Голые чувства
Шрифт:
Кожаный ремень громко хлестнул по девичьей спине.
— Слада! — охнул Данил, когда было уже слишком поздно.
Он замер на месте, нервно сглотнув.
Сын бросился в сторону из-под своей спасительницы. Белоснежка попятилась, но оступилась о складку на ковре и со всего размаху грохнулась, приложившись затылком о стену. Осела на пол.
— Слада! — закричал Данил с надрывом и бросился к ней.
— Пап, я не виноват! — вдруг возник рядом с ним сын.
— Чтоб глаза мои тебя не видели! — рявкнул Хватов и наклонился к Белоснежке. — Ты как? Сильно ударилась?
— Ой-ой, —
— Больно, маленькая?
Хватов опустился рядом с ней на колени, ощупал ее затылок, почувствовал пальцами зарождавшуюся шишку. Поднялся, недолго думая, подхватил Сладу на руки и потащил вниз, на кухню.
Рявкнул на повара и помощника, и те тут же вылетели вон. Посадил драгоценную девочку на стул, а сам достал из холодильника лед, завернул в полотенце и приложил к ее затылку.
— Как себя чувствуешь? — спросил каким-то глухим, неестественным голосом.
— Голова гудит, но в целом нормально, — тихо ответила Слада.
— Сильно гудит?
— Не очень…
Хватов громко выдохнул.
Поставил стул рядом и продолжил держать лед на шишке, свободной рукой придерживая волосы Белоснежки.
Сердце билось в груди до такой степени яростно и быстро, что у Хватова в висках стучало. Шутка ли, чуть не угробил девчонку просто так. И не какую-нибудь, а самую-самую любимую. Сколько людей так погибает? Простейшая бытовая травма вполне могла закончиться катастрофой.
Он никогда не бил женщин и меньше всего хотел бы причинить боль именно этой конкретной женщине. Самой дорогой, какая у него была. Той, кому и намека на предательство простить не мог.
Не мог простить, и всё тут.
После того случая с женихом Белоснежки стоило Хватову увидеть ее, как кровь мгновенно вскипала. Хотелось крушить мебель, делать гадкие вещи, о которых потом обязательно пожалеет.
Сохранять контроль над собой стоило неимоверных усилий, поэтому Данил и держался от Слады подальше. Максимум — полчаса общения в день, в основном за едой. Но и домой отпустить не мог; от одной мысли, что Милова исчезнет, становилось тошно.
Слада всё это время вела себя так, будто была даже рада резкому похолоданию в их отношениях. Это добивало окончательно, резало изнутри, бесконечно мучило.
И всё равно обидеть ее не хотел, тем более полоснуть ее по спине ремнем.
У нее же такая нежная кожа, она же вся безумно нежная, для любви созданная…
— Слада, покажи спину, — потребовал он тут же.
Она нехотя позволила ему задрать свою кофточку. Под ней показалась красная полоса, которая очень скоро превратится в здоровенный синяк. Полоснул от всей души…
Хватову тут же стало еще больше не по себе, как будто это не ей, а ему по спине досталось.
Злость на себя и полная неспособность что-либо изменить в четыре руки принялись его душить.
— Вот же… — скривился он. — Извини, что так вышло. Но какого хрена ты полезла, куда не просили, а?
— Я…
Слада замолчала на пару секунд, а потом опустила кофту и зафырчала на Хватова:
— А не надо бить детей!
— Ты что? — охнул Данил. — Ты думаешь, я этого сучка маленького бью, что ли?
Да если бы я его бил, он, может быть, таким оболтусом и не вырос бы. Я первый раз.— Он ребенок! Нельзя бить детей, они ведь не могут дать сдачи! — заявила Милова с чувством.
И это был, пожалуй, первый раз, когда она всерьез принялась с ним спорить.
— Согласен, — хмуро признал Хватов.
Добившись от него желаемого ответа, Слада тут же растеряла всякую воинственность, опустила взгляд, будто бы съежилась, снова собралась забраться в свою ракушку, где так любила от него прятаться.
Тут Данил вспомнил, что сын вытворил сегодня за ужином.
— Слада, милая, не обращай внимания на Антона. Ему мать внушила всякое, вот и ведет себя как осел.
— Неужели ты не видишь, что он просто привлекает твое внимание? — вдруг снова ожила она.
— В смысле? — нахмурил брови Данил.
— Отчаянно привлекает внимание! — настаивала на своем Белоснежка.
— А я его не замечаю, разве? Зачем творить такое ради внимания?
— Да это, по сути, единственный действенный способ, разве не видишь?
— Слада, не неси бред! — отчеканил он строго.
Убрал с головы Белоснежки лед, проверил шишку.
— Вроде не опухает больше, — заметил сдавленно.
Думал, на этом разговор сойдет на нет, он просто отведет Сладу в комнату, и она кротко пожелает ему спокойной ночи.
Но не тут-то было.
— Первые два дня, которые Антон прожил здесь, вел себя гораздо лучше, — строгим тоном подметила Белоснежка.
Хватов аж рот приоткрыл. Он ведь даже не в курсе был, что у Слады вообще имелся строгий тон.
Аж заслушался ее дальнейшей речью.
— Ты забрал сына к себе, но вместо того, чтобы уделить ему время, работал до девяти оба вечера. Думаешь, ребенку достаточно пары дежурных фраз за ужином? Нет! Вот он тебе на третий день козью морду и устроил. Тогда-то ты и обратил на него внимание. Ну, и пошло-поехало… Данил, ты правда не видишь, что происходит?
— Слада, ты плохо знаешь этого мальчика. Всерьез думаешь, что ему есть дело до того, провожу я с ним время или нет? Да он терпеть не может ни меня, ни мать!
— Любому ребенку нужен папа, — упрямо заявила Слада. — У тебя столько возможностей… Ты можешь, если хочешь, хоть стадион арендовать, чтобы твой сын с друзьями там в футбол погонял, хоть в другой город на какой-нибудь матч слетать. Ты можешь что угодно! Но вместо этого предпочитаешь его игнорировать.
— Я вообще-то работаю, — процедил Данил сквозь зубы. — Деньги зарабатываю для него в частности. Без меня какая бы у него была жизнь?
— Я уверена, ты хоть один день в неделю сыну можешь посвятить. Мама каждый день, а отец — праздник. Знаешь, как ребенку приятно поводить с отцом время?
Хватов не знал. Его отец умер, когда ему еще и года не исполнилось.
— Пойдем, отведу тебя в спальню, защитница.
С этими словами он взял Белоснежку под руку и повел из кухни.
А всё же приятно, что Слада полезла защищать его ребенка, пусть даже от него самого. Значит, небезразличен он ей? Как же Хватову стало от этой мысли приятно…