Гончаров идет по следу
Шрифт:
— Все, земляк, на этом аудиенция закончена. Рыскул, займитесь. Но если и на этот раз что-то сделаете не так, то пеняйте на себя.
— Все будет отлично, шеф. А куда девать его тачку?
— Об этом потом. Когда закончите, доложите.
— Ты ненормальный, — попробовал протестовать я, но короткий автоматный ствол между лопаток заставил меня замолкнуть.
Теперь вся надежда оставалась на Джамилю, если она сама давно и продуктивно не сотрудничает со Стригуном. А возможности такой я уже не исключал, иначе каким образом он узнал о моем посещении его матери? Существует,
— Пойдем, русский брат, не надо ругаться, — участливо позвал палач.
— Куда?
— Там узнаешь, какая тебе разница.
Ясной ноченькой под его конвоем и призванного на помощь Сергея меня потащили куда-то в гору, и это придавало некоторого оптимизма, потому что в моем кошмарном сне господина Гончарова топили в озере, а тут все же появилось какое-то разнообразие, да и запаха сирени, слава Богу, пока не чувствовалось. Дай Бог, может быть, и пронесет. Я напряженно ждал первых выстрелов Джамили, готовый тотчас упасть на землю, предоставляя ей полное право дальнейшей разборки.
Но выстрела не было, и с каждым шагом моя надежда становилась все призрачней и ирреальней. Я заскучал, как пожилая вдова, от которой уходит последний любовник, и уж совсем нехорошо мне стало, когда мы вышли на небольшую каменистую площадку над бездонной пропастью. А выстрелов Джамили по-прежнему не было, и я с сожалением подумал, что их не будет вообще.
— Все, брат, пришли, — по-своему меня жалея, сообщил киргиз.
— Скидывай барахло, — приказал его русский подельник.
— Зачем? — изумился я.
— Чтобы в случае чего тебя не опознали, — удивился моей глупости Рыскул.
Дрожь, граничащая с паникой, началась с рук и быстро распространилась по телу, которому в самом скором времени было суждено обезображенным покоиться на дне проклятой пропасти. Помощи я уже не ждал. Стараясь оттянуть загадочную и неприятную процедуру прощания плоти с душой, я медленно начал раздеваться, отчаянно пытаясь найти хоть какой-нибудь, пусть самый бредовый выход.
Его не было. Скудного лунного света все-таки хватало, чтобы без труда пристрелить меня в случае неожиданного побега. Значит, у меня оставался только один, зато достойный вариант, и смешно было им не воспользоваться.
Последний раз снимая штаны, я случайно в них запутался, упал и подкатился под ноги Сергея. Пнул он меня брезгливо и необдуманно. Уже через секунду клубок из двух тел, нещадно матерясь, балансировал на самом краю обрыва, а еще через мгновение Сергей, матерно прощаясь с миром, летел к праотцам. А сам я, каким-то чудом уцепившись пальцами за каменный выступ, повис над пропастью, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь опору. Зачем она мне была нужна, я не знал. Все равно сейчас киргиз меня пристрелит, так стоит ли особенно дергаться? Словно в подтверждение моих слов, многообещающе клацнул затвор, и тут же отчетливо послышался тревожный голос Стригуна. Только перед смертью я догадался, каким образом у них осуществляется связь.
— Рыскул, Рыскул, немедленно ответь. Прием.
— Да, шеф, я слышу хорошо. Прием.
— Немедленно приведите его назад.
Он жив?— Пока жив, прием.
— Смотри, чтоб ни единый волос не упал с его головы, иначе поплатишься своей. Как понял, ответь.
— Я все понял, шеф. Но только он Сергея столкнул в пропасть.
— Туда ему и дорога. Веди его осторожно, как девушку.
— А если он меня тоже столкнет?
— Если ты хоть пальцем его тронешь, я тебя отправлю туда лично.
— Я все понял, конец связи. Хорошо, что ты еще живой, — отключая рацию, похвалил меня Рыскул. — А то бы шеф опять ругаться начал. Вылезай, я тебе помогать не буду, не хочу лететь за Серегой. Лучше от шефа потом сбегу.
— Не сбежишь ты от него, больно умный он, сразу найдет, — выбираясь на площадку, пообещал я киргизу.
— Умный-то умный, а не умней меня. Это я придумал, чтобы перед смертью жертва раздевалась сама. А теперь подумай, если бы не это, то где бы ты уже был, а?
— Да, Рыскул, тут ничего не попишешь, коньяк с меня.
— Дешево ты, однако, свою жизнь ценишь, я бы ящика не пожалел.
— Что делать, хороший, умный охранник и стоит дорого, — натягивая куртку, съязвил я. — Так-то, брат киргиз. Хороший охранник — он и в Африке охранник.
— Ладно, иди вперед, — почувствовав в моих словах иронию, посуровел Рыскул. — Да учти, что я не киргиз, а казах.
— Извини, брат казах, не хотел обидеть.
— Ладно, иди, только смотри у меня, без глупостей, убить не убью, а по ногам прошью. Марш, русский брат. Иди и не разговаривай.
Здраво решив, что в сложившейся, далеко не худшей для меня ситуации лучше подчиниться его приказу, я замолчал и, спотыкаясь, побрел назад. Но что же могло так круто изменить решение Стригуна? В его доброту и человеколюбие верилось с трудом. Скорее всего, здесь сыграло роль какое-то ранее непредвиденное постороннее обстоятельство, возможно, даже незабвенная Джамиля. Правда, проникнуть вовнутрь его замка она бы вряд ли смогла, но, может быть, этот самоуверенный придурок сам вышел подышать воздухом.
— Прибавил ты мне работы, брат, — прервал молчание Рыскул. — Теперь надо спускаться в пропасть и хоронить Сергея.
— Сто лет оно тебе надо, — охотно отозвался я. — Его и без тебя стервятники да шакалы похоронят. Погоди с недельку, и от него одни косточки останутся.
— Э-э-э, нехорошо говоришь, друг он мне был. Не очень чтобы хороший, но друг.
— Ну тогда не забудь поставить ему гранитный обелиск и каждый день приноси сирень. У вас ведь много сирени. А пахучая-то какая!
— Да, сирень у нас зацвела, а Серегу все равно хоронить надо.
— Приношу тебе свои искренние соболезнования, — выходя на освещенную площадь, посочувствовал я. — Но ты не переживай, ангелам он все равно не нужен, а черти мне только благодарны.
— Какой жестокий ты человек, — нажимая кнопку домофона, осудил меня охранник.
— Вы пришли, Рыскул?
— Так точно, шеф, у меня проколов нет.
— Хорошо, отдай автомат господину Гончарову, а сам отойди на десять метров.
— А?
— Бэ, делай, что тебе говорят.
— Шеф, да он же меня убьет. Он Серегу уже прикончил.