Горбуны2.Сны

Владимир Нагорбов спонсировал многих преступников, давал им деньги под проценты, требовал возврата или нет. И являлся спонсором многих перестрелок и ограблений… Если говорили о Нагорной проповеди, значит, последующие операции спонсировал Нагорбов. Так делала его мать, так делал и он сам. Поэтому преступники его любили… Остальные контрабандисты других преступников не спонсировали… Далила… Марина Шайн… Никита Кривогор… Владимир решил, что если отмаливаться, то можно долго и без проблем заниматься контрабандой.

Владимир был меценатом, давал деньги артистам на их концерты и клипы, зачастую был их первооткрывателем, поощрял молодые таланты, чтобы они опровергали свидетельствующих против него.

Владимир много занимался благотворительностью. На «оружейные» деньги он занимался строительством, был меценатом, много молился. Был новым типом оружейника – меценатом… Но он пришелся не по вкусу и градостроителям, его здания не любили, и администрации – меценат нашелся! – Бросай ты этот бизнес, – говорили ему. – Займись чем-то другим, строительством, например, это не твое… – Но он не хотел бросать. Он хотел так жить… Он хотел показать всем, что можно иначе… А наши говорили, зачем эти деньги, если ты не можешь их потратить? Зачем такие деньги, если твои дети умирают рано от рака…

Келвин Спенсермэн-старший с поездки в Россию в 2003 году поддерживал контакты с Владимиром, как-то сказал ему: – Так много денег нельзя отдавать. Ты хочешь отдать им все… А это им не нужно… Ты хочешь купить их. Твои деньги им не нужны. Такие деньги им не нужны… Если люди живут сильно плохо, бедно, они эти деньги примут от безысходности, но если живут хорошо, то нет… Поэтому брось, не отдавай… Вот мы сажаем цветы… Они недолговечны, и их люди принимают… Ты проводишь операции, убиваешь их детей, чтобы строить им здания?

А он все хотел что-то доказать… Объяснить, что он не так плох… а они говорили, что это не его… Он продавал оружие, чтобы им убивали их детей … Он строил им небоскребы и торговые центры – а они похоронили его дочь… Это грязные деньги, это все на костях… Хочется быть преступником и делать добро, чтобы тебя не осуждали… Но так не бывает.

Его три раза спрашивали, готов ли он отказаться от контрабанды, и он три раза оказывался…

Келвин-дед однажды сказал Владимиру, приведя на поле после перестрелки, когда убирали трупы, горы трупов… Они поили умирающих солдат…

– Вот видишь, поэтому они никогда не примут тебя… Ты торгуешь их смертью… Не отдавай так много… Оставь себе, знаешь, что они с тобой сделают, если ты обеднеешь…

А Нагорбов говорил:– Им дают таблетки перед битвой, и они умирая ничего не чувствуют…

Старый Спенсермэн только качал головой. – Так ведь не всегда…

– Единственное, что ты можешь сделать для них, чтобы они тебя приняли, – говорил ему старичок-полицейский, – это не выходить за рамки, не продавать больше положенного оружия… Помнишь бабку Марины Шайн? Чтобы не убивали больше, чем определено солдат…. И это единственное… Не выходить за рамки…

А он как будто все заключал сделки с совестью… И отмаливался…

У него мать тоже все отмаливалась…

Владимир хоть и не выходил за рамки с размерами поставок, но был беспощаден по отношению к свидетелям, каждый год он убивал по двадцать человек – его правило и Анжелы – не оставлять свидетелей. Никита был мягок по отношению к свидетелям. Владимир убивал и поэтов, спаивал известного актера, его особенно не любили родственники убитых. Владимира особенно запомнили за жестокую расправу над журналисткой, дочкой начальника администрации, которая собирала против него компромат, поднимала общественность против его контрабанды – он ее посадил в колодец и залил водой – избавился навсегда. Так его учила мать – не оставлять свидетелей. А их у него почему-то всегда оказывалось много… Он всегда покупал забвение и забывал свои убийства, чтобы человечнее быть… Именно он убил мать за контрабанду…

ЗАТО поселок Лиан

Там на неведомых дорожках

Следы невиданных зверей;

Избушка там на курьих ножках

Стоит без окон, без дверей…

А.С.Пушкин отрывок из поэмы «Руслан и Людмила»

В разные периоды жизни мы встречаемся с одними и теми же людьми, которые каждый раз меняют наш жизненный путь, иногда круто его разворачивая… Являясь вехами, столбами нашей жизни… И так я встречалась в разные возрасты с Владимиром Нагорбовым, главным контрабандистом калашниковых в России… Первый раз я увидела его, когда мне было три… Это был Лиан, ЗАТО, закрытое административно-территориальное образование, глубоко в тайге, где тогда служил мой отец…

ЗАТО не наносят на карту. Об их существовании вообще догадываются немногие… Пять пятиэтажек на холмах… Среди тайги… Мы жили в двухкомнатной квартире на пятом этаже. Родители работали. Садик, в который я ходила, то работал, то нет. Поэтому я просто слонялась по улице с утра до вечера, детей-ровесников было мало, поэтому я, будучи активным и общительным ребенком, прибилась к больнице… Я крутилась среди медиков, меня не выгоняли, я им нравилась… Теперь я понимаю, почему, под меня им скручивали кровожадность и «звериность», со мной они не ели трупы животных и не бились головой о стенку. За меня под будущее им давали «звезды», улучшали жизни. Родители радовались, что я не шаталась на улице, где ходили люди-мутанты, а сидела в больнице. Все решили, что потом мне просто сотрут память, как всем взрослым.

Тогда шла военная компания в Афганистане и солдат после битв доставляли в Лиан… Солдаты думали, что на лечение… Шел 1987 год и огромная, недавно сделанная страна СССР с сильнейшей экономикой вот-вот должна была развалиться, ей остались считанные годы. Российская империя возвращалась в свои границы… Все готовились к этому развалу. Медики в том числе…

В ЗАТО можно беспрепятственно проводить опыты – никакой прессы, никакой гласности. Никто никогда ничего не узнает.

Врачи в больнице менялись сменами, больницу оборудовали на первом этаже заброшенного кинотеатра, несколько коек и инструменты – врачам много не надо. Врачей было несколько комплектов, просыпались партиями, то одна партия врачей получше, подобрее, то другая – более жестоких, кровожадных и управляемых.

Сначала мы думали, что это больница, но потом поняли – это лаборатория для экспериментов. Здесь делали уколы, накладывали повязки, выдавали таблетки, но что происходило за закрытыми дверями, что там делали врачи, откуда появлялись монстры и куда пропадали, никто не знал…

Владимир Нагорбов доставлял солдат, покалеченных его калашниковыми, иногда через черные дыры в Лиан для опытов, для генетических экспериментов… Иногда сюда доставляли раненых совсем незначительно солдат… выходили отсюда здоровыми единицы…

Врачи сделали себе исполнителей-палачей – за них всю грязную работу делали поднятые из зверей люди. Также маньяков-убийц делали животными.

Если солдаты были недостаточно ранены, но нужен был материал для экспериментов, то помощники врачей, люди-звери пускали в их палаты углекислый газ, убивающий мозг, чтобы они становились растениями. Или выкалывали им глаза – тогда солдаты становились абсолютно профнепригодными и можно было проводить над ними свои незаконные эксперименты.

Я много страшного видела в эти годы… Как говорили мне в больнице-лаборатории, здесь как в сказке, ходят сказочные животные, люди рождаются, люди умирают. Я не боялась ходить в больницу, видеть раненых солдат. Врачи говорили, что я могу стать хирургом.