Голубой огонь

Она шла по тропинке в этот не исследованный еще ею угол садов позади мраморной статуи сэра Джорджа Грея, джентльмена в длинном пальто и узких штанах, который когда-то был здесь правителем. Затем обогнула огромный древний дуб, возле которого на скамейке сидели рядом цветные мужчина и женщина, о чем-то горячо споря. Это место было не «только для европейцев»

Тропинка привела ее в тихий уединенный уголок, где она сразу же увидела знак — этот сад был выделен для слепых, на зеленой скамейке под лучами солнца сидел отец, его руки покоились в характерной позе на рукояти трости, и выражение лица было таким мечтательным и добрым, что она с трудом узнала его.

— Доброе утро, папа, — сказала она нерешительно. — Я только что встретила Томаса на ступеньках библиотеки, и он сказал, что вы здесь.

Он воспринял ее появление без удивления и указал на место на скамейке возле себя.

— Не хочешь ли ты присоединиться ко мне? Я сидел здесь и думал о твоей матери.

Прежде всегда, когда он упоминал имя Клары, в его тоне появлялась холодность. Но теперь звучала нежность, которой она раньше не слышала. Она присела рядом с ним молча, боясь нарушить состояние очарованности, снизошедшей на него.

— Помнишь ли ты, как сильно твоя мать любила цветы? — спросил он.

— Помню, — ответила она. — Цветы она любила больше всего в Южной Африке.

Ненадолго воцарилась тишина. Когда он заговорил снова, воспоминания о Кларе все еще владели им.

— Она любила этот маленький сад. Она любила небольшие пахучие цветы — английские цветы, которые очень отличались от ее южноафриканских любимцев. Помнишь ли ты, что она обычно делала, когда мы приходили сюда?

Сюзанна не помнила. Она не помнила ничего, связанного с этим местом, за исключением, возможно, статуи сэра Джорджа Грея, которая была ей смутно знакома. Загадочная детская память что-то удерживала, а что-то отметала.

Отец продолжал:

— В те дни мы оба были зрячие. Однако когда Клара приходила сюда, она любила играть в одну игру — она хваталась за мою руку и притворялась слепой. Я вел ее по кругу, а она наклонялась своей хорошенькой головкой к цветам и ловила их аромат. Затем она угадывала каждый цветок по запаху, и почти всегда оказывалась права.

Сюзанна почувствовала стеснение в горле и не могла говорить.

Отец продолжал рассказывать, вспоминая молодую Клару, какой ее не могла помнить Сюзанна, и нотки любви в его голосе были удивительны. Сюзанна всегда считала, что Клара убежала от человека, который принес ей страдания и не любил ее.

— Почему она покинула Южную Африку? — спросила она — От чего она убегала?

Он не ответил ей прямо.

— Мы должны помнить, что твоя мать была очень хрупкой. Ее легко было ранить, и она никогда не перенесла бы несчастий. Она сломалась от испытаний, которые выпали на мою долю.

— Но вы, должно быть, нуждались в ней тогда, — резко сказала Сюзанна. — Как она могла покинуть вас в такой момент?

Он повернул к ней непроницаемую поверхность своих темных очков, как будто бы ее слова удивили его. Но он ничего не сказал, и она знала, что он ей не ответит. Он начал рисовать тростью неразборчивые знаки на земле возле своих ног, и серебряная рукоять отражала солнечные лучи в глаза Сюзанны.

— Я обратила внимание на вашу трость — заметила она. — Она очень красивая.

Он повернул к ней голову.

— Она была подарена мне друзьями несколько лет назад. Видишь ли ты тиснение на серебре?

Взяв у него трость, она стала изучать символы на рукоятке и увидела, что они представляют собой три флага Южной Африки. Один — государственный флаг Британского Содружества, другой — флаг Оранжевой Республики, а третий — флаг Бурской Республики. Когда она вернула ему трость, он провел по тиснению указательным пальцем.

