Гончаров и кровная месть

– Давай Игорек за мужскую дружбу. А где ты тити-мити хочешь взять? Может заливаешь, арапа заправляешь?

– Да нет. . . У Машки.

– Чего? У Медведицы? Откуда у нее.

– Не знаю, понимаешьпозавчера пошла она в ванную мыться, а я к ним в комнату. Я ещё раьше слышал как она какими-то бутылками гремела. Заскочу, думаю на секундочку, хряпну стакашок и назад, не заметит. Хватаю начатую, темную такую, а она хрен там, неподъемная. Открываю пробку, понюхал, ничем не пахнет. Наклонил, а там золото. Ну, песок.

Славик весь напрягся, схватывая каждое слово. Потом ухмыльнулся.

– Это же не твое.

– Она даст, если попрошу и все объясню.

– Раскатал губенки!Делаем так. Девочки по домам. Нинка останься. Все ко мне. Гром, Нюф, Юрка, пойдем покурим. Игорь с Нинкой сидите здесь. Быстро.

Вернулся он один через десять минут, веселый и возбужденный.

– А где все?
– Недоуменно спросил Игорь.

Славик молча налил три рюмки и внимательно поглядел на часы показавшие полночь.

– За успех!

Она резко вскочила разбуженная резким звонком. Испуганно подбежала к двери и давясь страхом, онемевшими губами спросила.

– Кто там?

– Да я это, не бойтесь, дружок Игоря. В парке его пьяного нашел. Спал он там. едва дотащил, Грязный весь. Открывайте!
– Сейчас я, - залепетала она трясущимися руками распутывая дверную цепочку, - сейчас я, подождите немного, открываю.

Двое проскользнули стремительно и бесшумно. Кляцнули замком и выключателем, обливая её полуголую морем свете и бесстыдного любопытства.

Когда-то и её мать стояла так же в полном отупении парализованная страхом, бессильная перед людьми решившимися на плохое.

– Ты, она не врубается, - прогнусавил один.

Безвольной и податливой куклой, второй протащил её в комнату и швырнул надиван. Приставив к горлу финку спросил.

– Где рыжье, сука, отвечай, а то попишу! Она только мотала головой, уже не стараясь что-либо понять. Рубашка задралась, но этого она не замечалала.

– Ты, Юрок, - прогнусавил опть голос, - а курво-то клевая, давай её дернем!
– Да пошел бы ты. .
– Ответил парень с финкой, и чуть ткнув её острием, рявкнул, - где золото, шлюха? ! Теперь она что-то поняла и кивнула в сторону спольни.

Бросив гнусавому финку и резкое"смотри за ней"-парень скрылся в спальне. От туда слышался мат, стук створок и шорох перетряхиваемых вещей.

Больно заломив руки, гнусавый повалил её на спину. Долго мял, кусал и слюнявил её губы, пока наконец не удоволетворил свою дебильную похоть.

А потом шлепнул дверной замок, ставя точку на жутком наваждении.

Нет-нет, ничего не было, не было, это просто кошмарный сон, - кусала она губы с недоверчивым ужасом глядя на порванную рубашку и беспорядок опрокинутых вещей, - Нет, нет, это просто бред, горячка, - уговаривала она себя, хотя уже остро понимала, что все произошедшее реальность. Как в унитаз вылив нечистоты её опоганили, также просто и естественно.

Беззвучный вопль разодрал рот. Голос оставилее, вместо него из желудка потоком хлынуло омерзение к своему телу, что соприкасалось с гнилью слюнявого гундоса. На ходу сдирая лохмотья рубашки она кинулсь в ванну. Почти срывая кожу грубой мочалкой и ледяной водой, в иступлении она терла и терла ставшее ей гадким тело.

Потом тщательно вытерлась, одела чистое белье, свитер и самую лучшую юбку. Опасаясь поражения электротоком выключила абажюр, аккуратно его сняла и проверив надежность арматуры межэтажногоперекрытия надежно закрепила на нем брючный ремень. В комнате Игоря нашла ручку и на тетрадном листе старательно и спокойно написала: "Ваня, после случившегося я не могу жить. Никто не виноват. Просто такова участь всей нашей семьи, кем-то проклятой. А за что? Маша.

Она ещё что-то хотела дописать, но передумала. Положив записку на видное место она придавила её обручальным кольцом. Потом поставила стул под ременной петлей и легко на него забралась. Проверила удобна ли петля, выходило, что удобна. на всякий случай она связала себе руки и баллансируя на стуле через ноги завела их за спину. Отчаянно вытянувшись продела голову в петлю и помогая подбородком слегка её натянула. Потом резко, далеко оттолкнула стул и беспомощная уже забилась в кольце ременных объятий.

– Да никуда она не заявит, без понта, не дрейфь, Игорек, - успокаивал Славик ревущего пацана, - что она пальцем сделанная, за хранение рыжья знаешь сколько ей накинут? Грамм-год. А у нее, ты говоришь килограмма на три потянет. Это ей. . .
– Славик засмеялся довольный своей шуточкой, - Это ей впаяют три тысячи лет. Хе-хе, нормально, вот она их наколет, откинет копыта лет через тридцать, А срок так и зависнет. Платить то по нему некому. Ладно тебе сопли тянуть, Антоновна, тащи ещё пузырек.

– Меня, меня же Ванька убьет, - хныкал пацан - Игорь, сам ты нормальный мужик, свой, да я за тебя кому хошь глотку порву, а вот братишка твой, не обижайся, паскуда гнилая. Любого подставит. А словам цену надо знать, а он фуфло натуральное. Давай ка, Игорек, ещё по шестнадцать капель, наливай. Стой. а вот и наши соколики-добытчики прилетели.

Много в клювике зернушек принесли?

Мрачный Гром молчапоставил на стол тяжелую бутылку с золотом и зло глянув на Нюфа, белого от страха, коротко бросил.

– Он её силком дернул.

– Что-о? Что ты сказал?
– Славик поднимался медленно сжимая пружину поджарого тела, накапливая энергию зла и как выстрелил, выбросил правую руку, капканом захватив кадык Нюфа.

– Пидар ты македонский, шалава дешевая, она же нас заложит, ублюдок. А вы куда смотрели, падлы, Гром я тебя спрашиваю.

– Я не заходил туда, как договаривалиь.

– А ты?

– Так я. . . я же рыжье искал, а его оставил с ней, для присмотра.

– Куски говна, она же заложит нас, она ненормальная. Короче, я тут не причем, усекли? Знать вас не знаю. Заложите, там по другому поговорим. Рыжье забираю я. А теперь исчезли. Где Игорь, куда делся Игорь, суки!

Иван шел по берегу ручья уже больше часа. Шел автоматически, бездумно. Тряпкой по ветру полоскалась мысль.

– Они там, они там, Потому что больше им быть негде. Но даже если их там и нет, все равно он их найдет, достанет из под земли. Пусить не сегодня, не завтра, пусть через год, через десять. Все едино. Вот так и будет он идти и идти пока не встретит подонков.

До пасеки оставалось недалеко, но он выходил со стороны поляны, а этого делать было нельзя, они могли заметить его раньше времени. Поэтому , чтобы неожиданно зайти с тыла он свернул огибая пасеку километровым таежным крюком. Наконец сквозь деревья показалась крыша. Иван опустился на четвереньки и бережно сжимая ружье, осторожно пополз поострым опавшим сучкам и веткам. Когда весь двор оказался ему открыт он затаился наблюдая и прислушиваясь.