Гонцы смерти

— Драть, — поправил Турецкий.

— Ну драть. Это плохо?

— Это хорошо! — обрадовался Скопин.

Турецкий же, однако, особого восторга не выказал.

— Я тебе такую характеристику выдал, что в Вашингтоне изумились. Будем вместе с гор на лыжах шу-у-у. — Реддвей живописно изобразил, как они будут кататься на лыжах с Альп. — Баньку построим, я знаю где! У подножия Альп, на «Цук — шпиц», много снега, можно головой прямо в сугроб. Ты не рад? — огорчился Питер.

— Я рад, — согласился Александр Борисович. — Почетную ссылку, как Меншиков в Березово, заслужил. Ты только помоги этих стервецов поймать, и я готов в обмен на них приехать сюда, в Гармиш-Партенкирхен.

— Тут ничего не поделаешь, придется немного подождать, — мило улыбнулся Питер, наполняя стакан Турецкого виски. Лева от крепких напитков отказался, выбрав запотевшую бутылку крепкого баварского черного пива.

Эмма, жена Питера, милая, обаятельная женщина, которая на протяжении всего разговора сидела, молча улыбаясь, ибо Реддвей испросил у нее разрешение говорить на языке гостей, а по-русски она не знала ни слова, принесла большой запеченный кабаний бок. Хозяин взревел от восторга, взялся за большой нож и большую вилку, отрезая гостям по большому куску.

— Вот так они и живут! — тяжело вздохнул Турецкий. Он произнес тост за прекрасную хозяйку и даже поцеловал Эмму в щеку.

— Ты смотри, он московский донжуан! — предупредил жену Питер.

— Я люблю донжуанов, — ответила по-английски Эмма.

Турецкий, съев несколько ароматных сочных кусков кабанятины, снова свернул на старую тему.

— Питер, нам ждать у моря погоды никак нельзя! Нам дали десять дней, и только! Поторопить твоего агента никак нельзя?

— Я постараюсь, но… — Питер развел руками и скорчил грустную гримасу. — Я даже связи с ним не имею. Но что у вас там за начальник? Десять дней на поимку таких опытных террористов — это смешно. Месяц, я еще понимаю.

— Постарайся, Питер! Вопрос жизни и смерти!

Они вернулись в офицерскую казарму в безрадостном настроении.

— Если и здесь сорвется, подам заявление об уходе! — сказал Турецкий. — Перейду в газету. Или в детективное агентство «Глория».

— Вам-то есть теперь куда уходить! — не без зависти заметил Лева. — А у меня один путь — в адвокатуру. Наукой сейчас заниматься глупо.

— Да по мне, лучше детективом к Денису Грязнову пойти работать, чем сюда. Там хоть живое дело. А тут… — Турецкий махнул рукой.

— А чем тут плохо? Замечательный курортный городок, две зимние Олимпиады проходили, лыжные трассы, трамплины…

— Вот именно, трамплины, чтобы шею ломать!

Александр Борисович лег в кровать, достал «приемничек» Басова, включил его.

— Что это вы? — удивился Солонин.

— А он и как обычный приемник работает. Музыку послушаем. Я, к примеру, люблю джаз, французских шансонье, это моя молодость, — признался Турецкий. Он покрутил ручку настройки. Канал, на котором работал «фантом», молчал. Неожиданно зазвучала иностранная речь, полилась музыка, возник хрипловатый голос Чарльза Рея. — А я тебе что говорил? — обрадовался Александр Борисович. — Поищем Париж!

Он снова стал крутить колесико настройки. Неожиданно послышались голоса, мужской и женский. Разговор шел на английском, и так чисто звучала речь, точно люди находились в соседней комнате. Турецкий замер: это были голоса Реддвея и его жены. Его мягкий баритон трудно было с кем-то спутать. Насторожился и Вадим, удивленно посмотрел на шефа.

— Они говорят о нас! — прошептал Скопин.

— Послушаем, — насторожился Турецкий.

«Мне жаль Алекса, но я ничем не смогу им помочь», — вздохнул Питер.

«Рон так и уснул с машиной», — сказала Эмма.

