Гордость и гордыня

Затем миссис Гардинер принялась поддразнивать племянницу, покинутую Уикхемом, и поздравлять ее, что она так хорошо переносит свое горе.

— Но, милочка Элизабет, — добавила она, — что ты можешь сказать мне про мисс Кинг? Мне не хотелось бы счесть нашего друга корыстолюбивым.

— Милая тетенька, если речь идет о женитьбе, то в чем разница между корыстолюбием и благоразумием? Где кончается предусмотрительность и начинается алчность? B то Рождество вы опасались, как бы он не женился на мне, потому что это было бы неблагоразумно, а теперь, когда он ухаживает за девушкой всего с десятью тысячами фунтов приданого, вы хотите узнать, не корыстолюбив ли он.

— Если ты опишешь мне мисс Кинг, я буду знать, что думать.

— Мне кажется, что она очень хорошая девушка. Ничего дурного я про нее не знаю.

— Но он не обращал на нее никакого внимания до того, как ее дед скончался и оставил ей эти десять тысяч?

— Да, не обращал. И зачем бы? Если ему не следовало завоевывать мое сердце, потому что меня нет приданого, так с какой стати он должен был ухаживать за девушкой, которая ему не нравилась и была бедна, как и я?

— Но есть какая-то неделикатность в том, что он начал свои ухаживания сразу же, как она получила наследство.

— У человека в стесненных обстоятельствах нет времени соблюдать все тонкости этикета, которые другие люди считают обязательными. Если она не имеет ничего против, так почему негодовать нам?

— То, что она не против, его не оправдывает, а лишь показывает, что в ней есть какой-то изъян — то ли она неумна, то ли бесчувственна.

— Отлично! — вскричала Элизабет. — пусть будет, как вы желаете. Он корыстолюбив, а она глупа.

— Нет, Лиззи, я вовсе этого не желаю. Ты знаешь, мне было бы грустно думать дурно о молодом человеке, который долго жил в Дербишире.

— O, если это так, то я весьма низкого мнения о дербиширских молодых людях, а их близкие друзья, проживающие в Хартфордшире, немногим лучше. Я их всех не переношу. Слава Богу, завтра я еду туда, где встречусь с человеком, у которого нет ни единого приятного качества — ни манер, ни здравого смысла, за которые его можно было бы уважать. Что ни говори, водить знакомство следует только с глупыми мужчинами.

— Берегись, Лиззи! B твоей тираде звучит разочарование.

Прежде чем конец спектакля прервал их беседу, Элизабет обрадовало нежданное приглашение сопровождать дядю с тетей в небольшом путешествии, которое они задумали совершить летом.

— Мы еще не совсем решили, далеко ли отправимся, — сказала миссис Гардинер, — но, может быть, в Озерный край.

Ничего более приятного Элизабет и вообразить не могла, и она тут же приняла приглашение с большой благодарностью.

— Милая, милая тетенька! — вскричала она в восторге. — Как восхитительно! Какое наслаждение! Вы одарили меня новой жизнью и силами. Прощайте, разочарование и хандра. Что такое мужчины в сравнении со скалами и горами? Какие чудесные часы нас ждут! A когда мы вернемся, то не как другие путешественники, которые толком ни о чем рассказать не могут. Мы будем знать, где побывали. Мы запечатлеем в памяти все, что увидим. Озера, горы и реки не перепутаются в наших воспоминаниях, а когда мы попробуем описать какой-нибудь прекрасный пейзаж, то не затеем спора, где мы им любовались. Пусть наши восторженные рассказы будут менее непереносимыми, чем большинства путешественников.

Глава 28

Все, что открывалось глазам Элизабет на следующий день, когда они отправились дальше, казалось ей новым и интересным, и она пребывала в самом радостном настроении. Ведь ее сестра выглядела такой цветущей, что можно было больше не опасаться за ее здоровье, а мысль о предстоящем путешествии по северным графствам стала постоянным источником чудесных предвкушений.

Когда они свернули с тракта на хансфордскую дорогу, все глаза начали выглядывать дом священника, и каждый поворот сулил, что он вот-вот появится перед ними. C одной стороны дороги тянулась ограда Розингского парка, и Элизабет улыбнулась, вспомнив все, чего наслышалась об обитательницах Розингса.

Наконец они увидели дом посреди сада, спускающегося к самой дороге; живая изгородь из лавров, зеленый заборчик — все указывало, что они достигли цели своего путешествия. B дверях показались мистер Коллинз и Шарлотта, экипаж остановился у калитки, за которой короткая усыпанная гравием дорожка вела к дому. Все счастливо заулыбались и закивали друг другу. Миссис Коллинз приветствовала подругу с живейшей радостью, и Элизабет, встретив таком радушным прием, окончательно убедилась, что не напрасно решила навестить Шарлотту. Она тут же заметила, что женитьба ничуть не изменила манер ее кузена — его церемонная учтивость ни на моту не утратила напыщенности, и он на несколько минут задержал ее у калитки, осведомляясь о здравии ее родителей, а также всех сестер и выслушивая ответы. Затем без дальнейших проволочек они, после того как он пригласил их полюбоваться крыльцом, были проведены в дом, где, едва они вошли в гостиную, он вновь церемонно приветствовал их под своим скромным кровом и слово в слово повторил вопрос жены, не котят ли они перекусить после дороги.

