Гора Мертвецов

– Умные все кругом – спасу нет… Идём?

– Пошли. Чего хочешь-то от меня?

– Ну, для начала расскажи про Петрова. Всё, что тебе известно.

Они прогулочным шагом шли к нужному дому. Вероника туда совсем не торопилась и нарочито замедляла шаг.

– Да было б там, чего рассказывать. Шёл, упал. Не очнулся. Сердце.

– Погоди! – Вероника вообще остановилась. – Он же с собой покончил?

– Это кто тебе такое сказал?

– Новости…

– Смотри побольше фигню всякую. Не, ну сначала, конечно, тоже думали на суицид, но потом причину смерти в морге определили. Сердце ёкнулось. К слову, ничего из ряда вон выходящего. На этих марафонах идиотских – что ни забег, то жмур. Развели моду, понимаешь – здоровый образ жизни! И теперь каждый тюлень считает своим долгом отметиться. Выходят на трассу – ни подготовки, ни хрена. Ты видала, какие там туловища бегут? Про некоторых вообще непонятно, как ходят…

– Так, стоп! – Вероника зашвырнула наполовину пустой стакан в случившуюся рядом бетонную урну. – То есть, человек при свидетелях, на камеру бросается с моста, но в полёте у него останавливается сердце. И для вас это – всё, уже даже не самоубийство? В смысле, а если бы он стрельнулся, и тоже за миллисекунду до выстрела сердце остановилось – это тоже не самоубийство, что ли?

– Слушай. Ну чего ты от меня хочешь? – Саша выбросил свой кофе в ту же урну. – Смуров сказал, сердце – значит, сердце. Ему тоже, знаешь ли, такой хрен в статистику даром не нужен.

– А самоубийства тоже на статистику влияют?

– Угу. Хорошего мало. Хорошо, это когда у тебя на районе всё спокойно. Ну, максимум, торчки окочуриваются в подвалах. А когда средь бела дня нормальный с виду парень с моста сигает – это жопа. Официальная версия: от жары стало хреново. Тепловой удар, типа того. Погнал гусей, прыгнул в воду – может, вообще охладиться хотел. Ну и ёкнулось сердце, не долетел. И знаешь, что я тебе скажу?

– Ну?

– Что именно так всё и было.

– Да ты…

– Ну, слушай. Ты же видос по-любому видела?

– Видела.

– Ну и как по-твоему, часто таким интересным образом с собой кончают? С песнями, плясками и прибаутками?

Вероника отвернулась. Вот уже второй человек логическими доводами заставляет её почувствовать себя дурой. Как-то кучно пошли. Сговорились, что ли…

– Когда человек замышляет роскомнадзорнуться, он не на марафон записывается. А сидит дома и пишет предсмертную записку.

– Записка! – воскликнула Вероника.

– Чего?

– Пашка мог оставить записку. Если он запланировал это всё, точно мог оставить! Вот с этим ты мне и поможешь. Поговори с его матерью. Пожалуйста.

Саша посмотрел на Веронику усталым тяжёлым взглядом.

– С матерью?

– Она вот в этом доме живёт.

– Вероник…

– Ну что? Ну, ты же полицейский! Покажи ей «корочки», скажи, что надо задать пару вопросов. Тебе привыкать, что ли?

010. Наши дни. Москва

Окатив Веронику уничтожающим взглядом, Саша нажал на кнопку звонка. Вероника притаилась в нише соседней двери, в которой не было глазка. Можно было не опасаться, что бдительный сосед озаботится странным поведением незнакомой девушки на лестничной площадке.

Зачирикали противные искусственные птицы. Послышались шаги.

– Кто там? – услышала Вероника голос немолодой женщины.

Женщины, которая за последние дни, должно быть, постарела ещё на десяток лет.

– Добрый вечер, Нина Фёдоровна! Это из полиции. Откройте, пожалуйста. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Щёлкнул замок, дверь приоткрылась. Саша продемонстрировал удостоверение.

– Это по поводу Паши?

Вероника содрогнулась. Теперь по голосу было ясно, что женщина только что плакала.

Захотелось самой себе надавать пощёчин – за то, что лезет к несчастной со своим недорасследованием. В котором ни Саша, ни Тиша не видят состава преступления. И, вероятнее всего, оба правы.

– Да, насчёт него. Примите мои соболезнования. Такая трагедия… Но это моя работа, я вынужден задать несколько вопросов. Простая формальность. Решили не вызывать вас официальным порядком, вам и так тяжело. Я буквально на пять минут.

– Да, конечно. Заходите. Чай будете?

– Чай… Знаете, не откажусь. Устал, от Москвы ехал.

– Что ж вас начальство так гоняет-то? Местные же есть.

– Это нашему начальству не объяснишь. Как втемяшат себе в голову…

Голоса удалились. Вероника вышла из своего укрытия и приблизилась к двери. Как они и договаривались, дверь Саша не закрыл, только сделал вид. Осталась щель достаточной ширины, чтобы хорошо слышать доносящиеся из кухни голоса на фоне шипения чайника.

– Расскажите, пожалуйста, как Павел вёл себя в последние дни. Может быть, вы замечали за ним какие-нибудь странности, что-то изменилось в поведении?

– Ох… Да какие странности? Скажете тоже. Ну вот, спортом он занялся, ещё в начале весны. Бегать начал, кроссовки какие-то купил специальные. Но это хорошо же ведь, правда?

Вероника почувствовала, как холодок бежит по спине. Нет, сама она не смогла бы сидеть там, на месте Саши, и слушать всё это. Да ещё и продолжать задавать вопросы. Женщина говорила с какой-то надрывной и противоестественной надеждой – как будто ещё могла вернуть своего сына к жизни. Если убедит этого незнакомого мента в том, что Паша был хорошим мальчиком.

– Значит, спорт, угу. – Саша, видимо, что-то записывал. – А Павел посещал какие-то клубы, секции?

Вероника не могла не отметить, что Саша проигнорировал заданный вопрос, не стал принимать подачу. Наверняка менее опытный опер промямлил бы в ответ что-нибудь и в результате оказался бы перед истерикой, с которой понятия не имел бы, что делать.

– Да какие там клубы… Нет, у него и друзей-то не было. В интернете, вон, общался с кем-то. А так…

– Депрессии у него не было?

– Да какая депрессия… – У несчастной женщины на всё был один ответ.

– Ну, может, он в последние дни был грустным, подавленным?

– Паша у меня всю жизнь серьёзный мальчик. Даже улыбаться особо не любил. Вот я могу фотографии показать, хотите? С ним фотографы и так, и сяк, а он ни в какую!

– Спасибо, не нужно фотографий.

– Да я быстро!

Вероника затаила дыхание. Шаги женщины прошуршали мимо двери. Потом в глубине квартиры что-то хлопнуло, и снова шорох домашних тапочек по полу, в обратную сторону.

– Вот. – На стол шлёпнулось что-то увесистое. – Вот, глядите. Ну, тут он ещё маленький совсем, пара месяцев. Это я вот с ним…