Гонки на выживание (Солдаты удачи - 2)

Внутри на мелованной бумаге оказались и поздравительные стишки домашнего приготовления, написанные размашистым почерком Артиста:

Машинка для проверки слуха -

Играй на ней, наш толстый Ухов,

Играй и классику, и джаз,

И рэп, и блюз, и па-де-грас,

И рок-н-ролл, и буги-вуги

И для друзей, и для подруги...

И внизу пять подписей в столбик: Пастух, Док, Боцман, Муха, Артист.

Тут же лежала и сурдина. И три изумительных мундштука -- готовились друзья загодя, продумали все.

Видно, нервишки еще пошаливали. Николай понял, что сейчас не выдержит. И тогда он бережно взял в руки это сверкающее чудо, поднес к губам, пробежался толстыми пальцами по легчайшим сверкающим клапанам. И осторожно выдул протяжную, сипловато-гортанную ноту, полную такой боли и радости, какую никто никогда не сумел бы передать словами.

– - Ну как, не горячо?
– - улыбнулся Пастух. Вопреки обыкновению, по случаю юбилея друга выпили немало, но почти не захмелели и, раскинувшись на лесной траве под березами, свободно, никуда не спеша, говорили, глядя в огонь костра, о самом важном и памятном для них.

– - Эх, ребята!
– - с грустью вздохнул Док и закурил "Мальборо".
– - Если бы не Колькин юбилей, когда б еще собрались все вместе?

– - Живем не поймешь как, -- подтвердил Муха, -- не видимся месяцами. Не по-людски как-то...

– - Олег прав, -- продолжил Док.
– - Вроде и денег теперь навалом, и работа приличная, а тоска какая-то... Так что причину твоей болезни, Николай, я очень даже понимаю. И не только как врач. Да и не болезнь это, строго говоря.

– - А что?
– - спросил Трубач.

– - Обычная реакция здорового организма на сумасшедшее время. И вот сижу я, смотрю на вас и спрашиваю себя: кто все-таки мы такие?

– - Чего тут гадать? Наемники!..
– - сказал Мухин.
– - Кто ж еще? Дикие гуси... Нам платят -- мы делаем.

– - То есть бригада спецов по вызову?
– - спросил Док.

– - Каждый сегодня продает, что может и имеет, -- сказал Боцман.
– - Вот и мы продаем. Чему научили -- тем и торгуем. Чего тут голову ломать...

– - Блеск!
– - сверкнул темными глазами Артист.
– - Классический русский разговор! Дернули по маленькой и с ходу -- о смысле жизни... Философы, блин! Что до меня, то ваш Артист в казаки-разбойники больше не игрец.

– - Значит, сваливаешь?
– - спросил Пастух.

– - Пойми, Серега, не потому что устал. Не потому что боюсь. И форму не утратил. Да и баксы на дороге не валяются...

– - Это уж что правда, то правда, -- вздохнул Боцман.

– - Но за кого драться-то? За кого воевать?
– - продолжил Семен.
– - Мне лично пока что не все равно, за что получать свои башли.

– - Слушай, -- сказал Муха, -- кончай политзанятие! Боцман прав -- есть спрос и есть предложение. Все!

– - Подыхать за этих откормленных боровов в галстуках?
– - разозлился Семен.
– - Чтоб играли нами, как оловянными солдатиками? Да пошли они! Я свои бабки уж как-нибудь сделаю! Хоть в телохранители пойду... Или спасателем в МЧС.

Сергей всмотрелся в лица товарищей и понял: то, что сумел сформулировать Артист, волновало и остальных.

– - Так, -- подвел он итог.
– - Стало быть, конец отряду?

– - Неужто сам-то не умотался?
– - повернулся к нему Трубач.

– - Есть маленько...
– - кивнул Сергей.
– - Мне двадцать семь, а душе -за полета. Мы ведь не блатные быки, не мясники.

– - Раньше отыграться хотелось, доказать всем штабным сукам, кто мы такие, -- вступил Боцман.

– - А теперь и я больше не хочу. Да и зачем?
– - все расписано, все поделено. По мне, так лучше на этих гонках бодаться, чем снова шмалять в кого попало. То ли сегодня сам пулю поймаешь, то ли завтра... Не так, что ли?

– - Короче -- отвоевались...
– - заключил Пастухов.
– - Что ж, видно, такой расклад. Только все равно жалко чего-то. Если бы нашлось действительно стоящее дело, я бы еще покувыркался. Но только вместе с вами.

– - Что тут говорить, -- пробасил Боцман.
– - Было бы дело -- ты, Серега, один бы не остался...

– - Короче -- амба!
– - Пастух швырнул в огонь толстую сухую ветку.
– Симпозиум закрывается. Давай, Ухов, бери дудку и дуй! А мы послушаем.

Уже смеркалось и вечерняя синяя мгла окружила их. Все больше звезд проступало в небе. И все ярче и ярче пылал весело пляшущий огонь костра.

Трубач бережно достал из чехла свой "Salmer". Пламя отражалось в сверкающем металле сакса, и казалось, будто Николай поднес к губам изогнутый всполох огня.

И странно, необычно прозвучал в вечернем лесу протяжный металлический голос саксофона. У него и правда был необыкновенный по силе и мягкости звук. И быть может, поэтому только теперь, в этот вечер, все они впервые поняли, каким талантом одарен их друг.

Это была всем знакомая, но словно блуждающая в лабиринте импровизации мелодия -- "Песня Сольвейг" Грига в сложнейшей джазовой обработке.

И вот кончилась мелодия, оборвалась. Они сидели и, ошеломленные, смотрели на него.

– - Нет, ну ты... дьявол!
– - пробормотал Артист.
– - Куда тебе воевать! Тебя беречь надо, как национальное достояние.

– - Идите вы!
– - махнул рукой Николай.
– - Это просто для вас... Слышь, Муха, плесни-ка мне сто капель!

Он играл им еще и еще. Потом, бережно отложив саксофон, присел на корточки у костра, разворошил, раздул пламя и неподвижно застыл, глядя в огонь.

Несмотря на прохладу и злющих комаров, друзья решили заночевать в лесу, и весь воскресный завтрашний день провести на природе, а беглеца-именинника сдать обратно на лечение следующим вечером.

Когда погасли последние угли в костре и Трубач в наступившем вечернем сумраке сыграл великий блюз "Джорджия в моем сердце", сыграл так, что всех мороз продрал по спине, когда, сморенные лесным кислородом, спиртом и разговорами, одни устроились на ночевку в "джипе", а другие -- в легких походных спальных мешках, Артист приблизил лицо к Пастухову и знаком поманил в сторону.

Ночь выдалась лунная, светлая, и березовый лес в зеленовато-голубых лунных лучах казался декорацией какого-то фантастического спектакля.

– - Слушай, Серега, -- вдруг шепотом заговорил Семен.
– - Только не думай, что я перебрал...

– - Да ты и не пил почти, -- удивился его словам Пастухов.

– - Слушай, командир, -- все так же тихо продолжал Артист.
– - Не могу понять, что со мной. Такое чувство, будто все время на нас кто-то смотрит. Сначала там, когда ехали, на шоссе. Потом вроде прошло. Решил -- почудилось. А как стало темнеть -- опять накатило. Я ж не псих. И потом, из головы не идет -- кто все-таки эти афишки нам прислал?