Гордость нации
Шрифт:
– - Не гоже говоришь ты, детинушка. Просто надо бы концерт какой-нибудь устроить.
– - Нужно говорить не концерт, а посиделки.
– - Добро! А ежели с танцами, то как!
– - С хороводом, значит, гой еси.
– - О, боже ж, как тошнехонько!
В это время в комнату вошел новый националист.
– - Здравствуйте, господа! Записался нынче я в ваш союз и в клуб. Принимаете?
Барон Кригс встал, поклонился гостю в пояс и сказал, тряхнув пробором:
– - Исполать тебе,
– - Чего-с?
– - Говорю: исполать.
Гость удивился.
– - Из... чего?
– - Исполать, -- неуверенно повторил барон Кригс.
– - Из каких полать?
– - Не из каких. Это слово такое есть... русское... Мы ж националисты.
– - Какой черт, русское, -- пожал плечами гость.
– - Это слово греческое... Еще поют "Исполайте деспота!".
А не русское? Вот тебе раз.
Барон снова поклонился гостю в пояс и сказал:
– - А и как же тебя, детинушка, по имени, по изотчеству? Как кликати, детинушка, себя повелишь?
– - Какие вы... странные. Меня зовут Семен Яковлевич!
– - А и женат ли ты? А и есть ли у тебя жена красна девица -- душа, со теми ли со деточками-малолеточками?
– - Да, я женат. Гм!.. Что это у вас, господа, такое унылое настроение?
Барон Шлиппенбах покачал головой и сказал:
– - А и запала нам в душу кручинушка. Та ли кручинушка, печалушка. Бегут из того ли союза нашего люди ратные и торговые и прочий народ, сочинительствующий, аще скоро ни одному не остатися. Эх, да что там говорить!.. А и могу ли я гостя дорогого посадити за скатерть самобранную и угостити того ли гостя сбитнем нашим русским.
– - А и угостите, -- согласился гость.
– - А и не почествовати ли гостюшку нашего ковшиком браги пенной?
– - А и ловко придумано.
– - То ли какую марку гость испить повелит?
– - То ли брют-америкен.
– - Дело! Эй, кравчий! А и тащи же ты сюда вина фряжского, того ли брют-америкену.
Подали шампанского. Когда вино запенилось в деревянных ковшах, барон Вурст встал и сказал:
– - Не велите казнить, велите слово молвить!
– - Не бойся, не казним! Жарь дальше.
– - То не заря в небе разгоралася, то не ратные полки на ворога нехрещенного двинулись! То я, барон Вурст, пью за то, чтобы матушка наша Россия была искони национальной и свято блюла те ли заветы старинные! А и крепка еще матушка наша Россия русским духом! А и подниму я свою ендову, выпью ее единым духом за нашу матушку и скажу то ли слово вещее: канун да ладан...
– - То ли дурак ты, братец. При чем тут канун да ладан?.. Раз немец, не суйся говорить. Нешто это к месту?
– - Милль пардон! Я что-то, кажется, действительно... А это, знаете, так красиво: канун да ладан! Ма foi!
– - Не вели казнить, вели слово
молвить, который теперь час?– - А и то ли восемь часов, да еще и с половинушкой.
– - Ах, господа! А я еще обещал быть во тереме барона Шуцмана на посиделках. Ужасно трудно соблюдать национальные обычаи.
– - И не говорите!
– - вскричал барон Вурст.
– - Вчера мы устроили русский обед и по обычаю тому ли русскому -- пробовали лаптем щи хлебать. Ужасно неудобно. Капает на брюки, протекает, а капусту из носка лаптя приходится вилкой выковыривать.
– - О, русски народ -- глюпи шеловек. Ми тоже позавчерась пробовал сделайт искони русски свичай-обичай: лева ногой сморкаться. Эта таки трудни номер.
– - Виноват, -- возразил новоприбывший националист.
– - Вы немного напутали. Действительно, у русского народа есть такие выражения, но они имеют частицу отрицания "не". Говорят: "я тоже не левой ногой сморкаюсь", или: "мы не щи хлебаем".
– - А, черт возьми, действительно, верно! Какой удар! Однако ты, гой еси, детинушка, действительно, хорошо знаешь русский свычай-обычай.
– - Еще бы! Да вот вы, например, все время твердите, как попугай: гой еси, да гой еси! А вы знаете, что гой -- это еврейское слово? Гой по-еврейски значит -- христианин?
Из угла вдруг поднялся молчавший до сих пор угрюмый националист.
– - А и куда же ты, детинушка, собрался?
– - А и ну вас всех к черту. Думал я, что по-русски мы живем и разговариваем по-нашему, по-исконному, а тут тебе и по-греческому, и по-жидовскому, и щи лаптем хлебают, и левой ногой сморкаются... Исполать вам, гой еси, чтоб вы провалились.
– - Пойдем и мы, -- сказали двое мрачных людей.
Вздохнули, потоптались на месте и ушли.
– - И хорошо, что ушли, -- воскликнул старшина.
– - Все равно не надежны были. Зато теперь остался самый настоящий националист, крепкий. Ребятушки, чем займемся?
– - Да чем же... давайте телеграмму Плевицкой пошлем.
– - А и дело говорите. Исполать вам. Пишите. "Ой-ты, гой еси, наша матушка Надежда ли Васильевна! Земно кланяемся твоему истинно национальному дарованию и молчим на мнагая лета тебе на здоровьица на погибель инородцам. Поднимаем ендову самоцветную с брагой той ли шипучей!"
– - Подписывайтесь, детинушки!
И все расписались:
Барон Шлиппенбах. Граф Стенбок. То ли барон Вурст. Гой еси барон Кригс. А и тот ли жандармский ротмистр Шпице фон Дракен.
– - Все подписались?
– - Я не подписался, -- застенчиво сказал новопоступивший националист.
– - Так подписывайтесь же!
И он застенчиво подписал:
– - Семен Яковлевич Хацкелевич, православный.