Гора из черного стекла

Мальчик смотрел на него сквозь свои густые ресницы, похожий на зверька, готовящегося к защите или драке. Наконец он заговорил:

— Постоянно — и так плохо, и эдак. Тебя все равно в конце концов поймают. Всегда.

Селларс кивнул, а в душе у него была боль.

— Наверное, поймают. А теперь слушай, мой юный друг, я скажу, что ты должен передать девочке.

Казалось, что прошло не четыре часа, а четыре дня с тех пор, как она вернулась из школы. И все это время она думала о том, что сказал ей ужасный мальчик. Она даже не могла быть уверена, что это были слова мистера Селларса. А что, если этот Чо-Чо наврал? Что, если мистер Селларс был действительно болен, а мальчишка просто хотел навредить? Она как-то слышала в сетепередаче, что такие мальчишки не верили в закон, а это значило, что они могут воровать и обижать людей. Он ведь давил на нее, он хочет избавиться от нее.

Ей очень захотелось пойти к мистеру Селларсу и спросить его самого, но мама была рядом, у кухонного стола, и даже, несмотря на это, постоянно оглядывалась через плечо, будто опасалась, что Кристабель может попытаться удрать.

Она делала уроки, но мысли ее постоянно путались, и она никак не могла решить задачки на дроби, никак не могла вспомнить, где числитель, а где знаменатель. Поэтому вставляла цифры наугад, а потом стирала резинкой раз за разом.

— Как, получается, милая? — спросила мама самым ласковым голосом, на какой была способна, но в нем все равно чувствовалось беспокойство, которое не проходило уже много дней.

— Нормально, — ответила Кристабель, хотя все было наоборот.

Она боялась, что папа придет домой вовремя. И она ужасно боялась, что если он придет вовремя, случится что-то страшное, и их жизнь никогда не будет нормальной.

И все равно отец пришел в жутком настроении, он споткнулся о ведро с водой на крыльце, а ведро не должно было там стоять. Мама извинилась, потом папа извинился, но плохое настроение осталось. Он едва сказал «привет» Кристабель, ушел в кабинет и закрыл дверь.

Кристабель посмотрела на настенные часы, висящие над раковиной, и увидела, что осталось две минуты. Девочка налила себе воды в стакан, но пить не стала: она застыла, глядя на картинки на холодильнике, хотя видела их каждый день.

— Я пойду и поговорю с папой, — наконец решила она.

Мама внимательно на нее посмотрела, как она делала, если Кристабель говорила, что неважно себя чувствует.

— Зайка, может, он хочет побыть один?

— Я хочу с ним поговорить. — У нее слезы навернулись на глаза, но нельзя было это показать. — Я всего лишь хочу с ним поговорить, мама.

И совершенно неожиданно — Кристабель чуть не закричала от испуга — мама опустилась на колени и обняла ее.

— Хорошо, зайка. Пойди, постучи в дверь и спроси. Ты же знаешь, как мы тебя любим.

— Конечно. — У Кристабель и так кошки на душе скребли, а после этих слов об их любви стало и того хуже. Она выскользнула из рук матери и пошла к кабинету отца.

Она смогла заставить себя постучать только потому, что знала, осталось совсем мало времени. Дверь кабинета казалась ей входом в пещеру дракона или в дом с привидениями.

— Папа, можно войти?

Он ответил не сразу, а когда ответил, голос его был усталым.

— Конечно, маленькая.

Он налил себе выпить. Хотя было слишком рано для этого. Он сидел в своем вертящемся кресле, а весь настенный экран занимали различные отчеты. Хотя он снова не забывал бриться, лицо отца выглядело старым и печальным. У Кристабель сжалось сердце.

— В чем дело? Пора ужинать?

Кристабель вздохнула. Она попыталась подобрать слова для молитвы, в которой можно было бы попросить бога сделать так, чтобы мистер Селларс в самом деле послал ей весточку, лично, а не через этого мальчишку с гнилыми зубами. Но в голову пришло только «сейчас я отправляюсь ко сну», что явно не подходило.

— Папа, мои Очки-Сказочники все еще у тебя?

Отец медленно повернулся к ней:

— Да, Кристабель.

— Здесь?

Он кивнул.

— Тогда… Тогда… — Было очень трудно решиться. — Тогда тебе лучше надеть их, потому что тот человек, что дал мне их, хочет с тобой поговорить.

Она посмотрела в угол настенного экрана, где высвечивалось время — 18.29.

— Прямо сейчас.

Глаза отца округлились, он начал что-то говорить, но посмотрел на часы и вытащил ключи из кармана пиджака. Он открыл ключом нижний ящик и вытащил черные пластиковые Очки-Сказочники.

— Я должен их надеть? — спросил он.

Он говорил спокойным голосом, но было в нем нечто, что путало, что-то твердое и холодное, как нож под простынкой.

Когда он надел очки, стало еще хуже — она не видела его глаз. Отец стал похож на слепца. Или на жука, а то и пришельца из космоса.

— Я не знаю… — начал он, потом остановился. Долго было тихо. — Кто вы? — наконец сказал он, шипя от злости, как змея.

Поскольку его лицо было повернуто к ней, на мгновение Кристабель показалось, что отец обращается к ней. Вскоре он заговорил уже другим голосом:

— Кристабель, тебе лучше выйти.

— Но, папа…

— Ты меня слышала. Иди скажи маме, что я собираюсь немного поработать.

Кристабель поднялась и пошла к двери. Сначала было тихо, но, закрывая дверь, она услышала голос отца:

— Хорошо. Покажите.

Он не выходил.

Прошел час. Мама Кристабель сначала рассердилась на выходку отца, а потом начала по-настоящему злиться. Она подошла к двери кабинета и постучала, но папа не ответил.

— Майк? — позвала она и потрясла дверь, но та была закрыта. — Кристабель, чем он занимался?

Кристабель показала, что не знает. Она боялась, что если заговорит, то расплачется и не сможет остановиться. Она знала, что произошло, — отвратительный мальчишка что-то сделал с очками. Он убил папу. Кристабель лежала лицом в подушку, а мама шагала взад-вперед по комнате.

— Это просто смешно, — говорила мама. Она снова подошла к двери. — Майк! Ну, прекрати, ты пугаешь меня!

В ее голосе зазвучала какая-то страшная нотка, сначала тихая, потом все громче, как бывает, когда начинаешь рвать бумагу.

— Майк!

Кристабель начала плакать, слезы капали на подушку. Она не хотела поднимать голову. Она хотела, чтобы все кончилось. Она во всем виновата. Во всем виновата…

— Майк! Сейчас же открой дверь, или я позову военную полицию! — Теперь мама уже колотила ногой в дверь, удары были похожи на шаги великана, и Кристабель разрыдалась еще сильней. — Майк, пожалуйста! О господи, Майк!

Что-то щелкнуло. Мама прекратила кричать и пинать дверь. Было очень тихо.