Гончие преисподней

Колдунья читала заклинания, пытаясь восстановить силы. Трицератопс все еще черпал из чародейки энергию и делал это гораздо быстрее, чем волшебница успевала восполнять ее.

Рог прочертил в воздухе длинную свистящую линию. Я ударил дракона во второй раз. Костяной воротник, прикрывавший шею, треснул.

Трицератопс припал на передние лапы. Хвост выстрелил в меня, но я уже был наготове. Третий взмах молота проломил ему череп. Было слышно, как там, внутри, хлюпают продавленные мозги, растерзанные осколками кости.

Я сложил ладони, пряча оружие.

Широкий сноп света вырвался из моих рук, похожий на луч маяка. Он ударил в монстра и отбросил его прочь.

Маргарита подняла лицо. С правой щеки ей в рот заползала серая многоножка. Женщина попыталась сотворить чары, чтобы остановить меня. Возможно, ей бы удалось это сделать, не будь рядом трицератопса. Монстр высасывал из нее все силы.

Сияние вспыхнуло в моих руках. Оно суживалось, превращаясь в длинное плоское лезвие. Было видно, как кипят кровь и мозги в черепе твари, не в силах вынести объятий жары.

Горячая волна света располосовала чудовище. Оно захрипело, его шесть лап начали царапать асфальт. Потом монстр развалился на две половинки, дымяшиеся обугленным мясом. Я обернулся.

Морозный туман взвился там, где только что стояла Маргарита. Женщина исчезла.

ГЛАВА 20

Вилла Гонролда больше походила на добрую крепость. За глаза остряки прозвали его Мусорный король, но он не обижался. Вернее, ему было все равно, что о нем болтают. В последнее время его все чаще занимали иные мысли.

Обладая редкостной силой и крепким здоровьем, он часто злоупотреблял алкоголем и вкусной едой. Ему было смешно слушать, как поборники здорового образа жизни кудахчут о холестерине, призывая к диетам и растительной пище.

Но однажды после шумных посиделок, как он именовал празднование особо выгодных сделок, Гонролд проснулся от страшной боли. Левую руку невозможно было поднять, все тело покрылось липким холодным потом, в голове стучали острые молоточки. Они каким-то образом проникли внутрь черепа и теперь лупили что есть мочи по голому мозгу.

Хейрод замер в ожидании – он был уверен, что это какой-то амок, случайность, ошибка, допущенная кем-то там в небесной канцелярии. И, мучась от страшной боли, Гонролд все же злорадно усмехнулся про себя, представив, как виновника происшествия вызовет боженька на ковер и лишит привилегий. Какие такие на небесах привилегии и как все это будет происходить, он не знал, но верил истово, что есть у него защитник, покровитель, который не допустит подобной несправедливости.

Боль отступила так же внезапно, как и появилась. Хейрод встал с постели, подошел к столу, налил себе сока и вышел с бокалом на балкон. Почудилось, что с небес на него смотрит ангел-хранитель. На глаза почему-то навернулись слезы. Гонролд покраснел от стыда – никогда никто не поверил бы, что он может вот так, как баба, разнюниться.

Особое раздражение вызывала мысль о том, как он умрет, придут чужие люди и, уже не опасаясь его присутствия, примутся копаться в его вещах, лапать любимую, тщательно отполированную мебель, сделанную на заказ из дорогого дуба.

И вот с тех пор в душе его поселился страх смерти, а еще вера в то, что, если очень постараться, можно найти лазейку в этом несправедливом положении вещей и обрести вечную жизнь. И сделать это надо как можно раньше. Ведь если медлить, тело его ослабеет, станет бессильным, дряхлым, а в таком состоянии, когда кости ломит, ноги крутит, спина не разгибается, на кой оно, бессмертие.

«Сегодня же нужно поехать к старикану, – думал Гонролд, – и потолковать с ним».

Машина подпрыгнула на выбоине, и Гонролд недовольно поморщился. Он не любил, когда что-то нарушало плавный ход его размышлений. Тем более что в душе чувствовал некую неуверенность в себе, чего за собой прежде никогда не замечал.

Шофер остановил машину у дома Алеганда и поспешно выскочил этаким чертиком из табакерки. Чувствовал за собой провинность – не уберег босса, проглядел эту чертову ямину. Но, к счастью, мысли Хейрода Олеговича были заняты другим, поэтому водитель счастливо избежал нахлобучки.

Гонролд легко взбежал по ступеням, за ним шли двое телохранителей. Можно было бы их и не брать, но с ними как-то спокойнее. Деликатно, чтобы не задеть невзначай шефа рукой, один из охранников негромко, но настойчиво постучал в дверь.

Вышел сам хозяин. Он немного прищурился от яркого света: судя по всему, в доме царили сумерки.

Алеганд без удивления встретил неожиданный визит, лишь недовольно поморщился, когда вслед за Гонролдом в прихожую протиснулись телохранители.

– Без них нельзя, что ли? – спросил он, потом махнул рукой. – Ладно, пусть идут, только чтоб руками ничего трогали, не люблю я этого.

Гонродд усмехнулся. Он тоже терпеть не мог, когда кто-то трогал его вещи. Не сдержав любопытства, он спросил:

– А что, кроме вас, двери некому открыть?

– У каждого свои причуды. Вот вы за собой эту обузу таскаете. Тоже мне, телохранители – ужель они сумеют уберечь вашу жизнь, коли что? Смешно, право. Ну да ладно, один я, не люблю, чтобы за мной кто-то шпионил.

«Чудной дед, – подумал один из охранников. – Да кому ты нужен, чтобы за тобой подглядывали».

– Предчувствую, разговор пойдет непростой, – не без насмешки взглянул на Гонролда хозяин дома. – Вы, парни, идите вон в ту комнату, двери за собой закройте поплотнее, не вздумайте подслушивать.

Телохранители взглянули на хозяина, тот кивнул – дескать, делайте, как говорят, но будьте начеку.

– Слушаю, вас, господин Гонролд, – обратился к гостю Алеганд. – Коньяка налить?

– Не откажусь, – ответил Гонролд, немного растерявшийся, ибо не знал, с чего начать разговор.

Хозяин щедро плеснул в два хрустальных бокала приятно пахнущий напиток и уставился на гостя.

– Я вот к вам с чем пришел, – проговорил тот и тут же сам на себя подосадовал.

«Будто коробейник перед барином разливаюсь», – подумал он и продолжил:

– Я ведь тайну вашего долгожительства знаю. Чтобы разрядить неловкую ситуацию и почувствовать себя непринужденно, Гонродд для чего-то погрозил Алеганду пальцем. Но когда тот не без удивления поднял брови, он тут же смешался и покраснел как свекла.

– Помилуйте, – развел руками Алеганд. – Да кто ж этого в известных кругах не знает? Все, кому надо, в курсе. Дальше-то что?

Гонролд почувствовал, как в душе поднимается раздражение – в основном потому, что впервые в жизни, пожалуй, не знал, как подступиться к главному вопросу, который собирался задать. Да какого черта вопросу, требованию, именно требованию.