

Через несколько дней пути мы проехали кишлак Малую Дувану. Кишлак этот живописно расположен в долине у подножья синих гор.

Речка Кок-су, стекавшая с гор, была голубого цвета благодаря большой примеси синей глины.

За кишлаком Малая Дувана расположен кишлак Большая Дувана, а между ними находится знаменитый Голубой берег. Был он знаменит своими беспрестанными каменными обвалами и осыпями.

Дервиши в обоих кишлаках на двух концах Голубого берега собирали с проезжающих подаяния на могилу святого. За это они молились богу, чтобы камни, летевшие с гор, не убили путников на Голубом берегу.

Потеря животных при переездах обычно составляла до тридцати процентов, потеря людей — до десяти процентов. Но ранней весной этот процент бывал и гораздо выше.

Сейчас же еще не оттаяли как следует склоны и на вершинах синих гор лежал крепкий снег, поэтому камни здесь еще не сыпались.

При выезде из кишлака Малая Дувана каждый из караванщиков роздал мелочь нищим-дервишам.

— Даст бог хорошего пути! Даст бог! Даст! Нам — мелочь, вам — дорогу, агроному— хорошую пшеницу в Гарме! — кричали дервиши, подмигивая и кривляясь.

— Откуда они узнали о цели нашего путешествия? — удивился я. Поистине молва летела впереди нас по воздуху. Угнатъся за нею было невозможно. Да и не хотелось над этим задумываться; путь был спокоен и удивительно красив.

Сабира сдержала обещание: она беспрестанно пела, и ее звонкий голос отдавался в вершинах скал и эхом повторялся где-то вдали. Она прислушивалась к этим голосам и хохотала. Тогда там тоже хохотали разные голоса. Это забавляло Сабиру.

— Сабира, слышишь, еще кто-то поет? — кричал я.

«…Слышишь… — повторяли голоса. — Слышишь?.. Слышишь?!!

— Слышу-у! Слышу! — кричала Сабира и принималась петь, о чем думала:

— Чьи это голоса? Оправа, слева и спереди; это все едут девушки Сабиры. Много девушек. Они все из Алайской долины. Все они едут в Гарм. Там они все поступят на рабфак. Обратно они все вернутся агрономами…

…Потом она перечисляла весь караван: за скалами едет, оказывается, много агрономов, много Шамши, много Саидов и много даже собак Азамов, — слышите, как они все лают?

— Только Джалиль Гош и Карабек один, один, — запела Сабира. — Потому что они молчат, как рыбы, у них нет голоса!

Этого Джалиль не выдержал. Он схватил ружье и остановил своего коня.

— Нет, не один! — закричал он. — Джалиль — большой голос! Джалиль — охотник! Слышишь?

Он выстрелил, и мы все услышали голос Джалиля, прокатившийся по скалам.

Я оглянулся незаметно на Карабека, делая вид, что смотрю на скалы. Карабек по-прежнему ехал сзади. Но по всему видно было, что ему давно уже не по себе; он вертелся вылезал с конем в сторону и вообще всячески проявлял беспокойство. Наконец, он свернул коня в открывшуюся сбоку долинку, и вдруг оттуда раздался его выстрел.

Через некоторое время из-за поворота, догоняя нас, показался Карабек. Лицо его было в крови, он размахивал руками. Я испугался. Мы остановили лошадей.

— Что такое? — крикнул я и удивился, увидев сияющее лицо Карабека. Карабек вез убитого козленка. Не слезая с седла, он протянул его мне.

— Пей, начальник! Пей свежую кровь — голова не будет кружиться. Опасные места будешь крепко ехать…

Я вначале отказался от этого угощения, но потом попробовал, чтобы не обидеть Карабека. Кровь была противна на вкус. Все остальные караванщики остановили лошадей и принялись пить по очереди. Они прикладывались к козлу деловито и серьезно, как прикладываются в пути к общей фляге с водой. Они вытирали губы рукавами и передавали козла дальше. Последним попробовал Джалиль Гош и передал козла Карабеку.

После этого мы двинулись дальше, и Карабек поехал опять рядом со мной как ни в чем не бывало. Только пока он еще не пел громко, а что-то мычал себе под нос, без слов. Ему очень не нравилось, когда Джалиль показывал мне что-нибудь первым. В таких случаях он не противоречил, а только пожимал плечами и, сердито ворча, хмурился.

Дорожка круто вела вверх и поворачивала то влево, то вправо по направлению реки. Почти все дороги Памира, за очень редким исключением, вдут по долинам рек. Уже после перевала мы все время ехали по тропинкам, расположенным на различной высоте над Сурх-Об.