Голубые холмы Синтры

Но подозрения не исчезали. Влекомая непонятной силой, Элинор, выждав полчаса, вошла в дом и поднялась по лестнице наверх. Она остановилась у двери комнаты и прислушалась, поглядывая на лестницу. Все было тихо. Элинор мягко повернула декоративную круглую ручку, покрытую серебром, и открыла дверь. Комната была пуста. Она вошла, машинально взглянув на дверь в соседнюю комнату. Сердце у нее словно подпрыгнуло. Если Мигел ее откроет… Но он уехал, строго напомнила она себе. Сердцу и нервам незачем приходить в такое возбужденное состояние. Элинор оглядела прекрасную комнату. Ее взгляд остановился на шкатулке, куда она положила найденный в роще бриллиантовый клипс. Девушка не удержалась и подошла к ней. Она подняла крышку… Элинор вскрикнула, увидев, что исчез не только клипс, но и золотой браслет с сапфирами. У нее кровь застыла в жилах. Значит, Жулия — воровка! Воровка… которая передает сокровища подельнику? Похоже на то. Что же делать? Как намекнуть Мигелу и избежать вопросов? Это невозможно. Но надо как-то действовать!

— Я не могу, — тут же прошептала она, — ведь я не скрою своего вмешательства.

Она долго стояла, обдумывая ситуацию, и наконец вышла из комнаты. Казалось, ноги сами ведут ее к маленькой лестнице на чердак, где хранится портрет покойной жены Мигела. Сначала Элинор увидела только старые сундуки и чемоданы, а также пыльную мебель. Она прошла дальше. Открыв дверь в следующую комнату, девушка поняла — портрет должен быть здесь. У стен ютилось множество картин в рамах. И среди них — та, которую она искала. Элинор с опаской подняла ее, будто касалась горячей кастрюли, и резко отодвинулась, задохнувшись от изумления. Она широко раскрыла глаза и замерла, уставившись как зачарованная на невероятно красивое лицо. И Карлота, и Санчес говорили о небывалой красоте Доры, но ее нельзя было описать словами. Огромные, широко расставленные, выразительные глаза, обрамленные густыми загнутыми ресницами, казались почти нереальными. Высокий лоб без единой морщинки. Черты лица настолько изящные, что казалось, они — дело рук взыскательного скульптора. Элинор пристально изучала соперницу. Она не могла отвести глаз от портрета. Он словно околдовал ее. Элинор мысленно представила Мигела и Дору вместе и словно наяву увидела, как все оборачиваются им вслед, не в силах оторвать взгляд от невероятно красивой пары. Элинор не нашла ни малейшего изъяна во внешности Доры. Ни в глазах, ни в губах не было даже намека на жесткость. А она чувствовала, что эту черту характера следовало отразить. На портрете же красота лица хранила выражение чистой невинности, женственной мягкости и искренности. Неудивительно, что муж так любил ее!

Наконец Элинор сдвинулась с места. Она чувствовала себя опустошенной и безнадежно уставшей. Как она могла лелеять надежду, что Мигел однажды влюбится в нее! Верно, она ему понравилась. Но, постоянно вспоминая жену, он никогда не сможет полюбить такую не очень приметную девушку, как Элинор. Она пала духом. На глазах выступили слезы отчаяния.

Пошатываясь, Элинор заставила себя подойти к портрету. Она собиралась вернуть картину на место. И вдруг остановилась в страшной тревоге.

Кровь отхлынула от ее лица, когда, обернувшись, Элинор увидела высокую фигуру мужчины в открытых дверях.

— Мигел! — портрет выскользнул из ее негнущихся пальцев и с грохотом упал на пол. Она в ужасе уставилась на него. Отвалилась часть красивой золоченой рамы. — Мне… мне т-так жаль… — Она испуганно замолчала, увидев на его лице то самое сатанинское выражение, которое уже дважды пугало ее. Его губы цинично скривились, глаза потемнели и наполнились холодом. Она сглотнула и попятилась, когда он вошел в комнату.

— Что ты здесь делаешь? — прогремел Мигел, сердито окидывая девушку взглядом с головы до ног. — Как ты смеешь трогать этот портрет?

Элинор только качала головой, не в силах объясниться. В наступившей тишине она с нарастающим волнением заметила, что его ярость готова вырваться наружу и смести все на своем пути.

— Отвечай! Не молчи!

