Гора Мборгали

В юношеском возрасте даже несчастья близких воспринимаются неглубоко, а об остальных и говорить не приходится. Юношам вообще не свойственно обобщать явления. Даже если перед ними очевидные аналогии, они не свяжут их между собой... Когда и почему ты сам понял, что тридцатые годы были кампанией массового уничтожения, а не просто бедой, свалившейся на твою семью и родственников?! Да, когда и почему? Давай-ка вспомним! Встреча Нового года? Нет, это было потом. Я вспомнил характерную историю!

Кажется, я тогда впервые почувствовал, что происходит что-то необычное и мерзкое. На нашей улице жила семья известного адвоката - муж, жена и сын Отар. Он был намного старше меня. Как говорили в те времена, он сбился с пути, то есть попал в дурную компанию, стяжал себе имя в преступном мире, стал профессиональным вором. Как-то поздней осенью Отар отколол такую "шутку": пригласил пятнадцать акул из воровского мира на ужин по определенному адресу. Квартира была отдельной, из трех комнат, со своим подъездом. В просторной столовой ломился от яств накрытый стол. К шести часам вечера гости Отара сели ужинать, а в одиннадцать он предложил им, уже порядком захмелевшим, выпить на посошок и расходиться, иначе не ровен час вернутся хозяева. Никто ничего не понял. Отару пришлось разъяснить: эта квартира принадлежала супружеской чете с двумя малолетними детьми. Они пошли поздравлять с днем рождения отца, собирались посидеть у него до полуночи, а потом всей компанией вернуться уже в этот дом и отпраздновать годовщину своей свадьбы. "Я пригласил вас к ним на квартиру. Забирайте, что понравится, - и с миром!" - заключил он. Реакцию гостей легко себе представить. Вряд ли в какой-нибудь семье найдется столько добра, чтобы насытить пятнадцать воров. Большинство из вас решит, что они сгребли все, включая галоши. Ничуть не бывало. Воры взялись за концертный рояль Бекнера, с превеликим трудом спустили его вниз, поставили на тротуар и стали судить-рядить, как быть с этой бандурой дальше. Обсуждение шло под "Лунную сонату", которую наигрывал Отар. Они еще не пришли ни к какому решению, как возле подъезда остановились две легковые и одна крытая машина, вышли чекисты, высадили хозяев квартиры - мужа, жену и детей. У жены в глазах стояли слезы, дети плакали навзрыд, отец их успокаивал. Почуяв опасность, воры исчезли. Чекисты не удивились тому, что на улице стоит рояль. Их насторожили люди, улизнувшие с такой поспешностью и бросившие на произвол судьбы прекрасный инструмент. Супружеской чете было не до рояля. Часа на два раньше чекисты, ворвавшись в квартиру, где они праздновали день рождения отца, устроили обыск, перевернули все вверх дном. Родителей супружеской четы арестовали, обвинив в контрреволюционном заговоре, заодно прихватили парочку гостей, а их с детьми привезли сюда. Объедки на столе и пустующее место рояля, надо полагать, довершили впечатление от разгрома в отцовской квартире и последовавшего за ним финала.

Операция завершилась так же тривиально, как и тысячи других: муж получил "десять лет без права переписки", то есть смертный приговор; жена лагеря; дети - приюты, как правило, раздельно. Одним махом столько квартир освободилось: родителей мужа, родителей жены, двух гостей, самой супружеской четы и - о чудо!
– адвоката. Отар, вернувшись с застолья, застал опечатанной свою квартиру, родителей увезли. Итого - шесть квартир!..

Рояль без малого неделю простоял на тротуаре. Нас, ребят со всего околотка, он привлекал к себе необычайным местоположением. Мы собирались возле него поболтать, обсудить, у кого накануне забрали отца. Потом в этой квартире поселился то ли чекист, то ли партийный работник.

