Гончаров приобретает популярность (Часть 1)

Эти вопросы не давали мне покоя несколько дней. Да так что однажды утром, захватив небольшой гостинец я прикатил в Белое и притормозив возле дома бабы Любы, посигналил. Она словно ждала моего приезда. Сразу же вышла на крылечко и нисколько не удивившись пригласила зайти в дом.

– Да ты не бойся, собаки у меня нет.
– Дребезжаще рассмеялась она. Самой жрать нечего, где уж тут собаку держать. А ты что прикатил - то?

– Да вот, гостинец тебе привез.
– Протягивая скромный пакет усмехнулся я.

– А кто ты такой, чтоб я у тебя гостинцы брала.
– Удивилась бабулька и насупившись отрезала.
– Проживем без подачек. Говори зачем приехал.

– Помянуть Марию Андреевну. Вот и еды захватил.

– Ну тогда другое дело. Это по - людски, заходи в избу, только разувайся, а то вы городские в чем по улице - в том и по горнице.
– Отворив дверь она подтолкнула меня в темные, пахнущие травами сени, а потом и в избу.

Внутри дом был перегорожен на две части. Та половина куда я попал очевидно была большая. Здесь, кроме внушительной печки, разместился буфет, стол с табуреткками и металлическая кровать аккуратно застеленная солдатским покрывалом.

– Седай.
– Указав мне на табурет приказала баба Люба.
– Погодь малость, я насчет закуски распоряжусь.

– Не беспокойтесь, там в пакете все есть.
– Попытался я удержать старуху.

– Что там есть?
– Презрительно фыркнула она.
– Огурцы там есть? Или грибочки маринованные? А может быть настойка самоличного моего приготовления? Молчи уж!

Подхватив миски, банки и баночки, ещё раз смерив меня принебрежительным взглядом, она хлопнула дверью и умчалась в погреб.

– Хорошо - то как!
– Подумал я слушая деревенскую тишину и вдыхая незагазованный воздух.
– И чего это люди в города лезут. От добра добра ищут? Променять эдакую благодать на сумасшествие городской суеты! Глупые люди! И что...

Мягкий удар по затылку сразу привел меня в чувство. Сгрупировавшись я отлетел в угол и принял стойку с удивлением при этом отмечая отсутствие противника.

– Ты что это в угол забился?
– Входя поинтересовалась бабулька.
– И кулаки вытаращил ровно как со мной биться хочешь? Батюшки, а уж не ты ли Маньку - то...Я тебе в дом, а ты... Ты Маньку...

– Баба Люба! Не я, успокойтесь!
– Предвидя что за этим может последовать взмолился я.
– Мне показалось, что пока вас не было кто - то ударил меня по голове.

– Господи, а я - то уж не на шутку напугалась.
– Все понимая вздохнула хозяйка.Васька на тебя с печки прыгнул, а ты уж и того... Ну и мужик нынче пошел! Ну ладно, давай к столу, будем поминать Маньку, мою лучшую подружку.
– Сноровисто накрыв на стол она налила по стопочке вишневой настойки и всплакнула.
– Чтоб тому ироду вечно гореть синем пламенем.

– Какому ироду?
– Между прочим спросил я.

– Да кабы знать. Эх! За тебя, Маня, земля тебе пухом!
– Старушка выпила, утерла слезы и спросила.
– Так ты чего приехал - то?

– Хотел я, баба Люба, тебя поподробнее о ней расспросить.

– А тебе - то зачем? Ты ведь её живую не знал.

– Не знал, это правда, но мне кажется, что она было прекрасным человеком. Я бы хотел отомстить за её смерть и помочь найти её убийцу или убийц.

– Хорошее дело, да только где ты их найдешь?

– Как ты думаешь, на что они могли позариться? Ведь просто так не убивают.

– Да не на что там было зариться. Что со старухи возьмешь? Старый зипун, да на язык типун. Ничего у неё такого не было. Вот только книжки её хреновые, а кому они нужны. Ничего у Маньки было взять, да никогда и не было. За что убили, сама не знаю. Видно просто так, за доброту их вечную.

– Кого вы подразумеваете под словом их?

– Кого - кого, Крюковых конечно. Отца - то, Андрея Алексеевича войной убило, за русский народ значит голову положил. Это тебе что, не доброта разве? А про отца его, Манькиного деда, Алексея Михайловича, я вообще молчу.

– Зачем же молчать, я с удовольствием тебя выслушаю.

– Тогда давай уж сперваначала помянем весь их Крюковский род. Теперь то от них никого не осталось.
– Разливая наливку опять всплакнула баба Люба.
– Была ещё у них Зойка, тридцать пятого года рождения, так та как после войны в город укатила, а потом и вообще в Москву подалась. Так мы её и видели. Только письма иногда посылала, а в восьмидесятом аккурат за границу укатила. Но она не их породы, не крюковской, нерусская какая - то. Ну давай, Константин, за Крюковых.
– Мелкими глоточками опростав стопарик она закусила конфетокой и продожила свой рассказ.
– Дед, Алексей Михайлович, говорят, настоящей русской души был человек. Не побоялся один против пяти вооруженных бандитов встать. Ты церкву наши видел?

– А как же её не увидишь, конечно видел.

– Ну и как она тебе? Глянется?

– Кому ж она может не глянуться? Красавица, что белая лебедь в синем небе плывет. На неё посмотришь и жить охота.

– Это ты правильно сказал, Белая лебедь. Эту - то Белую лебедь и хотели забить в двадцать втором, да так, чтоб камня на камне не осталось. Тогда все церквы грабили, чтоб хлеб за границей купить. Вот оно как. Кабы не Алексей Михайлович - не осталось бы нам такой красоты. Он батюшкой при ней состоял, священником значит. Накануне вечером добрые люди ему донесли, что назавтра в гости пожалует НКВД или чекисты и будут грабить церкву. Сожгут лики святых, чтобы забрать их серебрянные и позолоченные оклады.

Целую ночь Алексей Михайлович прятал церковное добро, а под утро раздал по селянам все иконы, но уже без окладов. Когда пришли варвары, то церковь была пуста. Тогда они озлобились и сказали, что если он не отдаст добро по хорошему, то они порушат купола. А Алексей Михайлович не испугался и грудью встал на их пути. Вот тогда - то они его и убили. Залпом в него стрельнули и ушли, правда ничего не тронули. Видно совестно стало. Говорят, что потом его всем селом хоронили, а село наше тогда было огромное, не то что сейчас.

Вот такие они были Крюковы. Манька - то родилась когда деда уже не было, но она все равно его сильно любила. Всех старых стариков про него расспрашивала, а кто что продеда знал, то записывала. Наверное сто тетрадей испортила.

– Вот как?
– Уцепился я за едва уловимую мысль.
– А где эти тетради сейчас?

– Откуда ж мне знать. Она раньше хотела музей сделать. Ну не только про деда, про все наше село, а потом и село - то кончилось. Она сильно переживала, и в район и в город ездила, пороги сбивала, да только никому до нашего Белого никокого дела не было. Манька от того даже заболела, всю зиму с койки не вставала и перестала об этом говорить.