— Мне… мне… — Она беспомощно развела руками. — Мне так жаль…

— Почему ты здесь? Чего ради суешь нос в чужие дела? — Он подошел ближе и теперь возвышался над ней, как огнедышащий вулкан. — Этот портрет… что ты с ним делала?

Элинор чувствовала себя так, словно совершила святотатство уже тем, что дотронулась до портрета.

— Я не могу объяснить, Мигел, — прошептала девушка, смутно понимая, что сейчас не стоит к нему обращаться просто по имени. — Портрет твоей… твоей жены… мне хотелось… хотелось у-уви-деть его… — Она быстро отвернулась, с горечью сознавая, что в ее сбивчивых словах нет никакого смысла.

— Кто тебе сказал, что он здесь? — Мигел нагнулся, поднял портрет и прислонил его к стене. Затем взял обломок рамы и сжал его в руке.

Элинор пристально смотрела на раму, кусая губу и думая о своей беспечности. Что он подумает о ней? Все кончено. Он никогда не сможет полюбить ее. Слезы потекли по бледным щекам. Элинор быстро их вытерла, с горечью смирившись с потерей любимого.

— Я упомянула о портрете Карлоте… то есть, — она запнулась, увидев, что он вопросительно поднял брови, — я… я упомянула о пустом месте между портретами в галерее и спросила ее, не… не висел ли там раньше портрет твоей жены. — Элинор замолчала, надеясь, что этого достаточно, но он сердито буркнул:

— Пожалуйста, продолжай!

— Карлота сказала, что ты велел положить портрет на чердак.

— И ты захотела его увидеть? — его прищуренные глаза пристально вглядывались в ее лицо.

— Какой-то необъяснимый порыв, — прошептала она с глубоким раскаянием. — Прости. Мне не следовало…

Грубый, сатанинский взгляд исчез, но вновь появился, когда Мигел повернулся к портрету. Элинор пробрала дрожь. Этот человек выглядел способным совершить убийство!

— Что ж, ты его увидела! И что ты думаешь о моей жене? Говори! — выкрикнул он.

— Она была очень красивой, — хрипло прошептала Элинор. — Я не видела никого красивее.

К ее изумлению, Мигел засмеялся… засмеялся резко, но с коварной мягкостью, которая вновь заставила ее подумать, что он выглядит способным совершить убийство. Явное раздвоение личности! Перед ней стоял не учтивый, отчужденный и аристократичный дон Мигел де Каштру. Перед ней был… дьявол.

— Красивая, а? — он снова взглянул на портрет. — Да! Не было женщины красивее. Ни одна женщина не могла сравниться… — Он перевел взгляд с портрета на Элинор. Девушка отступила в ужасе. Неужели это он, человек, которого она полюбила? Элинор вспомнила слова Карлоты, что из-за смерти жены Мигел стал будто не в себе. — Ты хорошо посмотрела? Ты позавидовала ее красоте? — Его обманчиво мягкий смех вновь нарушил тишину затхлой комнаты с тусклым светом, проникающим через окно в крыше. Элинор вздрогнула. Граф заметил ее дрожь, но на него это не подействовало. — Отвечай, девушка! Ты позавидовала ее красоте?.. Вот, посмотри еще! Несравненная, не так ли? Смотри, я тебе говорю! — он сунул портрет в лицо Элинор.

Она послушно смотрела, дрожа всем телом. Ей хотелось одного: скрыться от этого безумца. Но стоило ей сделать шаг назад, и он следовал за ней. Она оказалась пленницей.

— Да, — дрожащим голосом сказала она, стремясь успокоить разбушевавшуюся стихию. — Да, дон Мигел, теперь я его увидела…

— Что ж, посмотри еще… и еще раз! Тебе этого хотелось, не так ли? Тогда продолжай смотреть, чтобы не забыть никогда!

— Пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, поставь его.

Она задыхалась от страха. Ей было невыносимо видеть его таким. Горе и раскаяние охватили ее. Вся в смятении, Элинор безудержно разрыдалась. Она заговорила, запинаясь и всхлипывая, извиняясь за то, что причинила ему боль, раскаиваясь в том, что позволила себе проявить любопытство. Она твердила, что не следовало сюда приходить, и попросила у него прощения.

— Я н-ни за что не стала бы причинять тебе б-боль! — вскричала девушка, отнимая руки от лица. — Поверь мне, я себе причинила боли б-больше… — Она в ужасе остановилась, увидев, как в ярости он бросил портрет в самый дальний угол длинной узкой комнаты. — Дон Мигел!