Сказать по правде, наши беседы о том, что и как произошло, в основном были шутливыми, но Господу ведомо, сколько печали, тоски и страха гнездилось в каждом из нас. Многим именно эти сборища у рояля открыли глаза на происходящее, и, думаю, последующее отношение к строю было обусловлено тем фактом, что новый постоялец поднял с помощью десяти грузчиков рояль в свою квартиру.

То, что произошло в новогоднюю ночь, уже не было для нас неожиданностью, но взволновало, потрясло до глубины души. Нам было по пятнадцать-шестнадцать лет, мы собрались на квартире одного из нас. Дом был новый, пятиэтажный, с пятью подъездами, ярко освещенный. Такой праздник, как же иначе? Мы торжественно, с детским восторгом встретили Новый год. Часа в два кто-то из нас выглянул в окно. Стоял, смотрел, потом подозвал нас - смотрите, что творится! Напротив был дом, сродни нашему, в пять этажей, празднично освещенный.

К столу мы больше не возвращались: стояли и смотрели в окна.

Все кончилось, мы молча, без слов разошлись... К подъездам дома напротив в течение всей ночи беспрерывно подъезжали по две машины: легковая и крытая. Из легковой выходили чекисты, заходили в подъезд. Через некоторое время у того же подъезда или соседнего останавливалась вторая пара машин. Потом третья... четвертая! Машины сновали до рассвета.

В квартирах гас свет. Выводили арестованных: мужчин, женщин, стариков, детей!.. Сажали в крытые машины, увозили.

Здание погружалось во тьму. Кое-где еще горели огоньки. Они ждали своей очереди и участи.

Эх, сколько всего было, одному Богу известно..."

Гора снова заснул.

Глава шестая

Гора вышел, по-видимому, к срединному течению реки, не помеченной на карте, - замерзшая поверхность была не такой широкой. Река оказалась рыбной, и Гора запасся впрок.

На дальнем берегу тянулся сосновый лес, редкий, убогий. Такие деревья растут на плотной почве, не пропускающей влагу. Горе подумалось, что из-за крепкой подпочвы и образуются болота в долинах, по которым ему довелось идти. Зато эта местность до того была изрезана-иссечена ложбинами, что вода здесь не застоялась бы - иначе не видать бы света и этим жалким сосенкам.

Шел мелкий снег. Хлопья заснеживали хвою, делая деревья похожими на зловещих птиц, расправивших крылья перед тем, как опуститься на землю.

"Сосенка, вон та... Сколько в ней очарования, она некрасива, но в ней есть что-то манящее. На каждый товар - свой купец... Да, это так, свой. Вон, справа, чуть поодаль, четвертая сосна, это и есть ее купец. Красотой не взял, но домогается сосенку, пытаясь привлечь к себе ее внимание... И привлечет, если хватит воли и лукавства... Болтать болтай, но и дело делай! Люди и животные - все одним миром мазаны. В молодости ты не прилагаешь усилий, чтобы привлечь к себе внимание. Это происходит само собой. Подсознательно? Ты хотел рассказать о юности... Да, я имел в виду юность. В этом возрасте юноша первым делает шаг к знакомству, сближению, а девушка выжидает знаки внимания. Так было раньше, теперь все наоборот. Давай-ка о том, что было до смерти деда Горы...

