Гончаров и Бюро добрых услуг

– Не от нас, а от тебя. Точнее от твоей фирмы.
– Вкрадчиво, исподволь заворковала супруга.
– Ее сестре и моей тетке Оксане нужна ваша помощь.

– Какая еще, к черту, помощь? Что ей нужно?

– Точно не знаю, но, кажется, она влипла в какую - то неприятную историю.
– Глядя на нас наивными глазами простодушно сообщила она.
– Тетка - то у меня классная, сам знаешь, мне почти подруга, грех ей не помочь. Мать сказала, что дорогу оплатит туда и обратно.

– Ладно, подумаю.
– Мрачно пробурал тесть разливая водку.
– Оставим этот разговор до завтра, а сегодня, как положено, отметим Международный женский день 8 - го марта. За Клару Цеткин, что ли? Туды её в качель!

– За баб-с!
– С энтузиазмом поддержал я добрый тост.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пробуждение наступало мучительно и неотвратимо. Проклиная вчерашнее "Северное сияние" и свой тряпичный характер я со стоном вылез из под одеяла, накинул халат и прошаркал на кухню. Полковник сидел на диванчике и хмуро рассматривал початую бутылку. В его душе творился сплошной антогонизм и противостояние. Силы добра старались победить зло, но кажется, им это плохо удавалось. Изможденный, с холодным компрессом, он здорово смахивал на красного комиссара, которого где - то под Перекопом ранило в голову.

– "Голова обвязана, кровь на рукаве..." - Садясь напротив хрипло пропел я.
– Как я вижу, вас мучает вопрос поставленный ещё Гамлетом. Отбросьте сомнения, конечно же "Быть!". Сейчас я огурчиков выловлю.

– Да ну их к лешему.
– Тоскливо ругнулся он и решительно глотнув прямо из горлышка заявил.
– Ты вчера уже спал, когда я в Питер звонил. С Катькой, с дочкой Оксаны разговаривал, с Милкиной племяницей, значит. Хреновые там у них дела. Оксана находится под следствием и сейчас коротает время в СИЗО. Ей инкриминируют убийство мужа, Костенко Григория Васильевича.

– Хорошенькие же у моей супруги родственнички.
– Вытаскивая из холодильника шампанское усмехнувшись заметил я.
– Тетка - Леди Макбет, батька бывший вертухай.

– А за вертухая ты мне ответишь.
– Надулся тесть как мышь на крупу. Ежели сей же час не извинишься, можешь считать наши отношения не состоявшимися.

– Простите великодушно.
– Понимая, что перебрал шаркнул я ножкой.
– А что там у них случилось? Неужто в самом деле Милкина тетка в состоянии грохнуть человека?

– В том - то и дело, что Катька сама толком ничего не знает. Придется мне ехать. Сейчас Милка пошла за машиной, отвезет меня в Сызрань, там поезда идут один за другим. Уже это ночью надеюсь оказаться в Питере. Часов в девять позвони Ухову и доложи обстановку. Дымаю, что двенадцатого, в понедельник, вернусь.

– Вольному воля.
– Не очень-то вслушиваясь в его кудахтанье поморщился я от газированного напитка.
– Не извольте беспокоиться, отдыхайте. Теще привет.

– Да пошел бы ты... Сам - то чем намерен заняться?

– Большой секрет, но с вами, так и быть, поделюсь. Думаю я сегодня с утра навестить госпожу Броневицкую, потому как завтра может быть поздно. Наша доблестная милиция не дремлет и забывать об этом не следует.

– Что же, верно мыслишь.
– Одобрительно причмокнул полковник.
– Не забудь хорошенько осмотреть скамейку и все что находится поблизости. Ну, в час добрый, а мне пора собираться. С минуты на минуту появится Людмила.

Поскольку первый этаж дома занимал магазин "Свет", Фаина Моисеевна Броневицкая имела счастье проживать на втором этаже во и второй квартире типовой "хрущевки". Именно туда, в добротную бронированную дверь, я позвонил в десять часов, по достоинствуу оценив внушительную пломбу на ручке третьей квартиры, где вчера утром произошла трагедия. Прошло никак не меньше минуты прежде чем въедливый старческий голос осведомился:

– И что вы от меня хотите?

– Чтобы вы пустили меня внутрь.
– Естественно и непринужденно ответил я.

– Вы хотите очень многого.
– Поразмыслив решила старуха.
– Кто вы такой?

– Следователь городской прокуратуры Гончаров ибн Турецкий.
– Оскалился я в дверной глазок.
– Слыхали про такого?

– Слушайте, господин Гончаров обн Турецкий, перестаньте сыпать мне пыль не нервы.
– Последовала просьба.
– Послушайте совет старой еврейки. Зачем нам друг-другу делать проблемы? Идите к себе домой и не мешайте собирать мне вещи.

– Какие ещё вещи?
– Ничего не понимая и опасаясь за старушачий разум спросил я.

– Личные и интимные, но вам как прокурору, тетя Фаина может довериться. Я НАКЛАДЫВАЮ В ЧУМАДАН свои панталоны и лифчики, чтобы сегодня поехать к сыну в Минск. Но вы, товарищ Гончаров - Турецкий, не имейте на меня видов, потому что мой сосед Лёвик уже будет присматривать за моей квартирой и кошками. У Лёвика есть большое ружье и много ножиков. Так что я спокойно буду отдыхать у Сёмы в Минске.

– Весьма сожалею, госпожа Броневицкая, но ваш отдых придется отложить.
– Вытаскивая блокнот скорбно заметил я.
– Отдохнете позже.

– Ха! Это почему же, старая Броневицкая, пенсионерка со стажем, должна слушать какого-то проходимца и не иметь возможности видеть своего Сёму?

– Потому что этот самый, как вы изволили сказать, проходимец, сейчас выписывает вам повестку.
– Деловито и жестко ответил я рисуя в блокноте козлинную морду.
– Мне надоело играть в ваши дурацкие игры, соизвольте завтра в десять утра быть в двадцать третьем кабинете. Он находится на втором этаже. Повестку я опущу в почтовый ящик. За неявку вы заплатите крупный штраф, всего вам хорошего.

– Молодой человек, постойте!
– Выскакивая на лестничную площадку, что есть силы завопила заблудшая дочь Израиля.
– Куда же вы, я вас умоляю, зачем всерьез принимать истерику старой женщины? Не откажите мне в маленькой любезности, зайдите в мой бедный дом. Только не делайте мне больно, не делайте мне повестки. Если я не приеду, мой Сёма очень расстроится, а у него язва двенадцатиперстной кишки и мочекаменная болезнь. Я же думала, что вы просто шутите.

– Прокуроры не шутят.
– Проходя в переднюю сурово отозвался я. Рассказывайте, что у вас здесь вчера произошло.

– Боже ж мой, так я ж ещё вчера утром вашим коллегам все рассказала. Суетливо защелкивая многочисленные замки удивленно затрясла она бурлами. Неужели они не поставили вас в известность? Хотя, что от них ожидать, босяки и оборванцы, только на вас, на прокуратуру, вся наша надежда.

– Отчего же.
– Вступился я за незаслуженно обиженную милицию.
– Прежде чем к вам прийти я ознакомился с вашими показаниями, но мне бы хотелось задать вам кое-какие вопросы. Услышать вас, как говориться, собственными ушами.