Гонки на выживание (Солдаты удачи - 2)

Нифонтов отключил связь.

– - Ну как вам диалог, коллеги?

– - Чрезвычайно занимательный, -- сказал Касьянов.
– - В сущности, имеется все, чтобы пригласить для дачи объяснений. Но не станем спешить. Пусть появятся "золотые улики". Как там с Курцевским со товарищи?

– - С ними все проще, -- усмехнулся Макарычев.
– - Есть не только "золотые улики", но и... "платиновые показания". Практически все соучастники были в таком страхе, что наше... вмешательство в их судьбы восприняли почти как перст Божий, как избавление.

– - Вы знаете, в чем их главный просчет?
– - сказал Голубков.
– - Они так запугали всех своих соратников и исполнителей, внушили им всем такой ужас и уверенность в неизбежности расправы, что вместо преданности породили в них только ненависть и острую тягу к жизни. Совершенно не умеют работать с кадрами.

И, несмотря на полную серьезность этого заявления, все рассмеялись.

– - Ну ничего, -- отсмеявшись, сказал Нифонтов.
– - Раз еще можем смеяться, значит, можем и сражаться. Что там у нас с нашими парнями? Я имею в виду группу Пастухова и ребят на ралли.

– - Шифровки с гонок мы получаем дважды в сутки, -- ответил Голубков.
– Все целы-невредимы, едут... Но, судя по всему, мы поставили им непосильную задачу. Боюсь, надо рассчитывать только на слепое везение. А от Пастухова по-прежнему ничего, никаких известий.

– - Пока экипаж самолета не вырвется домой, вряд ли что-нибудь прояснится, -- сказал Макарычев.

– - Понятно, -- кивнул Касьянов.
– - Руководителем нашей делегации на открытии салона утвержден Клоков. Ну как, Александр Николаевич, выпустим его в Сингапур?

– - Давайте сделаем так, -- сказал Нифонтов.
– - Препятствовать не будем. Но перед выездом во Внуково-2, где-нибудь минут за сорок до вылета, он должен узнать о том, что двигатель в "Апогее" был подменен на макет.

– - Ну нет, Александр Николаевич, -- возразил Голубков.
– - Не знаю, как вы, а я хотел бы видеть своими глазами, что отразится на его лице при этом известии. Давайте лучше обрадуем его прямо у трапа самолета. Он вылетает с Лапичевым?

– - Разумеется, разумеется... Но у того запланирован завтра утром короткий визит в Париж.

– - С какой целью?
– - спросил Нифонтов.

– - Формально деловая встреча согласно протоколу с руководством фирмы "Аэрбас", подготовка будущего подписания соглашения о намерениях в сфере обмена и сотрудничества. Вылет в шесть утра, в половине девятого посадка в Орли, затем сама встреча и в семнадцать по московскому ~ возвращение в Шереметьево. Прямо оттуда во Внуково -- и новый вылет в девятнадцать в Сингапур, с патроном и всей его свитой.

– - Напряженный денек, -- сказал Касьянов.
– - Просто голова кругом.

– - У него вряд ли закружится, -- заметил Макарычев.
– - Но турне интересное. Впрочем, вместо Лапичева для такой работы мог быть отправлен кто угодно. Но Герман Григорьевич решил отправить именно его. Вопрос: почему?

– - Скорее всего, -- сказал Голубков, -- он имеет приказ выполнить весьма деликатное поручение, которое никак не отмечено в его рабочем графике этого дня. Видимо, нечто такое, что невозможно узнать, установить и проверить отсюда, из Москвы -- ни по компьютерной связи, ни тем более по телефону. И дело, надо полагать, спешное.

– - Свяжитесь с нашими людьми в Париже, -- сказал Нифонтов Касьянову.
– Пусть глаз с него не спускают. Ни на секунду. Я думаю, мы все догадываемся, какое у него поручение.

* * *

После двух с лишним суток пути, оставив позади три тяжелейших этапа через пустыни и горные перевалы Ирана, около одиннадцати часов утра по местному времени вереница машин пересекла границу Рашиджистана. Пейзаж мало изменился -- та же суровая, угрюмая красота, та же бахрома гор у горизонта, тот же зной и та же неизвестность впереди.

На земле одного из самых мрачных государств на планете им предстояло пробыть кому пять, кому семь часов.

Артист, Муха и Михаил знали: для них начинаются самые трудные часы. Они почти физически ощущали возникшее вокруг них напряжение. Артист был мрачен.

– - Смотрят, смотрят, чувствую, смотрят...

– - Это все я, -- сокрушался Муха.
– - Язык бы себе вырвал! Кой черт дернул меня вспомнить про эти гонки на выживание!

– - Ладно, -- утешал Михаил.
– - Кончай убиваться. Может, у них и не связалось.

– - Ну да!
– - вздыхал Олег.
– - Вы бы видели глаза этого Шурика. Он же не дурак, только корчит из себя простака.

– - Значит, кто против нас?
– - подытожил Артист.
– - Этот Штукин в связке с американцами. Ну это мы уже и так знаем -- видно, прознали в Лэнгли об этом транзите, ну и решили перехватить.

– - Просто так прознать они не могли, -- сказал Михаил.
– - Наверняка получили точную наколку. Вопрос: от кого? Разумеется, от тех, кто в этот замысел с Рашид-Шахом посвящен. Видно, ребята не прочь маленько облапошить друг друга. Так, кто еще против нас?

– -Добрынин, -- сказал Муха.
– - И еще этот... который англичанин.

– - А вот с ним, -- сказал Артист, -- все по-прежнему непонятно. В том, что он англичанин, а не тот водитель, лично меня никто не убедил и вряд ли убедит. Тем более непонятно, что он за птица и откуда.

– - Ну а наш командор?
– - не отрываясь от дороги и пылящего впереди "джипа-мерседеса" Добрынина, спросил Муха.
– - Вы хоть поняли, какова его роль?

– - Вон он, -- сказал Артист.
– - До него триста метров -- догони да спроси!

– - Он-то хоть нас не узнал?
– - спросил Муха.
– - Как считаешь, Семен?

– - Лучше меня могут ответить факты, -- ответил Артист.
– - Вы обратили внимание -- с сегодняшнего утра и Штукин с американцами, и товарищ Добрынин, и англичанин все время держатся где-то около нас. По-моему, Слейтон узнал меня. Узнал, но не подал виду.

– - Видно, надо было тебе сильней постараться, чтоб надежней память отшибло, -- сказал Муха.

– - Трудно было, лежа под машиной, -- с искренним сожалением вздохнул Артист.