Гончаров разгадывает семейную тайну
Шрифт:
– Кто разбудил вас в то утро и кто помогал собираться в школу?
– Варьку с первого сентября будила и собирала в школу я сама, - ответила за сестру Татьяна.
– Так мы с мамой решили. А в тот день и потом целых две недели мне вообще можно было не ходить на занятия.
– Позвольте поинтересоваться, за какие такие заслуги?
– Да ни за какие, просто нужно было присматривать за Клавкой. Училась-то я хорошо, вот мама и договорилась с учителями, что я все это время буду заниматься дома, а потом отвечу по всем предметам.
– Тогда что же вас заставило пойти в школу в тот день?
–
– Вы помните точную дату, когда это случилось?
– День я не помню, - проглотив комок и сдерживая слезы, заговорила Татьяна.
– Но прощалась она с нами в какое-то воскресенье сентября.
– Как я понял, дом к тому времени был уже выстроен?
– Да, потому что с утра того же воскресенья мужики его обмывали.
– Значит, вы могли слышать, что происходило той ночью? Я имею в виду вас, Татьяна.
– Этот вопрос мне задавали уже двадцать лет назад.
Посерев лицом, женщина выпила мой самогон и, уткнувшись в кухонное полотенце, заревела.
– На этот вопрос я могу ответить, - пришла на помощь сестре Варвара. Дело в том, что дом хоть и был готов, но только снаружи, а внутри еще многое нужно было сделать. В основном оставались всякие мелочи: окна, двери, наличники, но все это отец доделывал один, а мы продолжали жить в старой развалюхе, поэтому-то мы не могли слышать, что здесь происходит.
– Простите, Варвара, мне непонятен один момент: почему вы думаете, что убийство произошло в новом доме?
– А как же иначе. Если бы ее убивали там, где мы спали, то мы бы проснулись, потому что там у нас была одна комната.
– А вы уверены, что была драка? Убить человека можно и в полной тишине.
– Да, конечно, но в экспертизе нам сказали, что у нее был перелом руки и черепа, из-за которого и наступила смерть.
– Почему вы об этом не сказали раньше?
– Вы не спрашивали, а откуда мне знать, что это важно.
– Часто ли они скандалили до исчезновения матери?
– Нет, такого не было, - приходя в себя, решительно заявила Татьяна, - а если что-то и случалось, то мы этого не слышали.
– Я бы хотел посмотреть все домашние документы двадцатилетней давности.
– Мы бы и сами хотели их посмотреть, - усмехнулась хозяйка.
– Но их нет. Они, к сожалению, сгорели и из-за этого у нас сплошные неприятности.
– То есть как это сгорели?
– немного опешил я.
– Почему сгорели?
– Потому что был пожар, вот они и сгорели вместе со старым домом.
– А ваши свидетельства о рождении? Меня пока интересуют только они.
– Тоже сгорели, - скорбно сообщила Татьяна.
– Тогда по каким документам вы получали паспорта?
– По записи в отцовском паспорте и по справке погорельцев.
– Почему же не сгорел его паспорт?
– Он носил его с собой, потому и не сгорел. Неужели непонятно?
–
Понятно, только как-то странно - обычно сельские жители документы с собой не носят. Вытаскивают их раз в год, чтобы смахнуть пыль. Можно мне на него взглянуть? Просто из любопытства.– К сожалению, нельзя, его сразу же забрал агент похоронной фирмы.
– Какая жалость.
– От досады я даже немного выпил, подумав, что пустяковое на первый взгляд дело принимает очертание кем-то хорошо выстроенного и обдуманного преступления. Хорошо, попробуем подойти к нему с другой стороны. Татьяна, а откуда у ваших родителей нашлись деньги на покупку "Волги" и постройку дома? Не забывайте, это был семьдесят шестой год и купить такой автомобиль было по карману далеко не каждому.
– А вот этого я не знаю, - выдохнула она с каким-то облегчением.
– Меня тогда родители в свои дела не посвящали.
– А позже? На какие деньги вам удалось открыть свое дело? Насколько я могу судить, оно у вас немаленькое.
– Но и не такое большое, как хотелось бы. А первоначальный капитал отец брал в банке под проценты. На это имеются все необходимые документы.
– Когда вы брали кредит?
– В конце девяносто третьего года. Но сегодня, как я понимаю, неприлично считать чужие деньги. Может быть, мы переменим тему?
– Пока нет. Когда вы расплатились с кредитом?
– Уже через год. Предприятие оказалось очень прибыльным, и обе фермы сразу же начали приносить доход, о котором мы и не мечтали.
– В это верится с трудом. Я впервые встречаю фермера, у которого блестяще идут дела, притом, что ему приходится отдавать бешеный налог государству, развивать производство и платить проценты за кредит.
– Не верьте, воля ваша, но это так.
– Какой ежемесячный доход приносит ваше хозяйство?
– Это коммерческая тайна.
– Сколько денег хранится на счетах вашего покойного отца и сколько на ваших?
– На этот вопрос я тоже отвечать не буду.
– Сколько человек занято на вашем производстве?
– Допустим, двадцать.
– Сколько голов скота содержится на фермах?
– Около пятидесяти коров и сотня свиней.
– Объемы вы наращиваете или наоборот?
– Скажем так, они остаются на одном уровне.
– Тогда не надо быть великим экономистом, чтобы понять, какую сопливую лапшу вы вешаете сейчас на мои уши. Получается, что две коровы у вас могут прокормить одного рабочего? Допустим, но тогда как вы ухитряетесь платить за электричество, за корма, за отопление? Я уже не беру во внимание совершенно сумасшедшие налоги и рэкет. Вам что, Боженька подкидывает?
– Варвара, ты кого пригласила? Сыщика или инспектора налоговой полиции? холодно и въедливо спросила она сестру.
– Танька, но если он об этом спрашивает, значит, ему нужно это знать, оправдываясь, ответила она.
– А я так не думаю. Если бы он хотел разобраться со смертью отца, то не спрашивал бы о наших финансовых делах.
– Извините, уважаемые дамы, за то, что доставил вам несколько неприятных минут.
– Улыбнувшись, я допил остатки самогона и, подойдя к двери, отвесил шутовской поклон: - Дай вам Бог, чтобы в вашем подполье больше не появлялись трупы.