Нет, те увлечения любовью не назовешь... Почему? Это и есть любовь, самая что ни на есть настоящая, только незрелая, подсознательная... А после деда Горы, до начала войны? Я влюблялся трижды, каждый раз по-разному. От моих влюбленностей только и остались что печаль да угрызения совести. Нет, скорее сожаление о своем поведении... Правильно. Особенно с первой, Тамарой!.. У нас были чистые, платонические отношения. Мы оба были спортсменами, играли в баскетбол. Она была как лань, стройная, изящная. Знаю достоверно, что часть зрителей приходила в зал или на площадку любоваться ее фигурой, живостью, пластикой. Угрызения совести, говорю... Я их испытывал оттого, что не уберег эту любовь. Случилось так, что я увлекся другой девушкой, очень красивой. Она была падчерицей крупного должностного лица. Наши отношения не состоялись по двум причинам. Во-первых, я был сыном репрессированных. Наши отцы некогда вместе учились в Московском университете, а потом состояли в одной партии, национал-демократической. Однако ее отец, в отличие от моего, не только избежал репрессий, но и стал крупной шишкой. Ничего удивительного - у него был мощный покровитель. Мое появление в этой семье, естественно, особой радости не вызвало. Я это понял по поведению матери девушки. А может, мне показалось, не знаю. Лично мне никто из членов семьи о своей неприязни не говорил. Я сам со временем решился на разрыв. Во-вторых, эту девушку любил еще один парень, сын известного профессора. Стоял я как-то на автобусной остановке. Он подошел ко мне, отвел в сторону и попросил оставить девушку в покое. "Давай договоримся так: пусть она сама выбирает," - ответил я и, повернувшись, ушел. Сказать по правде, к тому времени меня самого тяготили отношения с девушкой. Я даже ходить стал к ней реже уже до этого разговора, но тут то ли самолюбие взыграло, то ли я закусил удила, но ответил я именно так.

Прошло немного времени, и парень покончил с собой. Были разные версии. Лично мне кажется, что причина крылась вот в чем. После моего разрыва с девушкой ее пригласили на роль в кино - это был другой мир; что могло быть у нее общего с юношей, которого она никогда не любила; и потом, сказать по правде, он был заурядным человеком, разве что чуть выше среднего уровня. А тут еще за девушкой стал ухаживать известный актер, и не только он. Потянулся шлейф сплетен. Сын профессора покончил с собой оттого, что так сложились обстоятельства, но я почему-то считал и себя причастным к разыгравшейся трагедии. Мои терзания усугублялись тем, что этим постылым увлечением я мучил Тамрико!.. Отчаявшись вконец, я решил, что влюбленности и романы не в моем характере... Но слова словами, а юность юностью, и в мою жизнь ураганом ворвалась новая любовь: точеная фигура, красивые ноги, бездонные синие глаза с поволокой, изящный нос с горбинкой, юмор, голос... Ее отец, человек известный, погиб в тридцать седьмом году. Мы никогда не говорили о любви, но наше чувство было очень глубоким. Правда, будущего у него не оказалось. Сначала на нас обрушилась вторая мировая война, потом меня арестовали. Срок - двадцать пять лет. Она одной из первых примчалась ко мне в колонию. Расставаясь, я сказал: "Ты должна выйти замуж, не жди меня, теперь моя жизнь потечет по другому руслу". Она не ответила ни "да", ни "нет". Я ушел в побег. Прошло много времени. У девушки поклонников всегда было хоть отбавляй, и среди них люди чрезвычайно достойные. Пришла она как-то к моей тете в слезах: "Прошло столько времени, от Горы нет вестей. Позвольте мне выйти замуж!" - "Конечно, девочка, о чем ты, выходи, как же!
– участливо ответила та и шепнула на ухо: - Говорят, Гора за границей".

Девушка вышла замуж.

Эта любовь стала печалью и горьким сожалением всей моей жизни. Она, думается, вызвала во мне протест против подлости судьбы, преумноживший упорство, с каким я впоследствии противостоял своей участи!.."

Через несколько дней Гора снова вышел к реке. Он знал, что у нее есть колено, - так, по крайней мере, значилось на карте Мити Филиппова. Определив местоположение, убедился, что тел правильно. Спустились сумерки, Гора перебрался на другой берег и тут только заметил паром, безлюдный, вмерзший...

"Гора, лучшей гостиницы ты в жизни не видел! Вот тебе будка! Входи и ночуй. Сюда никто носа не сунет среди зимы. Господи, как хорошо! Можно укрыться от снега, ветра... Помнишь тот случай в Тбилиси, на верийском пароме? Бедняга Гоги был задирой, всегда искал драку. Нам нужно было на другой берег. Один из паромщиков, кажется, его звали Павликом... Да, Павликом. Он, сукин сын, вырос на Куре и здорово плавал... На пароме спасателем работал! Помню, как-то Павлик прыгнул в воду за рыбой и поймал ее!