«Игрушка замечательная! — отозвался Питер. — Надо его дочке что-то подарить…»

Замигала зеленая лампочка на передней панели. Когда Басов рассказывал об устройстве «антифантома», он объяснил: это означает, что данный разговор кто-то подслушивает, и можно определить местонахождение тех, кто ведет подслушку. Он нажал соседнюю кнопку, вспыхнул маленький сканирующий экран, и в углу его засигналила желтая точка.

— Здесь, в Гармише, находятся те, кто подслушивает Питера! — сообщил Турецкий. — Давай искать!

Они вышли на Марианплац. Работали рестораны, кафе, бары, казино, ездили автомобили. Турецкий надел наушники, чтобы лучше слышать сигнал. Он был одновременно световой и звуковой. Они пошли в сторону вокзала. В Партенкирхене город состоял из двух городков — Гармиша и Партенкирхена. Отель размещался рядом с костелом. Рядом с Пост-отелем сигнал звучал так мощно, что Турецкий полностью убрал звук.

— Здесь! — сказал он и неожиданно замер: ему показалось, что в окне второго этажа промелькнуло лицо Нортона. — Пойдем! — приказал он и двинулся обратно в сторону офицерского корпуса. Лева поплелся за ним. Но Турецкий свернул к дому Реддвея. Он поднял его с постели и, повелительным жестом запретив говорить, вытащил его на кухню. Содрал со стены какую-то записку, предназначенную для Рона, и написал на ней: «Тебя прослушивают, Нортон и, может быть, Гжижа здесь, в Пост-отеле в Партенкирхене». Питер, рассеянно моргая, смотрел на него. Турецкий написал: «Если все понимаешь, то кивни!» Питер кивнул. «Завтра встречаемся в четыре утра у нас. Ни о чем серьезном с женой не говори, болтай о пустяках. Захвати блокнот. Говорить будем записками. Понятно?» Питер кивнул. Турецкий изобразил на лице галантную улыбку, помахал ручкой и потащил Скопина к выходу.

— А почему у нас-то общаться записками? — не понял Лева.

— Учись, пока я жив, — повеселев, самодовольно сказал Турецкий. — Я, кажется, понял, почему Дениса долбанули по затылку! В самого Питера вогнали «клопа», вот в чем секрет! В тело, понимаешь?! Он упал, капли крови на снегу, но, ошалелый от жара и холода, он этого даже не почувствовал. А потом дубовым веничком я же, как идиот, все и размял, размассировал. И они его все это время потрошили! И нас вместе с ним! О майн Готт!

Турецкий схватился руками за голову. Скопин из полубредового монолога шефа ничего не понял: кого долбанули, куда, какие капли крови на снегу и причем тут дубовый веник. Льву на мгновение даже стало страшно: если у Турецкого началась белая горячка — бутылку виски 0,7 литра они с Питером вдвоем уговорили, а потом полирнули все это еще джинчиком, немудрено ошалеть от такого количества выпитого, — то один Скопин с заданием не справится. Вот уж выпала командировочка!

* * *

Басову позвонили от имени Тюменина. Последний где-то скрывался, но очень хотел с ним срочно увидеться. Звонивший сказал, что находится рядом с его домом на машине и может отвезти физика к нему. Сергей тотчас согласился. Он даже не стал звонить Меркулову, как велел ему Турецкий, а решил просто притащить Тюменина в Генпрокуратуру. Он-то уговорит Мишу прийти с повинной, и тем самым сделает то, что не удалось «важняку» Турецкому и его коллеге Скопину.

За рулем сидел поджарый мужик с узкой полоской щетинистых усов над верхней губой, представился Виктором, обрадовавшись, что Басов так быстро откликнулся на его просьбу.

— Как он? — спросил Сергей, когда они отъехали.

— Нормально, хандрит только.

— Еще бы! — отозвался Басов. — Он мою записку читал?

— Записку? — удивился Виктор. — Я не знаю.

— Понятно, — сказал Сергей. — А как он узнал, что я, это я? — не понял Басов.

— Вычислил, — тут же сориентировался водитель. — Статейки ваши читал, потом кто-то ему рассказывал.

— Странно, — пробормотал физик, и легкая тень подозрений шевельнулась в нем. — Знаете, я лучше выйду в центре, а потом мы договоримся о встрече.