Гордиев узел сексологии. Полемические заметки об однополом влечении
Шрифт:
Глеб – студент престижного колледжа. Он учится настолько успешно, что побывал по обмену в США. Его родители – граждане соседней страны, бывшей когда-то частью Советского Союза. В подростковом возрасте Глеба волновал противоположный пол; по крайней мере, так ему казалось. В шестом классе он влюбился в свою учительницу (кстати сказать, замужнюю); годом позже – в одноклассницу, так и не признавшись ей в своих чувствах.
В том же возрасте он уговорил своего любимого друга вместе поонанировать. Тот согласился, но в дальнейшем участвовать в подобных занятиях наотрез отказался, горько обидев Глеба. Когда же друг и вовсе охладел к подростку, у него возникла затяжная депрессивная реакция, не потребовавшая, впрочем, лечения у психотерапевта и приёма антидепрессантов. В то время подросток даже не подозревал, что его влечение к однокласснику – нечто более глубокое, чем просто дружеские чувства.
В 18-летнем возрасте, живя вдали от родителей, Глеб
Прежде его пару раз безуспешно пытались склонить к близости геи. Теперь он сам пошёл в гей-клуб, чтобы провести эксперимент с однополым партнёром. Акт успешно удался и был повторён трижды за ночь. Глеба, однако, многое не устраивало: во-первых, эрекция и оргазм показались ему гораздо слабее, чем при мастурбации; во-вторых, он вынужден был признать себя геем, вовсе того не желая. С тех пор он онанирует, прибегая к помощи гомосексуальной порнографии, для чего обзавёлся порнокассетами и компьютерными записями. Изредка молодой человек вступает в близость с кем-нибудь из сверстников, реже (“с голодухи”, по его выражению) – с мужчинами постарше. Гомосексуальная ориентация угнетает Глеба даже по мелочам: был бы “нормальным” – снимал бы квартиру на троих, соответственно своим небогатым материальным возможностям. А так приходиться прятать порнографию и придумывать предлоги, чтобы уклоняться от связей с женщинами. Дальнейшие перспективы и вовсе видятся ему в мрачных тонах: ни жениться, ни детьми не обзавестись; возможны осложнения и в плане профессиональной карьеры.
Глеб решился посетить врача, но то, как он сделал это, с головой выдаёт его невротические переживания. Всем своим видом молодой человек демонстрировал случайность своего прихода; он забежал как бы мимоходом, просто посоветоваться, не следует ли ему обратиться за консультацией к психологу? Ведь он вовсе не болен, хотя и недоволен своей сексуальностью. Нетрудно заметить явную неувязку: логичнее была бы противоположная ситуация, обращение за советом к психологу по поводу необходимости посещения сексологического кабинета. Не считая себя больным, Глеб, тем не менее, преследовал чёткую цель: “лечение” гомосексуальности. В том, что он принадлежит к сексуальному меньшинству, молодой человек не сомневался; вместе с тем, он тяготился своей гомосексуальностью.
В свете всего сказанного, понятна история с упущенным партнёром. Глеб всякий раз подыскивает партнёров поплоше, чтобы убедить себя в том, что он всё-таки не такой гей, как другие представители сексуального меньшинства, что он далёк от настоящей страсти, какую демонстрируют в гей-фильмах. Тот факт, что эта чужая страсть возбуждает его самого, и то, что, онанируя, он не просто отождествляет себя с участниками однополого акта, но и представляет своим партнёром упущенного красавца, вытеснен им из сознания напрочь.
Глеб привлекает к себе заинтересованное внимание и женщин, и геев. Он следит за своей внешностью, элегантно одевается; несмотря на дефицит времени, регулярно тренируется в спортзале. Появляясь на “плешке”, он всем своим видом намекает на существование невидимой грани между ним и остальными геями. Со стороны это выглядит немного комично. Остроязычные геи-“хабалки” говорят про таких: “Я не такая, я жду трамвая!”
Подчёркнутое презрение к гомосексуалам в сочетании с демонстрацией собственного превосходства над ними, заставляет думать о психологической защите по типу проекции. Проецируя свои чувства на геев, молодой человек выдаёт презрение к собственной гомосексуальности.
Всё сказанное свидетельствует о том, что вопреки отрицанию Глебом факта его заболевания (ещё один приём психологической защиты!), он всё-таки болен и нуждается в лечении. Речь идёт о невротическом развитии в рамках эго-дистонической формы гомосексуальности.
Таковы парадоксы гомосексуального влечения, порождённые интернализованной гомофобией. Невротическое отношение геев к себе и друг к другу делает их связи очень нестандартными и непредсказуемыми.
Для многих характерны попытки выхода в бисексуальность, заметно повышающую самоуважение геев, но они удаются далеко не всегда. Взять подобный барьер неоднократно пытался Артюр Рембо, но это оказалось ему не по плечу. Гениальный юноша-поэт дал грустный отчет о неудачной попытке осуществить близость с женщиной в стихотворении “Bottom”. С помощью врача адаптация в сексуальных отношениях с женщинами далась Андрею “Рембо” куда легче, чем Рембо настоящему.
