Гора Мборгали

– Женщина должна рожать, воспитывать детей или тешить мужчин. Другого назначения у нее нет!
– твердо сказала она.

Зазвонил телефон. Мужской голос спросил Валю. Вызывал шеф! Она торопливо распрощалась.

– Мне на седьмой... Хотите вернусь? Я высоких люблю...
– Она не закончила фразу и, засмеявшись, ушла.

Я смотрел ей вслед, пока она шла по коридору. Вернувшись в номер, оглядел разоренный стол и от души расхохотался: меня, бывало, угощали воры, бандиты, хулиганы, но чтобы проститутка, на деньги, заработанные своим ремеслом?! Не доводилось!.. Ну что, доволен? Знаешь, что я тебе скажу? Этими Вальками и прочей дребеденью ты себя оскорбляешь... И слушателей! Сколько раз я рассказывал об этом в кругу друзей! Они слушали с интересом, но им было неприятно... Кое-кому из них, не всем!.. Как бы то ни было, не будем больше о плохом, подождем, пока настроение поправится. Передохнем денька три..."

Целых три дня Гора и вправду думал только о своей дороге - он умел заставить себя. А еще он умел стирать из памяти то, о чем мог проговориться во время пыток. Он частенько говаривал: "Чего не знаешь, того не выдать!" На четвертый вечер, немного оживившись, он снова пробудил в душе воспоминания.

"Здорово разозлила меня эта баба, змея подколодная! Пожалуй, не в ней одной дело. Ты был подавлен оттого, что вдруг почувствовал: пришла пора уходить, и нет чтобы выбросить из головы эту мысль, стал пуще растравлять себя из пальца высосанными доводами; договорился до того, что в покойники себя записал. Ладно, не будем об этом. О чем поразмышляем?.. Вспомним Силу, сколько раз собирались, да все откладывали до лучших времен... Да, Силу я увидел впервые в Карабазском лагере, куда попал из Караганды за побег. В этом распределителе была установлена суточная норма воды: три литра на человека из расчета полтора литра на кухню для баланды, остальное - хочешь мойся, хочешь стирай, хочешь клизму себе ставь... Три литра, как же, держи карман шире! Вода доставалась по ранжиру: сначала тем, у кого авторитет, потом, в общей свалке, - тем, кто посильней, остатки - тем, кто половчее. По шестьдесят-семьдесят трупов выносили среди бела дня. Обматывали проволокой ноги - и айда! Мне тоже доводилось, правда в других местах, выволакивать трупы. В этой пересылке было четыре зоны: три - мужские, одна - женская для заключенных разных мастей. Впрочем, зонами они только назывались, их разделяла проволока, ступай себе куда хочешь. Я был политическим беглым; с мастями делить мне было нечего, я мог выбрать любую зону. В одном из бараков я нашел свободное нижнее местечко и, бросив узелок на нары, прилег. Стояло жаркое лето. Чтоб увеличить доступ воздуха оконные рамы выставили, но от жары это не спасало. Я устал после дороги и вздремнул. Меня разбудил густой, рокочущий бас:

– Эй ты! Спросил, чье это место?!

– Нет!

Пришелец несколько опешил от простодушного ответа, но тут же нашелся:

– Это наша зона, воровская. Тебе сказали?

– Я не спрашивал, - ответил я смеясь, настолько меня поразило несоответствие между голосом и тщедушным строением - плотный бас в щуплом, взъерошенном существе, сильно смахивавшем на оголодавшего после зимы воробья.

– Чего лыбишься, ты кто?!

– Спокойно! Я - бывший и вечный студент. Звать Горой. А тебя?

– Гора!.. Как же, знаю.
– Мой собеседник с трудом сдерживал распиравшее его любопытство. Убедившись, что сумел сохранить достойный вид, он как бы между прочим сообщил: - Я Сила. Ты, верно, слышал.
– Он смотрел на меня такими умоляющими глазами, что, ответь я отрицательно, он бы расплакался.

– Слышал, - соврал я.
– Тебя куда?

– Не знаю, нас, воров, загребли из четырнадцатого штрафного.

Нашлась же в Советском Союзе сотня людей, и не одна, которая волочила вместе с Лениным бревно на пресловутом субботнике. Так и в лагерях: дерзкий побег не только тема, одна из главных, для разговоров, но и возможность для определенной части зэков похвастать если не тесной дружбой с беглецом, то хотя бы совместной отсидкой в прошлом. Наш последний побег был дерзким, с жертвой, и в лагерях нас знали поименно. Вероятно, эти подробности врезались Силе в память, оттого и имя мое ему показалось знакомым.

