Горбуны2.Сны

А до революции Далила была проституткой: – В публичный дом я не пошла, по домам ходила… На улице клиентов искала. Но пару раз меня сильно избили. Сказали в публичный дом идти, а я возьми и не пойди, – Далила захихикала. – Оттуда и уйти невозможно, из публичного дома. Это меня и спасло. Но я недолго… Так, – Далила махала рукой. – Но все равно… За подругой пошла. А потом пожалела. Ой, сильно пожалела… – Далила качала головой. – Я-то поэтому в леса-то и ушла, от людской злобы, жить с людьми невыносимо стало. Я поэтому тогда в офицерчика-то и выстрелила, в леса хотела, от людей сбежать. Да когда это было? Еще до революции… Сколько лет уже прошло. Уже и не помнит никто. Уже и в живых-то их нет всех… – весело отмахивалась она.

– Ох и нравился мне один… А я из простых была. Но заговоренных… А он шишка. Военный. Крутой, как вы сейчас говорите. И подруга мне: – Зайди к нему, да зайди. Ты ему нравишься. – Ну и я зашла… А он стал приставать… Ну мы и того… А я и девчонка. А он, видно, нет. Сразу разобрался. А он мне деньги на тумбочку положил. Ну я думаю, возьму. А он взял и дверь закрыл… Как будто меня и не было… Получил свое и того… Мужики – они такие… Ну я и запуталась тогда… Ушла от него. И не поняла даже, что он меня оплатил и теперь я… того… попорченная что ли… И со мной другие мужики уже не стали. – Шлюха, – говорят мне. – Иди работай… так же, как умеешь. Передком! – И домой больше не пускали меня… И отец бил… И пошла я к нему и говорила ему, чтобы он теперь женился на мне. А он того, сделал вид, что меня не узнал… А потом сказал, что он женится собирается. На другой… И расплакалася я. И дал он мне денег, чтобы я не приходила больше… Он думал, что я проститутка, а потом другая проститутка пришла. И он перепутал… И он не хотел… И сказал мне, чтобы я больше так не делала… Но он мне улыбался на улице… – говорила Далила задумчиво и с укором. – Он мне улыбался. А это тогда значило, что можно… Мне подруга говорила. Но уже я того, испила из кубка и должна была принимать людей, мужчин… Но заговоренная я, и не будет им счастья… Ему и его жене… И не было. Я тогда не поняла, что первый раз нормально было. А вот в остальные… Уже не то совсем… Запуталась я… Перестала понимать, что хорошо, а что плохо… А мир уже не принял… Тогда много таких было. Как я… Запутавшихся, что ли… Так сейчас говорят. А потом ребеночек во мне забился его… Но поздно уже было… Уже была я того, другим попорченная… И не могу я больше стать матерью за ребеночка того, что ночью убила в себе… И вышел он… И мертвого его ела я. И сказала себе тогда, что больше ни-ни. Никогда не буду. И поклялась на крови, своей и его. И больше не стала. И били меня. А потом жить невыносимо стало. Все стали клевать меня… И дома меня так не приняли… И отец так и сказал мне: – Иди в леса! – и закрыл перед носом дверь. А я думала, что он меня примет обратно, – она говорила медленно и задумчиво. – Я ведь съела мужчину его рода. Но нет… Это потому что я была проституткой, – она горько вздохнула. – И семью я потеряла тогда и ушла и больше не вернулася… И я задумала выстрелить в офицерика… И уйти в лес, – и опять смотрела она куда-то перед собой и гордилась собой… А подругу-то я мало знала, мы с ней вместе в телеге ехали в город из деревни. А тот… потом сутенером оказался, и все это было подстроено, – и она горько вздохнула. – А отец приходил в лес, да, где я жила и видел меня… Еще до войны было. А в войну он того, умер… И дом наш спалили за колдовство. Никого из моих не осталось. Может, он и видел будущее… Говорят, дети сестры живы за границей. Но кто уже искать будет, – она всплеснула руками и почему-то обрадовалась… Марина Шейн обещала ей найти ее племянников или уже их внуков, потомков в общем. И нашла потом, говорят…

С проституткой жить сложно…

– Ох и тяжело в лесу было. Но я выстояла. И ела я корешки, и ягоды, и корни… А однажды на меня медведь пошел. А я закрылась от него руками, присела. А он того меня не тронул. И долго я по пещерам и по опушкам ютилась. А потом набрела на заброшенную избушку лесника и осталась там. Заползла в избушку, упала и там и уснула. И была гроза, и долго грохотало в лесу… Но та избушка почему-то потом развалилась… Гнилая была. Это из-за солдат… – говорила Далила. – Потому что не солдаты ту хижину строили… Я и подругу ту тогда нашла и того… Горло перерезала… – Далила оскалилась. – И … того… Так же. За себя я отомстила, – она смотрела перед собой и говорила с гордостью. – А они того, видели, что я потом автоматами торговать буду, ораклами были и хотели это будущее предотвратить. Но все равно нельзя так… Будущее оно ведь того, меняется… – и она качала головой…