— Три флага — не один флаг, — сказал он загадочно, и ей захотелось узнать, который из трех он любит больше.

Опершись на трость, он поднялся со скамейки, и она встала вслед за ним.

— Я собираюсь на цветочный рынок, ты не хочешь пройтись со мной? — спросил он.

— Хочу, — ответила она. — Но прежде чем мы пойдем, можно я сфотографирую вас здесь?

Он не возражал, и она попросила его вести себя так, будто он находился здесь один. В первый раз она видела в нем нечто, что вызывало в ней живой отклик и подходило для фотоснимка. Когда снимок был сделан, она пошла рядом с ним в направлении улицы, бережно взяв его под руку.

— Пошли бы вы на рынок один, если бы меня не было здесь? — спросила она.

Он кивнул.

— Я прихожу сюда два или три раза в неделю. Сначала я посещаю магазин, затем Томас оставляет меня ненадолго в саду, если погода хорошая. Когда я достаточно посижу на солнце, то двигаюсь по Эдерли, там мне всегда кто-нибудь помогает перейти улицу. Я всегда предпочитаю передвигаться самостоятельно, насколько это возможно.

Когда они достигли края тротуара, он определил это с помощью своей трости и без колебаний шагнул вперед. Его слух был обострен вследствие потери зрения, и он удивительно чутко улавливал присутствие любого человека и реагировал на малейшее передвижение какого-либо объекта. Когда они перешли на правую сторону и двинулись по улице старого образца с древними строениями, но современным транспортом, Сюзанна спросила о его госте:

— Переехал ли мистер Корниш? Вы уже успели поговорить с ним?

— Переехал, — ответил Никлас — И я рад принимать его у себя, рад, что он рядом. Раньше я боялся, что мы будем препираться и относиться с недоверием друг к другу. Так мы не смогли бы двигаться в направлении, интересующем нас обоих. Но я напомнил ему немного о том далеком времени, когда были живы моя первая жена и твой сводный брат Пауль, который был его другом. Относительно тех времен у нас полное единодушие.

Было непривычно слышать об этих людях, которых она никогда не знала, о Пауле, который, когда она была маленькой, учился в школе в Англии, а затем ушел на войну, чтобы никогда не вернуться домой. Она с интересом слушала, пока они приближались к аркаде, открывающей Эдерли-стрит, где цветочный рынок занимал центр аллеи на протяжении одного квартала.

За аркадой на высоких подставках стояли бочки и контейнеры, образуя почти сплошную массу великолепных цветов. Здесь были ирисы, маки, тюльпаны и жонкилии. Здесь были гвоздики, розы и васильки. И, конечно, экзотические цветы Южной Африки — цветы, названий которых Сюзанна не знала. Вдоль внешних проходов двигались домохозяйки и туристы, пожилые джентльмены и молодые девушки, делавшие покупки. Женщины, темнокожие и цветные, бойко предлагали посетителям свой товар, привлекая внимание каждого к своим, более замечательным цветам.

Никлас Ван Пелт ненадолго задержался при входе, глубоко вдыхая аромат. Стоящая неподалеку цветная женщина назвала его по имени и стала говорить с ним на африкаансе. Он улыбался и кивал головой.

— Мы всегда играем в эту игру, — пояснил он Сюзанне, — Они очень хорошо знают, что я сделаю круг по всему рынку, прежде чем выберу то, что мне нужно. Но они всегда пытаются уговорить меня сделать покупку сразу. Пойдем посмотрим, что они приготовили для меня сегодня.

Когда он двигался вдоль ряда вместе с Сюзанной, полная женщина средних лет обратилась к нему с приветствием и протянула руку к его трости. Как только она прикоснулась к ней, Никлас с готовностью отдал ее. По-видимому, он хотел освободить обе руки и не нуждался больше в трости на этом ограниченном пространстве. Женщина спрятала трость под цветочный прилавок, и когда они двигались дальше вдоль ряда, казалось, сами цветочные ведра ведут отца вперед.