Гордое сердце
Шрифт:
— В этом году летом у меня было слишком много работы. Наконец мы снова сможем немножко поговорить. Осенью и зимой недвижимость покупают редко.
Он даже не знал, что не только он, но и она была завалена работой. Ему как раз снова прибавили зарплату, он был счастлив, что дела у него идут успешно и был преисполнен желанием подробно рассказать о событиях всего дня. Когда они вместе сидели за столом, или когда Сюзан шила при свете лампы, она слушала мужа и была совершенно удовлетворена этим. Да, совершенно удовлетворена, кроме тех мгновений, когда в отблесках камина до нее доходил шум ветра в лесу. В такой момент она поднимала голову и прислушивалась. Но Джон лежал наверху в теплой постельке, спал, и все было
Но в большинстве случаев она казалась сама себе такой же, как и все прочие женщины. В Рождество она уже знала, что у нее будет еще один ребенок, и была рада этому. Она сказала об этом Марку, и тот нежно взял ее за руку и долго так держал.
— Иногда мне не верится, что именно ты являешься матерью моих детей. У меня такое чувство, что ты могла бы сделать себе отличную карьеру. Я тебя не стою.
— Не говори этого, — ответила она резко. — Ты даже не представляешь, как мне не нравится, когда ты говоришь такие вещи.
— А если я действительно чувствую это?
— Даже если ты это чувствуешь, никогда не говори мне об этом, — попросила она.
— Почему?
— Не знаю.
Но она знала. Потому что она хотела считать себя равной ему. Хотела иметь ощущение равноценного партнерства. Ведь как только рядом не оказывалось ни Марка, ни Джона, она мгновенно начинала чувствовать себя одинокой. Она раздумывала, таковы ли другие женщины, есть ли у них потребность протянуть руку и прикоснуться к живому существу, встретиться с ним взглядом, услышать голос и произнесенные слова, чтобы не было ощущения, что мир состоит из несчастных одиночек. Но она не могла спросить об этом ни у кого.
«Даже если бы я и спросила, мне не помогло бы это, — размышляла она. — Я такая, какая родилась, и не могу измениться от того, что другие женщины чувствуют иначе».
Когда Сюзан смотрела в будущее с тем предчувствием, которое время от времени охватывало ее, она видела себя, идущую по пустынной дороге своей жизни в полном одиночестве. Там не было ни Марка, ни детей, ни друзей. Она снова сошла с холодной, пустынной дороги и бросилась в настоящее. Ее видение, пожалуй, не имело глубокого значения. Будущее каждой жизни выглядит по-своему, совсем не так, как реальное настоящее. Оно пугающе великолепно.
Она же должна быть и в действительности является такой же, как и все прочие женщины. Она готовит, шьет, читает, играет на рояле и слушает Марка. Она заботится о Джоне и уже начала рассказывать ему первые сказки, которые он жадно слушает, хотя и понимает их только наполовину. Она терпеливо выносит рассказы Джейн, полные тоскливого наслаждения, о своей юности в Лондоне, где она помогала на кухне в большом доме, жители которого во время войны переселились в Канаду. Ее работодатель был слишком стар, чтобы пойти на войну, а так как он поздно женился, то у него не было сыновей, которых он послал бы воевать за Англию, и потому он принял решение эмигрировать со всеми дочерями и всей прислугой.
— Нас, прислуги, было двенадцать человек, — сказала печально, но с гордостью, Джейн. — С ним чуть было не случился удар, потому что по возрасту он не мог идти на войну. И поэтому мы уехали из Англии, и он захватил с собой и экипаж, и коней, так как считал, что ездить на автомобиле вредно для здоровья детей. У него было свое мнение. А после он лишился средств к существованию и ужасно страдал из-за этого.
Мне так жалко богатых людей. Мы, бедные, привыкли ничего не иметь. Но когда обеднеет богач, это становится для него катастрофой. Лучше ничего не иметь. Тогда человек рад даже той малости, которую имеет.Она смотрела на худое, честное лицо Джейн и испытывала чувство вины, потому что у нее было всего много.