Один солдат срубил Далиле дом в лесу. Она потом двадцать лет операции по контрабанде не проводила – так радовалась! Другой хотел ей туалет сделать, но тоже сложно, водопровод тянуть в самую чащу леса! А в реку нельзя, лесники ругаются…

Она помнила еще мать Владимира и была ее подругой… Говорили, что она его мать Анжелу, то есть Дашу и отравила. – Нет, это не я, – говорила Далила. – Это сын ее, Вовка. Мать так… – В американском центре ее любили слушать, она родилась еще до революции и помнила царей…

Контрабандисты не любили друг друга. Эдам и американцы поддерживали новенького Никиту с семьей и Марину Шайн… А Велунд и Ко хотели вернуть Владимира, считал, что Никита поступил с ним нечестно и не могли простить Никите гибель дочери Владимира Ариадны. Велунд был главным по Краснодарскому краю, как Кай Беспощадный в своем городе Сиапуле. Далила не нравилась никому… Хотя была, наверное, самой страшной контрабандисткой – самой заговоренной, самой сильной колдуньей. Поэтому-то она и мухоморы ела и не болела потом, и травы редкие – чтобы заговоры ставить.

– У нас двадцать первый век, а Далила все в лесах! – говорили о ней ее конкуренты Владимир и Никита.

– У нас телевизор и стиральная машина.. А Далила все в лесах… С птичками и рыбками… Детей жрет… Охотница Далила…– говорил Никита Владимиру, выпивая с ним на брудершафт. – Нет, в лесу она долго жить может!

Ей даже Никита стиральную машину подарил с телевизором, который работал на выносном аккумуляторе. Чтобы она оценила блага цивилизации и из лесов вышла… Телевизор долго работал. Пока аккумулятор не разрядился. Далиле понравился телевизор, она даже хотела себе в домик электричество провести, но решила, что полицейские найдут ее по проводам. Покидать лес Далила не хотела ни в какую. Потом стала искать большие выносные аккумуляторы и на зиму телевизор себе включать.

И телефон у нее в лесу не ловит. Совсем… А жалко…

Так Владимир однажды специально заказал Биологическому НИИ ей мхи раскидать, чтобы она несколько лет делом была занята и с контрабандой не мешала… Вот она старалась, все горы и предгорки обошла…

– Далила теперь мхи ищет и лишайники по горам и предгорьям! На благо науки старается! В НИИ относит! Молодец какая! Теперь Далилка в горах была человеком леса, стала человеком гор!

– Она ест слишком много детей, – сказал Арине Келвин Спенсермэн летом 2003 года. – А там мать последнего ребенка все успокоиться не может, все плачет. Все сына вспоминает… – Поэтому Келвин не стал с ней вести дела…

– А Келвин Спенсермэн зайчик, – посмеивалась Далила. – Поэтому ружьями и торгует. Но это ничего. Это бывает…

Эдам решил, что американцы будут работать с Далилой и дальше, но Келвин сказал нет – много она детей ест. Они будут сотрудничать или с Никитой и его дочерью Марией, или с Владимиром. Но Никита Владимира выводил из игры, и они выбрали Никиту. Марина Шайн им нравилась всем меньше. Келвин Спенсермэн остановился на Владимире, самый старый контрабандист. Единственный, кто не превышал допустимые нормы.

А богатая эта Далила! Но деньги она в лесу хранила, перевела в золото и сложила на опушке у себя на полянке, посыпала порошочком, и золото стало невидимое… А тут кто-то забрел в эту чащу Далилы, увидел золото и забрал… Вот горя-то у бабки было. Его биологи вернули, деньги частично отдали. С тех пор Далила хранит деньги в банке… Из лесов выходит и в банк…

Далила как седьмое чудо света, фея лесов, на подоле носит всю флору и фауну леса и иногда гор. Вот ее журналисты фоткают, когда видят…

И охраняет Далила лес, и бережет редких животных и растения! И уважают ее лесники… Но все равно не любят…

И все наши контрабандисты иногда хотят жить как Далила в лесах на природе круглый год, а большую часть времени как мы, в цивилизации, с телевизором, стиральной машиной и туалетом. Далила – наш лесной человечек.

И иногда встречаются наши контрабандисты. Песни поют грустные, Марина Шайн с Далилой в обнимку, могут так, самогон Далилы пьют, она его из мухоморов гоняет, и даже не травят друг друга, доверяют, значит. За столько лет подружились!

Раз в двадцать лет рождалась новая лесная хранительница, и если Далила ее находила, убивала и ела, то оставалась единственной в своем роде. Молодую хранительницу сдал Далиле Келвин Спенсермэн в благодарность за поставленное оружие…

На американские встречи приходили и сестры Далилы, Дэоника и Моргула. Далила была хозяйкой лесов, Дэоника – хозяйкой степи, а Моргула – хозяйкой морей в России. И все они были на одно лицо, все пили таблетки и становились похожи друг на друга. Как капли воды. Только хозяйка морей была выше. И все они считались сестрами и жили более ста лет. Моргула носила темно-синий наряд, а Дэоника пшеничный, как цвет песка. На встречах они водили хороводы, переодевались одна под другую, и мы их, конечно же, легко путали.