Гонец московский

Несмотря на толчею на дорогах, их небольшому обозу удалось продвигаться беспрепятственно. Стража, взимающая мзду с проезжих на многочисленных заставах – на мостах, бродах, перед селами и городками, – не уделяла им ни малейшего внимания. Скользили по телегам равнодушными взглядами, принимали причитающиеся медяки и отодвигали рогатки, разрешая проезд.

Баронские дружины, на рысях разбрызгивая жидкую грязь, обгоняли подводы с сокровищами Ордена, и никому в голову не пришло проверить груз.

Можно было ехать, не скрываясь, распевать в полный голос гимны, громко разговаривать друг с другом. Единственный запрет, который наложил брат Эжен на спутников, заключался в следующем: ни в коем случае ни с кем не заговаривать первыми. К слову сказать, переговоры со стражей он всегда брал на себя.

Неподалеку от Страсбурга их нагнало известие о разгроме Ордена и смерти брата Гуго.

Брат Жиль возмутился произволом французского короля, но старшие братья-рыцари пришли к единодушному заключению, что в последние годы дело к тому и шло.

– Слишком много зависти в нашем мире, – хмуро проговорил брат Рене. – Люди завидуют чужому богатству, чужой славе, чужой удаче. И сильные мира сего никак не защищены от воздействия пагубных страстей. Монархи косились на богатство и славу Ордена бедных рыцарей Иисуса из Храма Соломона еще со времен Ричарда Львиное Сердце и Филиппа Августа. И вот выждали самое удобное время, когда наши силы подорваны непрерывными войнами на Востоке, комтурства разбросаны по разным землям и разобщены, а среди магистров нет согласия. Обвинения в чернокнижии и содомии? Пустое… Не более чем повод. Как говорил Иисус, пусть первый камень бросит тот, кто без греха…

– Но как же… – недоумевал брат Жиль. – Как теперь жить с мыслью, что Ордена больше не существует?!

– Орден не сможет исчезнуть, пока живы мы, его верные рыцари, – возразил брат Антуан. – Думаю, король Филипп был неприятно удивлен, когда ворвался в изрядно оскудевшую сокровищницу Тампля. Впрочем, мне его не жаль. Алчность и зависть являются грехом и должны быть примерно наказаны.

– Мы еще поглядим: поддержат ли замыслы французского короля Эдуард Английский и император Альберт? – вмешался д’Орильяк. – Предвижу, что они не упустят возможности насолить французу. Даже несмотря на папские указы.

– Во всяком случае, мы должны выполнять свою миссию без тени сомнения и страха, – кивнул де Грие. – И тогда Орден возродится. Быть может, в далекой и дикой Московии, может быть, еще восточнее, под самым носом у узкоглазых кочевников…

– Которые, в отличие от сарацин, – добавил брат Рене, – гораздо более восприимчивы к слову Божьему. Мне известно немало случаев, когда эти казалось бы дикие и грязные безбожники, неграмотные и кровожадные, с радостью приходят в лоно истинной Церкви. Возможно, Великий магистр именно этого и добивался – потерпев неудачу в Святой земле, перенести деятельность Храма на славянские земли. Русские – отличные воины. Они независимы и отважны, хотя и простодушны. Опыт тевтонов и меченосцев убедительно доказывает – силой с ними не совладать, а вот, оказав помощь золотом и серебром, можно попробовать подчинить русских князей своей власти.

– Но почему Жак де Моле сам полез в ловушку? Зачем принял предложение Филиппа Красивого?! – воскликнул Жиль. – Он же обрек себя на верную смерть! Инквизиция шутить не любит, да и королевские палачи не даром хлеб едят! Они постараются выдавить из Великого магистра все, что он знает об отправленных обозах с сокровищами.

– Вот потому брат Гуго де Шалон и покончил с жизнью. Несмотря на то что самоубийство – очень большой грех! – рассудительно произнес брат Антуан.

– А брат Жак де Моле принес себя в жертву, подобно Иисусу. Своими муками и, возможно даже, смертью он искупит грехи всех уцелевших членов Ордена, – поддержал его брат Эжен. – Не все еще потеряно, брат Жиль! Мы живы. И многие братья тоже целы и на свободе. Драпиер [121] и казначей Ордена все еще на Кипре – когда загребущие руки Филиппа доберутся до них? Но не так важно золото и прочие земные сокровища. Из Парижа вывезена главная ценность, которой обладал Орден, – древнее знание, накапливаемое по крупице за все время его существования. Ведь в наших телегах книг и свитков гораздо больше, чем бочонков с монетами и слитками.