В январе почтальон принес ей узкий голубой конверт с парижским штампом.
— Тут вам какое-то письмо из-за границы, миссис Кининг.
Оно пришло от Дэвида Барнса и состояло из строгого вопроса, нацарапанного поперек целой страницы: «Почему вы теряете время?» — писал он своим угловатым почерком на голубой бумаге.
Она засмеялась, скомкала бумагу и выбросила. Ее ребенок родится в июне. Джон уже большой. Дом у нее в порядке, и сад весной будет полон цветов, и для людей, которые будут проходить по улице, их краски будут весело сиять, словно флажки на ветру. Теперь же, когда она целый день сидит дома, к ней часто приходят старые знакомые и усаживаются на диван у большого камина. Весной, которая наступила очень рано, в саду на лавочке, сделанной Марком, они беседуют и обмениваются сплетнями, жалуются на избыток работы. Сюзан слушает их, улыбается, но сама говорит мало. Все эти зрелые женщины постоянно напоминают ей детей, которых она помнила с самого раннего детства; уже тогда им хотелось как можно быстрее открутиться от своих обязанностей, чтобы можно было насладиться веселыми играми или кино. Она их любит и сочувствует им; она говорит с ними об их проблемах и почти стыдится, что ей не на что жаловаться. Зима быстро умчалась, наступила ранняя весна, а Сюзан лишь укрепилась в своей решимости жить счастливо.
Однажды Люсиль дружелюбно сказала ей:
— Я рада, что ты опять дома, Сюзи, и тебя можно навестить. Сколько я к вам в прошлом году ни забегала, тебя всегда не было.
— Я брала уроки, — объяснила Сюзан. При этом она полола грядку анютиных глазок. Люсиль сидела рядом с ней на первой весенней травке и отдавалась безделью.
— Так вот чем ты занималась! — маленькие серые глазки Люсиль шельмовски заблестели.
— А ты что думала? — просто спросила Сюзан. — Целое лето я изо дня в день ходила к Дэвиду Барнсу.
— Я это знала, — сказала Люсиль. — Мы все удивлялись этому. У него жуткая репутация.
— Об этом я ничего не знаю, — сказала Сюзан.
— Ну ты и наивная! — удивилась Люсиль. — Ты что, не знаешь о Вэнни Блейн? Да ведь любой знает, что она была его любовницей! Потому-то и бросила своего мужа. Говорят, она надеялась, что он на ней женится. Но он на ней не женился, хотя у них и был ребенок. Такие не женятся. Люди искусства не ведут себя как обычные люди.
— Я об этом ничего не знаю, — отрезала Сюзан.
Для нее Дэвид Барнс был парой чутких, грубых, живых и сильных рук. Мозгом, работа которого отражалась в его гневных, синих глазах. Он был яростным голосом, который дико орал на нее из-за любого пустяка.
В этот момент в ворота вошла Джейн.
— Везет тебе, у тебя есть помощница в домашнем хозяйстве, — сказала Люсиль. — Мне уже надо идти. Мой малыш уже, наверняка, проснулся. Мне бы тоже хотелось иметь служанку. Марк сейчас хорошо зарабатывает?
— Джейн я плачу сама, — сообщила ей Сюзан, но сразу же пожалела об этом. Разве это важно, кто платит Джейн. А Марку было бы неприятно, если бы кто-то думал, что его заработков не хватает даже на домашнее хозяйство.
— Долго вы так не выдержите, — решительно сообщила Люсиль. — Увидишь, когда у тебя будет двое. А кроме того, Сюзан, будь внимательнее и не испорть Марка! Этого только не хватает, чтобы мы рожали детей и еще зарабатывали деньги!
— Я хочу, чтобы у меня их было шестеро, — сказала Сюзан с улыбкой. Под ее руками появился веселый круг желтых анютиных глазок.