Взобравшись на нары - он занимал место надо мной, - Сила принялся без умолку болтать, изо всех сил стараясь произвести на меня впечатление матерого вора в законе. Дудки! Он был скорее пристяжным, вором от него и не пахло - опытный зэк с полувзгляда определяет масть, со временем вырабатывается нюх. Во всех распределителях есть спец, который, не расходуя слов, одним движением пальца разбирает прибывший этап по мастям. Мог ли я ошибиться!

Сила долго еще рокотал. Потом наконец умолк, вероятно, задремал. Прошло время, заскрипели доски, и Сила, спрыгнув, объявил:

– Пойду поиграю, развлекусь маленько. Вишь, вон там, у воров берлога, играют без передыху... Ха-ха-а, воры, как же! Там воров, раз-два и обчелся. Остальные - черти с мутного болота.

Прошло несколько часов. Раздалось мурлыканье, совсем близко. Это явился Сила с увесистым узлом в подхват - тряпьем, сложенным в ношеную рубашку и рукавами же рубашки завязанным. Закинув узел на нары, он влез и принялся разглядывать, перебирать выигранные вещи, при этом он, на манер зарубежных певцов, а может и лучше, напевал хриплым голосом. Я чувствовал: он с нетерпением ждал, когда я заговорю с ним.

– Что, снова напал на фрайеров?!
– попытался кто-то подольститься к нему в надежде поживиться чем-нибудь из выигранных вещей.

Сила сделал вид, что ему нипочем комплимент, и подозвал льстеца:

– Поди сюда, оголец!

"Оголец" оказался старым паралитиком с перекошенной губой и скукоженной правой половиной тела.

– На, бери, не жалко!
– Сила торжественно протянул "огольцу" пару носков, достал из-за пазухи деньги, пересчитал их: - Вот двадцать пять рублей, отнеси их Сойке, он знает! Спрячь подальше, не нарвись на собак, отберут. Ступай. Бегом.

"Оголец" и впрямь устремился бегом - одной ногой он ступал нормально, другую приволакивал, поэтому "в беге" ему приходилось чаще перебирать парализованной ногой.

Сила красочно, со смаком расписал, как ему удалось до нитки обобрать "чертей с мутного болота". Доложил и о том, что выиграл сорок восемь рублей и шмоток, почитай, на пару тысяч. Цена лагерных шмоток, мягко говоря, условная. Обычно, когда речь заводят об их стоимости, имеют в виду игровую стоимость, а не за сколько их можно толкнуть. Это на самом деле тряпье, покупателя на него не найти даже перекупщику, поднаторевшему в своем ремесле, но для игры они годятся. За ветхие штаны, что просят заплат, можно выиграть годовую пайку сахара с наличными в придачу.

Посланец вернулся, извлек из-под рубахи завернутый в ветошку "мерзавчик" и протянул его Силе. Тот вышиб пробку и прильнул губами к горлышку. Не знаю, болезнь это была такая или так от рождения были устроены его кишки, но я слышал не только то, как он глотал, но и то, как спускалась жидкость до желудка и дальше. Оставив самую малость на донышке, он протянул мне пузырек:

– Пей, интеллигент!

– Не хочется.
– Мне действительно не хотелось.

– Не хочется?
– с сомнением переспросил он.

Я промолчал, и тогда Сила торопливо опорожнил пузырек - дескать, не передумал бы. Опорожнил и зарокотал. Он рассказывал о своих выигрышах, вкрапливая в них сведения автобиографического характера. Затем спрыгнул и объявил:

– Пойду корешей повидаю, может, какого-нибудь фрайера наколю.

В лагерях частенько случалось заключенному, выпив пару глотков водки, мыкаться из барака в барак, нарываясь на драку. Был и стимул для этого: если ты мог позволить себе купить водку - значит, ты судьбою меченный! Мыкался лагерник, раззадоренный хмелем, рвался в драку. Не случалось затеять ее с кем-нибудь из заключенных, цеплялся к надзирателю, пока не оказывался в карцере, зато это приключение работало на его авторитет.

– Не ходи, ввяжешься в историю, - посоветовал я, зная наперед, что он не станет меня слушать.

– Я?
– удивился Сила и пошел. Сделав шагов десять, остановился, задумался, вернулся.

– Интеллигент, тут двадцать три рубля, спрячь хорошенько... Я скоро вернусь.

Он припозднился. Я справился о нем. Дай-то Бог, чтобы все мои предсказания так сбывались... Сила пристал к какому-то офицеру: ты, дескать, кривой на один глаз. Тот, вероятно, пропустил бы мимо ушей поклеп, но в нос ему ударил запах водки...