Горе побежденным

Видя, что Небогатов призадумался, Фелькерзам с трудом поднялся с кресла, у него затекли ноги — слишком долго он не давал им нагрузки, находясь постоянно в постели.

— Николай Иванович — в первую очередь нам нужно вышибать вражеские броненосные крейсера — они защищены гораздо хуже, чем броненосцы. Если пояс на «Микасе» и других «систершипах» толщиной в девять дюймов гарвеевской брони, то на «асамоидах» только семь. Для наших двенадцатидюймовых орудий это не преграда, главное попасть, и с дистанции до тридцати кабельтовых — промахов будет в таких случаях меньше. А вот от неприятельских снарядов в 203 мм главного калибра броня «бородинцев» надежная преграда, даже верхний пояс в центре не пробивается, кроме как с короткой дистанции. Так что если не будет на броненосцах пожаров, большой угрозы крейсера Камимуры для вас не представляют. А вот вы для них вполне себе первостатейная опасность!

— У неприятеля во втором отряде шесть крейсеров, у меня всего четыре новых броненосца…

— Пустяковый перевес, ведь один снаряд в 305 мм равноценен по весу трем в 203 мм, и у него больше взрывчатки. В схватке один на один три ваших броненосца могут вывести из строя любой вражеский крейсер, в то время как ваша задача продержаться на флагмане под обстрелом трех других кораблей Камимуры. Учтите — японцы ведут сосредоточенный огонь именно по флагману, так что как только начнут пристреливаться, немедленно делайте повороты и меняйте курс. Не давайте бить по себе безнаказанно, мешайте врагу в его действиях, не подставляйтесь.

— Но ведь…

— Если сохраните «Князя Суворова» целым, то рано или поздно один из ваших броненосцев сможет вышибить из боя вражеский корабль. Потом его будет добивать «Ослябя» с крейсерами, а у вас расклад станет более выгодным — четверо против пяти, а то и вообще в равных по числу вымпелов силах. И учтите, Николай Иванович — будет своего рода «перевертыш» — Того бьет меня, а вы лупцуете от всей широты души Камимуру. Надеюсь, что вы это сделаете раньше, и сможете потом мне помочь. А то тяжко будет против лучших кораблей японского флота на равных сражаться.

— А если не успею подойти?

— Старайтесь успеть, маневрируйте, сближайтесь — я вам представляю полную инициативу в любых действиях, и приказы на тот или иной маневр отдавать не буду. Я не Рожественский, и ущемлять любую разумную инициативу не буду. Цель поставлена, а вам нужно найти методы, какими ее достичь, так как инструмент вы имеете, причем превосходный — 16 305 мм пушек против 24 203 мм. Перевес в огне, как видите, даже не подавляющий, а скорее «раздавляющий», особенно если учитывать четыре 254 мм пушки «Осляби», — старик жестко усмехнулся и негромко добавил:

— Еще раз повторю — «танцуйте» как хотите, главное результат. И не лезьте, ради бога, в схватку с броненосцами Того — тот просто жаждет подобной глупости от нас. Ведь при примерном равенстве четыре на четыре в кораблях, почти одинаковых в броне и вооружении, у японцев вымуштрованные команды с боевым опытом, какового у нас пока нет.

Фелькерзам остановился, вытащил из пачки папиросу и посмотрел на Небогатова — тот молчал, с немым вопросом в глазах. Было видно, что Николай Иванович ждет продолжения.

— Но боевой опыт у нас будет. Обязательно будет еще до генерального сражения, по крайней мере, я прикинул уже кое-какие варианты. Вот смотрите, — Фелькерзам развернул карту, на которую нанес значки, предварительно поработав вместе с начальником штаба Клапье де Колонгом. Пока только наметки, детальный план еще предстояло выработать.

— Смотрите, Николай Иванович — сегодня, то есть 11 мая, сгружаем с боевых кораблей линии все дерево и прочее, нам не нужное в бою. Облегчаем, как только можем. Да, на старых кораблях я прикажу заделать все крышки торпедных аппаратов, а сами торпеды извлечь — ни к чему они нам, — тут Фелькерзам выдержал паузу, и продолжил:

— Работы ведем беспрерывно до полудня 12 числа, то есть завтра до полдня, после чего отпуская эскадру контр-адмирала Энквиста в плавание до Цугарского или Сунгарского, кому как по душе, пролива. Другим путем могут пойти лишь несколько транспортов — я отдал категорический приказ следовать только разработанным маршрутом, а то еще сбежит до Николаевска или на камчатку — тот еще ходок, тысяча миль для него не крюк. Мы проведем по ходу учение и приберемся перед боем. А дальше…

Вот тут Дмитрий Густавович остановился и задал Небогатову очень удививший контр-адмирала вопрос:

— Вы слышали, Николай Иванович, что наглость второе счастье?! Некоторые господа так считают!

— Не думаю, что это счастье, Дмитрий Густавович.

— А дерзость для военного моряка?! Напасть на врага там, где он меньше всего ожидает и совершенно не готов к такому повороту событий. Как завещал великий Суворов — надо пасть на неприятеля, как снег на голову. Не стоит бояться врага, пусть он нас боится до дрожи!

— Что же вы задумали, ваше превосходительство?!

— Рассказать нашим «друзьям» японцам старую-старую сказку в одном предложении изложенную. Вы знаете ее, Николай Иванович? Слышали хоть раз, не доводилось?

Небогатов задумался на какую-то минуту, собрав морщины. Наконец, по миновании размышлений, тихо произнес6

— Припоминал все, даже с детства, что няня рассказывала. Нет таких коротких сказок, — твердо закончил ответ, а Фелькерзам только жизнерадостно рассмеялся, впервые за долгие месяцы.

— Есть такая сказка, как раз по нашему случаю. Словно по заказу появилась, во всех красках.

— Был бы рад ее от вас услышать. Вы меня заинтриговали, любезный Дмитрий Густавович.

— Пожалуйста, сейчас расскажу…

Фелькерзам усмехнулся, пристально посмотрел на Небогатова, понимая, что с его слов события станут изменяться, и непонятно в какую сторону. Но свой выбор он сделал и негромко сказал:

— Темной ночью, тихонько, на цыпочках, крадется в фарфоровую лавку огромный слон!

Глава 18

— Пусть проклинают, господа офицеры, через пятьдесят часов благодарить будут, — пробормотал Фелькерзам, и с нескрываемым удовольствием отхлебнул горячего куриного бульона. И мысленно отметил, что здесь странные врачи — коньяк и папиросы у них не под запретом, а вполне сочетаются с предложенной ими диетой. Впервые за долгие месяцы Дмитрию Густавовичу сильно захотелось поесть от души, но ничего кроме бульона ему не полагалось. Зато последнего было вволю, причем для всех моряков — первой жертвой реформаций стал огромный птичник на крейсере «Владимир Мономах», и вся эскадра слышала последнее отчаянное кукареканье пернатых, которых без всякой жалости пустили под нож.

Допив бульон, Дмитрий Густавович откинулся на мягкую спинку роскошного дивана, прикрыл глаза, ощущая во всем теле свинцовую усталость, но приятную, отнюдь не тягостную. Первые сутки после «воскрешения» уже прошли, в иллюминатор заглядывает восходящее светило нового дня. Да и находился он сейчас не на привычном для него «иноке», и даже не на «Князе Суворове», который сейчас «оккупировал» небольшой штаб контр-адмирала Небогатова, а на быстроходной яхте «Алмаз». Совершенно небронированный корабль, и вооруженный лишь десятком противоминных пушек, но на страх врагам именуемый крейсером 2 ранга.