Гончаров и новогоднее приключение

– Ну, тогда милости просим.

Хлопнув дверцей, я развернулся так, чтобы она не заметила сидящую в машине знакомую ей девицу, потому как если старуха причастна к исчезновению Виктора, то лишние воспоминания ей ни к чему.

– Ну, что там? Где Виктор Никифорович?
– набросилась на меня журналистка.

– Там его нет. По крайней мере, белой "девятки" я во дворе не заметил.

– А где же он?
– удивилась девица.
– Что она говорит? Когда он от нее уехал?

– Погоди, Оленька, дай я немного сосредоточусь.

Что мы имеем? Во-первых, исчезновение Виктора вместе с его любовницей. Во-вторых, бабку, которая мне не понравилась. Почему? Да я и сам толком пока не знал. Но часто бывает так, что разговариваешь с совершенно незнакомым человеком и уже через пять минут понимаешь, что он жулик и пройдоха, или наоборот: ведешь беседу с опустившимся человеком, бомжем, но знаешь, что последней черты он не переступил и в ближайшем будущем переступать ее не собирается.

Наверное, по этой причине я не задал ей прямого и естественного вопроса: а где сейчас находится ее клиент, который зарулил к ней еще в пятницу? Наверняка она бы мне правды не сказала и вообще начала бы отрицать сам факт его посещения.

И здесь я совершил первую пока глупость. Мне нужно было выслать вперед себя разведку в лице какого-нибудь деревенского алкаша, который бы наивно у нее поинтересовался: дескать, баба Лиза, а куда девалась белая машина, что зарулила к тебе в пятницу? Нет! Так было бы еще хуже, бабка бы сразу все заподозрила. А что она могла заподозрить? Что за ней наблюдают. Допустим, что с того? А если она и впрямь не знает, где наш преподобный Виктор Никифорович? А может быть, он в самом деле у нее не был? А если был, а потом уехал в неизвестном направлении? Час от часу не легче, и самое печальное то, что, заранее не веря ей, я не мог задавать ей вопросы открыто. Почему? Потому что очень боюсь. Чего? Отстань, сам знаешь... А если это так, то действовать нужно наверняка, а то позора потом не оберешься. Жаль, что мне не довелось увидеть ее внучку Лилю, тогда бы я мог строить свою страшную гипотезу на более твердой платформе.

– Оленька, - неожиданно прерывая молчание, обратился я назад, - опиши мне поподробнее, как выглядит бабкина внучка.

– Деревенская девка, что тут еще скажешь. А почему вы вдруг о ней вспомнили?

– Нужно. А что деревенская, то это не показатель, ты опиши ее подробнее.

– Здоровая бабища лет двадцати, ростом с вас будет, такая точно коня на скаку остановит, подлезет и задницей приподнимет. Она даже пьяного шефа спокойно на руках в комнату занесла. В общем, она мне не понравилась. Куда мы теперь едем?

– Отвезу тебя в редакцию, а там по делам. Буду дальше искать вашего шефа.

– Жалко, мне с вами нравится.

– Мне с тобою тоже, но истина дороже.

– Я слышала, что вы к ней послезавтра в баню собираетесь, вам телки нужны, не хотите ли взять меня с собой?

– Хочу, но не могу, а о том, что мне предстоит послезавтра, ты лучше помалкивай.

Когда мы подъехали, она с явной неохотой вылезла из машины и под моим сопровождением поплелась наверх в редакцию.

– Ну вот, госпожа Машенька, где взяли, туда и поставили, - отчитался я перед журналистской братией.
– Берегите ее, как я берег.

– Однако!
– игриво протянула сексапильная корреспондентка.
– Как это вас прикажете понимать? Многопланово?

– Нет, в прямом смысле моих слов. От шефа никаких известий не поступало?

– Нет, мы их ждали от вас.

– К сожалению, ничем вас обрадовать не можем.

– Что же делать? Нам уже самим становится тревожно.

– Мне тоже, Машенька. Мне нужна подшивка вашей газеты за последние полгода.

– Да вы что, выносить ее из редакции строжайше запрещено.

– Может быть, мне опять оставить вам свой паспорт?

– Да уж ладно, только завтра обязательно мне ее верните, она у нас единственная. Мне за нее шеф голову снимет.

Если самому шефу ее уже не сняли, вяло подумал я, принимая тощий пакет, а вслух добавил:

– Мне совсем бы не помешал домашний адрес Галины Звягиной.

– О, нет проблем, прошу вас.

На фирменном бланке она нацарапала адрес, и я откланялся, поклявшись собственной жизнью не позднее чем завтра к обеду возвернуть полугодовой труд пяти дурех.

