Горбун лорда Кромвеля

Я окинул взглядом занесенный снегом двор и со вздохом подумал, что до Лондона нам сейчас никак не добраться. Не слишком приятно было сознавать, что мы с Марком волею случая стали кем-то вроде пленников, отрезанных от всего мира. И скорее всего, здесь, в этих стенах, находится убийца. Тут я обратил внимание, что бессознательно иду по самой середине двора, подальше от теней, бросаемых стенами, от дверей, за каждой из которых может подстерегать опасность. Я вздрогнул. В полном одиночестве, среди белого сверкающего безмолвия мне стало не по себе, и я вздохнул с облегчением, когда увидел Багги и рядом с ним – одного из служек. Вооружившись лопатами, они расчищали дорожку, ведущую к главным воротам монастыря.

Когда я подошел, привратник, раскрасневшийся от работы, вскинул голову. Его помощник, крепкий молодой парень, лицо которого было обезображено многочисленными бородавками, смущенно улыбнулся и поклонился. Оба они так разгорячились от усилий, что распространяли вокруг себя крепкий запах пота.

– Доброе утро, сэр, – произнес Багги.

В тоне его не осталось и следа прежней грубости; вне всякого сомнения, он получил указание обращаться со мной со всей возможной почтительностью.

– Жуткий холод сегодня.

– Да, сэр, прохладно. Зима в этом году пришла рано.

– Уж если мы встретились, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, господин Багги. Относительно ваших ночных обходов.

Привратник кивнул, опершись на лопату.

– Я совершаю обход дважды за ночь. В девять часов и в половине четвертого. Кто-нибудь из нас – или я, или Дэвид – обходит двор и проверяет двери всех помещений.

– А ворота? Вы запираете их на ночь?

– Да, а как же иначе. В девять часов. И открываю в девять часов утра, после заутрени. Когда ворота заперты, в монастырь не проберется даже собака.

– И кошка тоже, – добавил молодой служка.

Взгляд у него был живой и сообразительный. Как видно, природа обделила его внешней привлекательностью, но не умом.

– Насчет кошек я не стал бы утверждать с уверенностью, – возразил я. – Они обладают немалой ловкостью и могут вскарабкаться на стену. Как, впрочем и люди.

Подобное предположение явно пришлось привратнику не по душе.

– Вряд ли найдется кошка, способная вскарабкаться на стену высотой двенадцать футов, – процедил он. – О людях я уж и не говорю. Вы видели здешние стены, сэр. Они из гладкого камня, без всяких уступов и трещин. За них не зацепишься.

– Значит, стены вокруг монастыря совершенно неприступны?

– Это не совсем так, сэр. У задней стены камень немного раскрошился. Но та стена выходит на топкое болото, и к ней невозможно подобраться, особенно ночью. Достаточно сделать неверный шаг, и тебя с головой затянет в трясину. Чмок, и поминай как звали, – добавил Багги, взмахнув рукой.

– Если в монастырь невозможно проникнуть, зачем тогда вы совершаете обходы?

Багги придвинулся ко мне ближе, и я невольно отшатнулся, спасаясь от запаха немытого потного тела. Привратник, впрочем, не обратил на это ни малейшего внимания.

– Дьявол искушает людей, сэр, – доверительно сообщил он. – Даже здесь, в монастыре, можно впасть в грех. Во времена старого приора никакого порядка здесь не было. Приор Мортимус приказал мне совершать обход. И ежели случится заметить, что кто-то из монахов бродит по монастырю, все равно с какой целью, я должен незамедлительно ему докладывать. Я так и поступаю, – заявил он с самодовольной улыбкой. – Можете не сомневаться, меня не возьмешь ни испугом, ни посулами.

– Вы, конечно, помните ночь, когда был убит эмиссар Синглтон. Может, вы заметили что-нибудь странное? Например, признаки того, что в монастырь пробрался посторонний?

Багги покачал головой.

– Нет, сэр. В ту ночь я сам совершал обход и могу клясться, что между половиной четвертого и половиной пятого все было в точности как обычно. Я проверил дверь, ведущую в кухонный коридор, и она была заперта. Что до эмиссара, то он мне встретился собственной персоной, – важно добавил привратник.

– Да, я слышал об этом. И где же вы его увидели?

– Я как раз проверял двери братского корпуса, когда заметил – кто-то идет. Понятное дело, я его окликнул. Это был эмиссар Синглтон, полностью одетый, словно он и не ложился.

– Что же заставило его подняться в такой глухой ночной час?

– Он сказал, сэр, что у него назначена встреча. – Багги вновь самодовольно улыбнулся, явно наслаждаясь оказанным ему вниманием. – А еще он вот что сказал: мол, если увидишь кого из братьев и тот скажет, что идет на встречу с эмиссаром, пропусти его, не задерживая.

– Значит, он собирался тайно переговорить с кем-то из монахов?

– Похоже, что так, сэр, похоже, что так. И столкнулись-то мы с господином Синглтоном совсем близко от двери в кухню. Буквально в нескольких шагах.

– А сколько было времени, вы не запомнили?

– Наверное, около четверти пятого. Я почти закончил свой обход.

Я указал глазами на огромное здание за спиной Багги.

– Церковь запирается на ночь?

– Нет, сэр, никогда. Но я по обыкновению обошел вокруг церкви, и все было спокойно. В половине пятого я вернулся в свою сторожку. Приор Мортимус дал мне маленькие часы, – добавил он с гордостью, – и потому я всегда точно знаю, сколько времени. Я оставил у ворот Дэвида, а сам завалился в постель. Только спать мне пришлось недолго. В пять часов поднялась суматоха.

– Итак, эмиссар Синглтон собирался встретиться с кем-то из монахов. Создается впечатление, что именно этот монах – виновник свершившегося злодеяния.

– Никого из посторонних той ночью в монастыре не было, – заявил Багги после минутного раздумья. – Вот все, что я могу сказать. Украдкой пробраться в монастырь невозможно.

– Не стал бы утверждать это столь категорично, – возразил я. – Но все же присутствие посторонних в монастыре той ночью маловероятно. Благодарю вас, господин Багги, вы очень помогли мне.

Я повернулся и двинулся прочь, а привратник и его помощник вновь налегли на лопаты.

Теперь я направил свои стопы к зеленой двери, за которой располагалось монастырское казначейство. Войдя без стука, я очутился в комнате, обстановка которой была мне привычна с молодых лет: вдоль беленых стен тянулись полки, заставленные бухгалтерскими книгами, повсюду теснились письменные столы, заваленные документами и счетами. За столами сидели два монаха, погруженные в работу. Один из них, пожилой, красноглазый, считал деньги. Другой, молодой, бородатый, нахмурившись, листал учетную книгу. В нем я узнал того самого злополучного юнца, что прошлым вечером проигрался в карты. У дальней стены стоял сундук, запертый навесным замком впечатляющих размеров; вне всякого сомнения, именно там и находилась монастырская казна.