121

Драпиер – должность в Ордене Храма, подобная интенданту. Он отвечал за имущество и строительство.

– Пока живы мы, жив Орден! – распрямил спину брат Рене. – Non nobis Domine!

– Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу… – подхватили его слова рыцари и сержанты.

Через три дня, уже в левобережье Рейна, сбежали те двое слуг. Ночью, тайком, не потребовав заработанной оплаты. Должно быть, не захотели служить опальному Ордену. Их никто не обвинял и не проклинал. Просто продолжили путь, и все.

В горах Шварцвальда стало и легче, и труднее.

Легче потому, что отпала необходимость скрываться. Не от кого. Отряд сутками пробирался по извилистым долинам и не встречал ни единой живой души. Зато каменные осыпи, буреломы, сугробы и быстрые реки не давали быстро продвигаться подводам. Упряжные лошади выбивались из сил, теряли подковы, сбивали ноги. Одну пришлось бросить – бедное животное напрочь отказалось идти дальше. Наконец, на переправе через одну из быстрых горных речек брат Антуан приказал выпрячь всех лошадей и дальше перевозить груз во вьюках. Разумеется, пришлось отказаться от лишнего веса. Вначале утопили все серебро и везли только книги и золото. Потом закопали в лесу часть слитков.

Вдобавок ко всем злоключениям заболел брат Рене. Сильнейшая простуда, с жаром и сухим, надрывным кашлем, скрутила рыцаря в бараний рог. Он держался в седле лишь благодаря неиссякаемой силе воли, приказав привязать себя на тот случай, если потеряет сознание. В редких промежутках между горячечным бредом брат-путешественник продолжал указывать верный путь.

И вот, наконец, Швабский Альб. Горы стали ниже, а долины шире. Хотя однажды, когда брат Рене был в беспамятстве, они случайно забрели в узкое извилистое ущелье, откуда сумели выбраться, лишь развернувшись и пойдя по своим следам.

К счастью, зимой на дорогах Вюртембергского графства попадалось мало путников и брат Эжен не слишком напрягался. В противном случае он свалился бы вслед за Сент-Клером, но не от болезни, а от усталости.

Брат Жиль шагал, ведя коня в поводу. Шел пешком и Антуан.

Д’Орильяк время от времени забирался в седло, чтобы читать или делать заметки на ходу.

Сержанты и слуги уже начинали пошатываться. Голод, холод и тяжелый труд превратили их в бледные тени еще недавних жизнерадостных и веселых людей.

«Не приведи Господь, нападут сейчас разбойники, – думал брат Жиль, – голыми руками ведь возьмут. Одна надежда на чернокнижника…»

В душе он давно смирился с тем, что брат Эжен колдует.

«Ничего, потом все отмолим. Лишь бы выбраться. А ведь впереди Бавария, где дороги тоже не самые торные. А дальше – Чехия…»

Брат Рене пояснил, что лучше всего им двигаться на Ульм, а оттуда на Нюрнберг. Пересечь Чешское королевство южнее Пльзеня и Праги – через Домажлице, Табор, Литомышль и от Градца-Кралова выйти прямиком на Бреслау. Жиль часто повторял про себя эти названия, смакуя на языке их дикарскую необычность. Молодой человек предполагал, что прошли они меньше половины пути до первой цели. А уж сколько идти до варварской Москвы, он подумать не смел.

«Любопытно, какие там люди? Сильно отличаются от нас? На кого больше похожи? Одни говорят, русские берут начало от шведов и датчан. Такие же широкоплечие и светловолосые. Любят пить пиво, поскольку виноград в их землях не растет, орать песни и бороться с медведями, которые в их городах бродят по улицам. А города на Руси деревянные… Удивительно? Как же тогда не падают церкви и не обрушиваются крепостные стены? А замки у вельмож тоже деревянные? Другие утверждали, что русские происходят от дикарей-кочевников. Скифов и сарматов. Об этих племенах писали Геродот и Аристотель. Скачут по степи без седел и стремян. Попадают из лука на полном скаку в подброшенную монетку. Хотя откуда у них монеты? Брат Рене как-то упомянул, что русские не знают денег, а обмениваются товарами. Больше всего у них ценятся шкурки пушных зверей и железо…»