* * *

Журналистка Галина Звягина проживала на пятом, последнем этаже неухоженного кирпичного дома с расписанными непристойностями стенами и заплеванной лестницей. Поднимаясь по ней, я уже на уровне второго этажа услышал истошный женский и детские крики, призывы о помощи. Несомненно, происходило что-то серьезное и не исключено, что в квартире Галины. Единым махом я одолел оставшиеся три этажа и, памятуя о том, что звонок может подстегнуть зверя к немедленным действиям, с разбегу высадил дверь. Это оказалось тем более легко, что держалась она на соплях. Не задерживаясь в передней, я метнулся в комнату, туда, откуда доносились вопли. Подонок, одетый только в трусы, весь в замысловатой татуировке, держал женщину за волосы и методично наносил ей неглубокие уколы в спину и обнаженные ягодицы. Кровью были перемазаны даже стены. Вероятно, мою журналистку пытали уже не первый час. Испуганные детские рожицы, зареванные и сопливые, выглядывали из шифоньера, и, кажется, им очень хотелось помочь матери.

– Где была, стерва? Где была, подлюга? Убью, сука.

– Не надо, Гена, не надо. Дети у нас, помогите!...

Я помог, хоть и говорят, что со спины бить непорядочно, но этого подонка порядочно было бить со всех сторон и подолгу. Впрочем, я ограничился только одним ударом попавшейся мне под руки бутылки. По-детски ойкнув, он послушно улегся у ног своей жертвы. Ничего не понимающая Галина несколько секунд переводила недоуменный взгляд то на своего мучителя, то на меня, пока наконец не поняла, что она первозданно нага.

– Помогите!
– пуще прежнего заголосила она.
– Убивают! Насилуют! Мужа убили!!

– Замолчи, дура!
– грубо посоветовал я ей.
– Одевайся, я подожду тебя на кухне.

Ну что? Везет тебе, Гончаров? А ты еще в этом сомневался. Если в радиусе километра есть куча дерьма, то господин Гончаров не будет самим собой, ежели туда не вступит. Можно нисколечко не сомневаться. Что за везение?

Его топот я услышал загодя, поэтому у меня было достаточно времени, чтобы встретить его достойно. Пьяная мразь бежала с ножом с четкой задачей меня убить. Места для глобальных баталий у нас не было, и пришлось довольствоваться пространством кухни. Из оружия, кроме тех же пустых бутылок, мне под руки ничего не попадалось, и во второй раз мне пришлось прибегнуть к их услугам. Но одно дело, когда бьешь со спины, а совсем другое, когда на тебя прет протрезвевший звереющий амбал, мечтающий погрузить свой мясницкий нож в мой многострадальный живот. На сей раз мне пришлось потрудиться подольше. Швырнув в проход кухонный стол, я из-за его прикрытия принялся стремительно, как из пулемета, швырять в него бутылки, пока не добился положительного результата. Один из моих снарядов, запущенный точно в лоб, наглухо загасил психопата. Даже не пискнув, с открытыми глазами он сполз по стеночке коридора и, привольно раскинувшись на полу, дернул ногой. Этого мне только не хватало! Если я сделал из него покойника, то мне предстоят крупные неприятности, и в первую очередь от его супруги Галины. Матерясь почем зря, я нагнулся над поверженным врагом и, нащупав артерию, с облегчением вздохнул. За щетинистой грязной кожей что-то там у него билось. Отбросив нож и накрепко связав изверга бельевой веревкой, я позволил себе маленькую передышку - не спеша, со вкусом закурил. Однако это мое невинное удовольствие привело в ярость Галину. Вылетев натуральной фурией, она тут же на немыслимо высокой ноте заверещала:

– Кто позволил?! Тебе кто позволил здесь курить?! Я тебя спрашиваю, пьянь самарская?! Ты вообще как здесь оказался?

– Вы же просили о помощи, вот я и пришел, - растерянно ответил я, теряясь в глубинных лабиринтах женской психологии.

– Господи, а что ты сделал с Геной?
– Заметив поверженное мужнино тело, она заголосила пуще прежнего, словно это не он, а я недавно зверски издевался над ней.
– Подонок, да ты убил его! Детки, Саша, Танюшка, он убил вашего папку. Быстрее сюда, смотрите. Потом все скажете на суде. Смотрите, он убил вашего отца!

– Ну и правильно сделал, - посмотрев на отца, тускло ответил семилетний пацан.
– Больше он нас бить не будет. Слышь, Танька, тебя в садике перестанут за синяки дразнить.

– Что ты такое плетешь, недоносок?
– ужаснулась Галина неординарным поведением сына.
– Что ты мелешь, он же твой отец.

– Не нужен мне такой отец, - серьезно ответил мальчишка.
– И тебе он тоже не нужен. Дядю жалко, в тюрьму из-за него сядет.

– Не волнуйся, Санька, - успокоил я пацана, - не сяду я никуда, потому что жив твой папаша, видишь, глазами моргает?