Голубой берег
Шрифт:
Но прошло вдвое больше времени, чем надо было, чтобы собака подохла, а домулла и не думал умирать. Саид удивился, но не знал главнейшего, что домулла, страдая желудком, ел только белые лепешки из чистой муки-сеянки, которую ему на золото покупали в Таджикзолоте, в Гарте. И что он сейчас не ел лепешки из муки перемолотого и отравленного зерна.
— Вы видите, — оказал домулла, — я жив.
Пораженные, Асан и Саид молчали. Они ясно видели, что съеденная лепешка не действует на домуллу. Ведь домулла жив и ругает их паршивыми собаками.
Среди бури криков дервиши быстро
Вдруг Саид, прыгнув вперед, поднял кусочки белой лепешки с пола, которая упала из рук домуллы во время еды, и старался перекричать шум и рев толпы..
Саид, показывая домулле кусочек лепешки, сказал:
— А ведь она белая, другие лепешки серые.
— Не веришь? — закричал домулла.
— Нет… — нерешительно ответил Саид.
Мулла схватил новую лепешку, начал ее есть, запивая чаем, который разносили дервиши. Ведь он-то наверное знал, что освящен неотравленный хлеб.
В углу крыльца, сидя на корточках кружком, весело перебивая друг друга, ели лепешки Джолдывай, Барон и Туюгун.
— Оминь облога акбар. Оминь облога акбар… — неслось отовсюду.
Тем временем мы слышали издалека крики, рев, секунды тишины, вновь крики, почти бегом подбежали к кишлаку и здесь только перевели дух.
Первым, кого мы увидели, тихонько пробираясь в кустах, был Барон. Он сидел на корточках и, схватившись за живот, тихо стонал.
Карабек даже засмеялся от радости, но я понял весь трагизм положения и бросился к мечети с заднего хода. За мной бежали Карабек и Джалиль.
Многие уже начали чувствовать отравление. Тем более, что все с утра постились и целый день ничего не ели. Так распорядился домулла, желая придать зрелищу больше торжественности.
К тому моменту, когда я вбежал на крыльцо мечети через задний ход, уже многие почувствовали боли, но находили силы скрывать их от присутствующих.
— Не ешьте! — закричал я, вбегая на крыльцо.
— Не ешьте! — кричали Саид по-таджикски, а Карабек по-киргизски.
И вдруг наступила тишина. Я не знаю, с чем сравнить потрясающее впечатление от нашего появления: в таких случаях обычно сравнивают с впечатлением от внезапно разорвавшейся бомбы или с появлением привидения. Было так тихо, что слышался звон в ушах. Нас считали мертвыми, и вдруг мы воскресли. Домулла зажмурился и махал руками, как бы отгоняя мух. И в наступившей тишине раздался его тихий, но отчетливый стон сквозь зубы. Он напомнил мне горниста, играющего вечернюю зорю.
Фиолетовые тени потемнели и полезли по горам, но верхушка пика Ленина еще сверкала багряными зарницами.
— Дехкане, заседание продолжается! — сказал Карабек в наступившей тишине. — Лепешки, ядовиты, и вас просто отравили!
— Это джины, это джины, злые духи, не слушайте их! — кричали дервиши, снуя в толпе и окружая нас плотным кольцом.
Ho в руках у нас было оружие, и они боялись сразу нападать. Как и всегда, они хотели натравить толпу, а сами остаться позади.
Однако настроение толпы менялось. Люди слушали не столько нас, сколько то, что происходило сейчас у них в желудках. Начались
стоны.— Бей их, бей дервишей и муллу! — вдруг неожиданно закричал Карабек, и толпа бросилась на дервишей.
Они этого не ожидали. Толпа, которая еще десять минут назад была послушной, взбунтовалась.
— Что ты сказал, ты с ума сошел! — закричал я. — Ведь мы не уговаривались, чтобы ты так агитировал!
Тем временем дервиши поняли смертельную опасность. Толпа сейчас бросится на них: так дрессированный медведь вдруг бросается на своего хозяина. Дервиши обратились в бегство. Некоторых дехкане успели поймать и избивали камнями. Тут выскочил вперед председатель сельсовета. 0н приказал арестовать муллу и дервишей, но не избивать их.
— Мы их судить будем! — говорил он.
Его приказания беспрекословно исполнялись. Перелом произошел коренной.
Вдруг несколько старцев, пробившись к нам, бросилось на колени.
— Пусть советская власть спасет нас от яда, мы не хотим умирать! — они протягивали руки.
Об этом надо было сейчас же думать.
— Что делать? — опросил Карабек. — Много бедняков лепешки ели, их спасать надо!
— Очень просто, — сказал я, — пусть сейчас же сюда принесут свежее молоко, я туда налью лекарство, и они выпьют!
Яд, которым протравливалось зерно, не настолько силен, чтобы сразу отравить человека, но смертные случаи, конечно, будут, если не принять мер.
Барон, катаясь но траве, был за мечетью. С винтовкой в руках Саид разыскивал Джолдывая.
— Молоко несите, молоко несите! — кричали кругом.
Всадники поскакали по кишлаку. Весь кишлак поднялся на ноги. Кричали жены, и визжали дети. Несли в деревянных чашках молоко и сливали его в деревянную бочку. Все толпились кругом. Тут я вдруг заметил отсутствие Джалиля Гоша. Он исчез.
Зажгли несколько больших костров, и они осветили всю площадь перед мечетью. Стоны неслись со всех сторон. Это напоминало мне поле битвы.
Стало очень тесно. Все боялись отойти в сторону от бочки с молоком, рвали друг другу халаты. Глядя на это трагическое и смешное зрелище, дехкане, не принимавшие участие в «трапезе», смеялись и издевались над теми, кто засовывал два пальца в рот.
— Захотели милости аллаха? Зачем же вы выбрасываете ее вон?
Председателю принесли список дехкан, получивших лепешки в обмен на овец и зерно. Это был большой список. По нему мы решили выдавать и молоко.
Я зачерпнул первую пиалу молока.
— Мне, мне! — закричал домулла.
— Нет, — сказал Саид, — пусть аллах тебя спасет!
— Правильно! — закричали все.
— Кто верит, что аллах спасет, тому не дадим молока. Пусть аллах спасает! — сказал Карабек.
— Не верим! — закричали дехкане. — Не верим! Дай молока! Пусть советская власть спасет нас! — кричали лучшие правоверные, лучшие из лучших, те, кому так доверял домулла.