Формы, которые принимает интернализованная гомофобия, многообразны. Это связано с особенностями личности и с наличием у пациента акцентуации характера того или иного типа. В качестве примера уместно провести анализ творчества писателей-геев.
Любовный зуд рядового Димы Лычёва
Книга талантливого журналиста и писателя Дмитрия Лычёва “(Интро)миссия” (1998) повествует о гомосексуальных похождениях автора и о том, как он, симулируя тяжкий сердечный недуг, кочевал по армейским госпиталям. Она начинается с того, что, покинув “московских педовок” и “вырвавшись из шести цепких лап своих “лаверов” (любовников. – М. Б.), <…> маленький, никому, кроме армии, не нужный ребёнок шагал вопреки ненастью в сторону военкомата. Мама дала мне в дорогу водки, надеясь хоть как-то сгладить мои первые впечатления. <…> Вагон был весь обшарпанный, подстать моему настроению. Оно, кстати, стало очень быстро улучшаться, когда включили свет”. Дело в том, что при свете удалось разглядеть “хорошего мужчинку, который мгновенно стал предметом моего вожделения. Только крепкий торс и терпкий и обворожительный запах пота выдавал в нём что-то от мужчины. Рожица его была такая хорошенькая, что я вмиг забыл, куда и зачем еду. Вылитый Адонис. Светлые, пока ещё длинные и пока ещё вьющиеся волосы переливались в свете тускло горящей лампы. <…> Я заговорил первым. Предлог для начала разговора был очень хорошим – я попросил этого Адониса поменяться местами. Сделал это настолько удачно, со всем присущим мне обаянием, что у него и не возникло мысли мне отказать.
Как меня учили в детстве, я сказал "Спасибо", а после этого заговорил, вернее, защебетал о чем-то несущественном. <…> Видимо, моё возбужденное состояние передалось и Адонису. Я не особенно удивился, когда он <…> предложил пойти покурить в тамбур.
Едва успев прикурить, я почувствовал, что начинаю дрожать. То ли от желания прильнуть к могучему красивому телу, то ли просто от холода. Скорее, и от того, и от другого. Сигарета быстро истлела, Адонис продолжал дымить. Мы оба молчали. Возжаждав ещё и пописать, я покинул своего красавца.
Я стоял в зловонной комнате и наслаждался журчанием золотого водопада, как вдруг услышал, а потом и увидел, что дверь туалета открывается. Наверно, в надежде на чудо, я её не закрыл на замок. И правильно сделал! Не дав мне закончить то, за чем я туда пришёл, Адонис одним движением руки перевернул меня и усадил туда, где было мокро и не очень чисто. "Унитаз", – осенило меня, и я с лёгким испугом посмотрел в глаза Адониса. Его взгляд не предвещал ничего дурного, а руки расстёгивали "молнию". Я догадался открыть рот, и не только потому, что так обычно в этих случаях поступают. Габариты его инструмента заставили рот испуганно распахнуться. Колеса стучали, минуты бежали. Наконец, почувствовав, что дозрел, Адонис властной десницей поставил меня на пол и пристроился сзади. "Приятно всё-таки начинается моя служба", подумал я, но в это время очередной толчок отбил у меня всякую охоту думать. Очнулся я на том месте, где было мокро и не очень чисто. Однако руки Адониса стали нежными и ласковыми. Именно они помогли мне встать и добраться до постели…”.
В части, где служил Дима, и в госпиталях, где он симулировал болезнь сердца, его гомосексуальные авантюры следовали одна за другой. Следует помнить, что Лычёв был солдатом многонациональной советской армии, что позволяло ему находить любовников среди представителей множества народов. Он соблазнил двух “лапочек-балтов” латыша Алдиса и эстонца Рейно, двух россиян – юного фельдшера Юру и Вадима. Наступила очередь белоруса Алексея, находившегося в госпитале вместе с Димой. “Мне страшно понравилось сочетание его коротко остриженных светлых волос и голубых глаз с чёрными и густыми <…> бровями. Чувствовалась неистовая мужская сила. “Мужчина в доме” нужен был мне сейчас до зарезу. Решение отдаться пришло само собой... Неожиданно... Спонтанно...
Пустив в ход свои безотказные чары, Дима назначил Алексею любовное свидание в душевой. Половая близость, расписанная в самых радужных тонах, оборвалась в момент кульминации. Подвела непрочная щеколда; “дверь душевой с треском распахнулась, и нашим взорам предстала вытянувшаяся физиономия моего соседа по палате. Это был мерзкий неотёсанный мужлан, призванный в армию из Казахстана. Немец. <…> Не произнеся ни слова, досконально разглядев живое порно, он скрылся, унося за собой тёплый воздух вперемешку с паром.