Элизабет приготовилась узреть мистера Коллинза во всем его великолепии и не могла не заметить, что, обращая их внимание на изящные пропорции комнаты, вид из окон и меблировку, он постоянно обращался к ней, словно желая дать ей почувствовать, чего она лишилась, отказав ему. Однако, хотя все выглядело очень аккуратными уютным, она не смогла утешить его хотя бы вздохом сожаления, а, напротив, изумлялась, что ее подруга способна сохранять веселым вид при таком спутнике жизни. Когда мистер Коллинз изрекал что-нибудь, что могло бы сконфузить его супругу, Элизабет невольно взглядывала на Шарлотту. Раза два она как будто заметила легкую краску стыда на ее щеках. Но чаще Шарлотта благоразумно пропускала его слова мимо ушей. После того, как они просидели в гостином достаточно долго, чтобы полюбоваться каждым предметом мебели в ней, начиная от буфета и кончая каминной решеткой, а также подробно рассказать о дороге и о том, что поделывали в Лондоне, мистер Коллинз пригласил их прогуляться по саду, весьма обширному, отлично спланированному, уходом за которым он занимался самолично. Работа в саду была одним из его самых похвальных удовольствий, и Элизабет могла только восхищаться невозмутимым выражением, с каким Шарлотта говорила, как оно полезно для здоровья, и призналась, что всячески поощряет мужа. Там, водя их по всем продольным и поперечным дорожкам и почти не давая им времени произнести похвалы, которых он требовал, мистер Коллинз описывал все открывавшиеся оттуда прелестные виды с таким педантичным тщанием, что от красоты не оставалось ничего. Он перечислял все луга в каждом направлении и мог сказать, сколько деревьев в самой дальнем рощице. Однако виды, открывавшиеся из его сада, да и все прочие, какими могли похвастать графство, да и страна, не шли ни в какое сравнение с видом на Розингс в просвете между деревьями парка почти прямо напротив его дома. Здание было красивое, в новомодном стиле и удачно расположено на пригорке.

Из сада мистер Коллинз намеревался провести их по двум его лугам, но барышни, чьи башмачки не годились, чтобы гулять по заиндевелом траве, пошли назад, и с мистером Коллинзом остался только сэр Уильям. Шарлотта провела сестру и подругу по всему дому, возможно, радуясь случаю показать им его без мужа. Он был невелик, но хорошо построен и удобен. И все было прилажено и расположено с практичностью и изяществом, в которых Элизабет узнала руку Шарлотты. Когда можно было забыть о мистере Коллинзе, дом действительно дышал уютом, и по явному удовольствию, которое в нем черпала Шарлотта, Элизабет заключила, что мистер Коллинз бывает забыт довольно часто.

Она уже узнала, что леди Кэтрин все еще не отбыла в столицу, о чем было вновь упомянуто за обедом, когда мистер Коллинз, присоединившись к ним, объявил:

— Да, мисс Элизабет, вы будете иметь честь увидеть леди Кэтрин де Бэр в ближайшее воскресенье в церкви, и мне незачем упоминать, каким восторгом вы преисполнитесь. Она — сама благосклонность и снисходительность, и я не сомневаюсь, что после окончания службы она удостоит вас частичкой своего внимания. Я могу без колебаний сказать, что она будет включать вас и мою сестру Марию в каждое приглашение, которым почтит нас, пока вы будете гостить тут. Ее обхождение с моей любезной Шарлоттой — само очарование. Мы обедаем в Розингсе дважды в неделю, и нам никогда не приходится возвращаться домой пешком. Для нас закладывают экипаж ее милости. Мне следовало бы сказать «один из экипажей ее милости», ведь у нее их несколько.

— Леди Кэтрин поистине весьма почтенная и умная дама, — добавила Шарлотта. — И внимательнейшая из соседок.

— Совершенно верно, моя дорогая, это самое я и говорю. Она принадлежит к тем знатным особам, перед которыми следует благоговеть.

Вечер прошел главным образом за обсуждением хартфордширских новостей, в рассказах о том, о чем уже писалось, а когда он подошел к концу, Элизабет в уединении своей спальни могла поразмыслить над тем, насколько Шарлотта довольна своей жизнью, как умело она управляет мужем, с каким спокойствием терпит его, и отдала должное подруге. Кроме того, она попробовала представить себе, как пройдет ее визит: тихие приятные занятия, докучные вторжения в них мистера Коллинза и развлечения, ожидающие их в Розингсе. Ее живое воображение быстро нарисовало самые убедительные картины.