Гордая бедная княжна

Она ощутила его присутствие, хотя он не издал ни звука, и, обернувшись, увидела, как он смотрит на нее, Они разглядывали друг друга, а затем герцог не торопясь приблизился к ней и встал рядом.

– Вы вспоминали о своем доме? – спросил он так, будто продолжал начатую беседу.

Она не стала притворяться, что не понимает его.

– Я отдаляюсь от него все дальше и дальше.

– Его там больше нет, – сказал он, – и не стоит оборачиваться в прошлое.

– У меня теперь нет ничего, чем я могла бы… заменить его, – ответила она.

Она говорила правду, и ей нечего было возразить.

Они помолчали, и он сказал:

– Воспоминания – удел старых людей, у вас же – целая книга с чистыми страницами, которые предстоит заполнить.

Ему показалось, что на губах княжны мелькнула легкая улыбка, когда она ответила:

– Если бы мы могли распоряжаться своей судьбой (а нам, конечно, этого не дано), то как бы мы воспользовались такой возможностью? Увы, нам приходится лишь повторять вслед за Омаром Хайямом:

Рука, явившись в небесах,

Перстом судьбу нам начертила;

И не вернуть ее назад,

Чтобы хоть строчку изменила.

Герцог рассмеялся.

– Я не верю в это, – сказал он, – и мне ближе другие строки:

Не знаем, что ждет нас – рай или ад вечный;

Зато знаем точно, что жизнь быстротечна.

Княжна наконец улыбнулась по-настоящему.

– Интересно, кто теперь читает мою книгу Омара Хайяма? – сказала она. – Я любила ее и рисовала маленькие картинки на ее полях.

– Если вы любите поэзию, то в моей библиотеке вы найдете немало стихов.

– Да, я знаю, – , ответила она, – и это удивило меня.

Она сказала это не подумав. Спохватившись, что допустила бестактность, сама того не желая, она быстро добавила:

– Извините. Я не должна была так говорить.

– Мне хотелось бы, чтобы вы говорили искренне, – ответил герцог. – Я догадываюсь, что вы скорее всего ожидали найти в моей библиотеке современные романы и спортивные хроники.

Она удивленно и пытливо взглянула на герцога и впервые подумала, а может, он вовсе не такой, каким она его представляла.

Он спокойно сказал ей:

– Теперь вы хотите прислушаться к своей интуиции, которая так свойственна всем русским.

Он будто вспугнул княжну, она резко парировала:

– Почему вы говорите… так? И почему вы хотите показать, что… читаете… мои мысли?

– Я могу читать их.

– Тогда, пожалуйста… не делайте этого.

Она вновь отвернулась и стала всматриваться в горизонт, и он знал, что теперь она думает не о России, а о нем.

– Мне кажется, вы согласитесь, – сказал он, – что в нас много общего и мы могли бы говорить о многом, интересном для нас обоих. Помните, как хорошо сказано у Омара Хайяма? – Она не отвечала, и он прочитал на память:

Ты – словно дверь, к которой нет ключа,

Завеса, за которую не взглянешь;

Давай поговорим хотя б о мелочах,

И для меня понятнее ты станешь.

Наступила пауза.

– Отец ждет меня, – произнесла наконец княжна. – Я должна идти.

Не взглянув на герцога, она ушла, и он не пытался задержать ее.

Он облокотился о поручень и размышлял об их разговоре, который казался таким необычным особенно для молодой леди.

Он чувствовал, что все-таки после беседы в каждом из них сохранилось что-то недосказанное.

Более того, герцог был твердо убежден, что княжну тоже яе покидало ощущение какой-то недоговоренности между ними.

Княжна по-прежнему оставалась неуловимой.

– Будь я проклят! – воскликнул он. – Почему она не может хотя бы проявить благодарность, как остальные?

Не утешали его и слова князя Ивана, который воскликнул за завтраком:

– Вы и представить себе не можете, Бакминстер, что для нас значит после стольких лишений спать в удобной постели, сидеть за таким изобильным столом и знать, что еды хватит еще на целый день.

Князь сказал это в порыве чувств и, как бы устыдившись собственной откровенности, засмеялся и добавил:

– Извините меня. Я понимаю, что сдержанному англичанину я могу показаться чересчур эмоциональным.

– Я прекрасно понимаю ваши чувства, – ответил герцог, – и думаю, что всем нам было бы неплохо иногда более чутко относиться к эмоциональной откровенности друг Друга.

Герцог понимал, как Гарри удивляется ему, а Нэнси сказала:

– Ты прав, Бак. Мы так привыкли сетовать и заниматься только собственными проблемами, что забываем порой о других людях, живущих вдалеке от нас. Вот, скажем, как князь Иван, который может поведать дам о гораздо более тяжелых испытаниях.

– Этого-то я все-таки и не должен делать, – сказал князь, – и если я начну жаловаться, прикажите мне замолчать. Просто сейчас я хотел выразить благодарность.

– Я знаю, – сказал герцог, – а когда вы закончите завтракать, может быть, нам прогуляться вместе на палубе?

– Да, конечно, – согласился князь, поняв, что герцогу хочется поговорить с ним.

Они вышли из салона, несмотря на то что Долли совершенно недвусмысленно давала понять, что хотела бы составить им компанию на прогулке.

Торопливо обходя яхту вдоль борта вместе с князем, герцог объяснял:

– По-моему, нам следовало бы поговорить о вашем будущем до того, как мы прибудем в Александрию.

– Конечно, я тоже думал об этом, – сказал князь. – Я уже говорил, что у меня есть немного денег в Каирском банке, если на мой счет не наложен арест.

– Вряд ли, они должны быть там, – ответил герцог, – но это, наверное, небольшая сумма.

– Да, небольшая, – ответил князь. – Деньги в египетской валюте, они были у меня, когда я посещал Каир в 1910 году. Мне не надо было переводить из( в Санкт-Петербург, и я оставил их там на случай, когда еще раз посещу Египет.

Он улыбнулся и добавил:

– Теперь мне они очень пригодятся, единственное мое сбережение.

– У вас есть друзья в Египте?

– Я считал их друзьями, – ответил князь, – и тогда они были по-человечески привязаны ко мне, но теперь, когда я без положения и без денег, буду для них только обузой.

Герцог не стал уверять князя в верности его друзей.

Он слишком хорошо понимал, какая пролегла бездна между бывшим состоятельным князем Иваном и нынешним бездомным человеком, бежавшим из России.