Голые чувства
Шрифт:
В какой-то момент ей стало жалко мальчишку, у которого такая безответственная мать. Жалко было до того момента, пока она с этим мальчишкой не познакомилась.
После того разговора в доме Хватова поселился он, Хватов-младший, десятилетний долговязый мальчишка, отчего-то решивший, что он — пуп земли. Дико походил на отца: те же черты лица, мимика, повадки; такие же карие, вечно злые глаза. Даже волосы один-в-один: почти черная, густая, коротко стриженая шевелюра.
Исчадье ада, бесившее Данила больше, чем кто бы то ни было.
За следующую неделю Слада успела немного
Данил тоже чудил… но по-своему. Похоже, в невиновность Слады так и не поверил. Однако если и злился, то виду не подавал. Он больше не замечал Сладу. Лишь иногда скользил по ней взглядом, не более. Даже на работе кофе теперь подавала ему сама Ольга Леопольдовна, чему старший секретарь была несказанно рада.
Что и говорить, никакого интима между ними также за эти дни не случилось. И теперь Милова искренне не понимала, зачем ей оставаться в этом доме. Старалась пореже попадаться на глаза обоим Хватовым.
Вчера вообще сказалась больной и на ужин в столовую не явилась. Но, кажется, ее раскусили, потому что сегодня вечером она получила от Данила недвусмысленное сообщение: «Немедленно иди в столовую ужинать или за уши притащу!»
Значит, всё-таки замечал ее? Значит, ее присутствие важно?
И она пошла. Надела на лицо приветливую улыбку, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
— Присаживайся, Слада, только тебя и ждали, — проговорил Хватов неожиданно вежливым голосом.
И как только она села, в комнату внесли утку в апельсинах. Ту самую, о которой недавно грезила.
Улыбке Слады позавидовали бы даже модели, рекламирующие зубную пасту, настолько широкой она была.
Служанка разрезала утку, разложила по тарелкам и разнесли каждому.
— А че ты так лыбишься? — вдруг спросил Антон, сидевший напротив.
— Сын! — рявкнул Хватов.
— Не, ну а че она так лыбится? Утку никогда не видела?
— Успокойся… — процедил его отец и стал разрезать ножом мясо.
На минуту всё затихло, а потом Данил попытался как-то загладить ситуацию:
— Слада, какой ты хочешь салат? Я попросил приготовить несколько…
— Отец, да что ты с ней цацкаешься? Пусть жрет, че дали. Нафиг она вообще тебе упала? — А потом повернулся к Сладе. — Ты тут ненадолго, в курсе?
— В курсе, — кивнула Слада неожиданно даже для самой себя. — Уйду, когда скажут.
— Выйди вон, Антон! — скомандовал Хватов похоронным голосом.
Когда его сын ушел, Слада тоже попыталась встать:
— Я не голодна, можно я пойду?
— Сиди и ешь! — прорычал Хватов.
Сам же вскочил с места и ринулся вслед за сыном.
Есть после такого Слада решительно не могла. Посчитала, что достаточно пострадала за желание Хватова-старшего соблюсти правила приличий и пошла в свою комнату.
По дороге услышала, как сын и отец ругались в его кабинете.
«О-о-о…» — мысленно застонала.
Кажется, она своей злосчастной улыбкой сделала только хуже. Вон как орут, даже за дверью слышно. Впрочем, дверь-то в
кабинет Данила и не заперта.Слада прокралась поближе на цыпочках и застыла, подслушивая:
— Либо ты начинаешь уважать других людей, либо я превращу твою жизнь в ад! — шипел на сына Хватов.
— Моя жизнь — уже ад, — не остался в долгу Хватов-младший.
— Хорош ад! Живешь в огромном доме, комп игровой, экран на полстены, самые разные гаджеты, брендовое шмотье, которое ты не бережешь, гироскутер, лучшие репетиторы к твоим услугам, а ты их шлешь на три буквы, шельмец! Каждому бы ребенку такой ад… У меня в твои годы ничего похожего не было!
— Ой, пап, только не надо мне щас прогружать про свое голодное детство. Стухни уже!
— Ты обалдел так с отцом разговаривать?!
У Слады от голоса Данила мурашки по коже бежали, а его сыну хоть бы хны.
— А че? Че ты мне сделаешь? Ну че?
— Неделя без интернета!
— Ну и че? Переживу, не впервой…
— После школы сразу домой…
— Ты еще выпороть пообещай!
— Ты допросишься у меня…
— Только грозишься, а у самого кишка тонка меня выпороть…
— Засранец…
И тут она услышала звук падения чего-то тяжелого об пол.
— Ты че, свихнулся?! — взвизгнул Антон.
Слада отчетливо услышала свист ремня, удар о какую-то твердую поверхность, а потом новый визг мальчика.
Тут же ожило воспоминание из детства: как соседской девочке доставалось от отца ремнем. Здоровые синие полосы на плечах, руках, ногах… Кровоподтеки от бляхи. В минуты, когда подружка жаловалась ей на жестокого родителя, Миловой хотелось стать сильной-сильной и надавать этим же ремнем по морде обидчику.
И, сама не понимая зачем, она влетела в кабинет Хватова.
Глава 40. Защитница
— Только грозишься, а у самого кишка тонка меня выпороть!
Никогда еще Хватов не чувствовал себя таким бессильным, как в тот момент, когда сын настолько открыто и гадко хамил ему. Шельмец совершенно его не боялся и не уважал. Окончательно от рук отбился. Маленький засранец отца в грош не ставил, унижал его женщину — и всё это открыто, напоказ.
Дикая, слепая ярость отключила самоконтроль Хватова всего на минуту… на одну вшивую минуту!
— Засранец! — заскрипел он зубами.
Руки вдруг зажили отдельной жизнью, мозг временно отключился. Хватов даже сам не понял, как отшвырнул стул, на котором сидел, как перемахнул через стол, стащил с себя ремень и замахнулся им на собственного сына.
Шельмец увернулся — ловко, шустро, будто только тем и занимался, что уворачивался от побоев. В результате Хватов врезал ремнем по стулу, где еще секунду назад сидел Антон.
Сын метнулся в сторону двери, пробежал мимо дивана, попытался обогнуть преграждавшее путь кресло, но не вовремя обернулся на преследователя, не вписался и рухнул прямо на мягкий подлокотник. Хватов настиг его, замахнулся и… тут сбоку промелькнуло нечто с распущенными черными волосами, и это нечто вдруг накрыло Антона собой за секунду до того, как на засранца должна была обрушиться кара.