Горе-волшебник. Книга 1

— Ага.

Дверь я закрыл — два раза ходил проверять. Я плелся вслед за Триссой, не смея идти с ней рядом. В коридоре было совершенно пусто — все школяры и профессора сбежали из Школы при первой же возможности, то есть еще вчера.

Ни я, ни Трисса за всю дорогу не проронили ни слова. Я то и дело пытался с ней заговорить, но так и не смог выдавить из себя ни звука. А мы тем временем добрались до нужного подземелья. Оладка перепеченная! Я даже не заметил как!

— Заходи, — Трисса открыла передо мной тяжеленные с виду двери. Я аж почувствовал бабулин подзатыльник — она часто мне талдычила, что перед женщинами надо двери открывать. Ну не успел, чего уж тут. Не выпихивать же Триссу обратно.

Профессора, как и положено, еще не было на месте. А может, и был. Тут все равно ничего не было видно, хоть глаз выколи. Тогда Трисса выдохнула заклинание, и перед ней появился маленький огонек. От него она зажгла висящие на стенах факелы — я насчитал тринадцать штук. Комната была круглая, и на стенах, помимо факелов, висело очень много свитков с начерченными на них вендийскими рунами. Кстати, учить мне их не пришлось, потому что я читал их, как если бы они были написаны на нашем языке.

В середине комнаты, а она была с нашу Столовую, лежала огромная круглая каменная плита. На ней были вырезаны руны, но их я прочесть не смог. Это был не вендийский, и не наш. Может быть, это вообще были какие-нибудь каракули, и их начертали тут просто для красоты. Рун тоже было тринадцать. Эх, и почему профессор так долго идет?

— Сколько времени? — спросил я.

— Без десяти десять.

— А… Ясно.

Я никак не мог придумать, о чем бы мне заговорить с Триссой. Она стояла возле плиты, сцепив на груди руки. Пламя факелов мягко освещало ее лицо и рыжие волосы, которые Трисса оставила распущенными, отчего девушка казалась совсем хрупкой и беззащитной. Но я то знал, что это совсем не так. В колдовском бою она любого волшебника уложит на обе лопатки, да и с обычной грубой силой тоже справится. Но я бы очень хотел всегда быть рядом и всегда ее защищать. Конечно, если она сама меня не прогонит.

Я не удержался от смешка: вспомнил как на днях Трисса заставила бегать нашего неповоротливого толстяка Пара. Тот нечаянно уселся на ее свитки. Все бы ничего, но у него в кармане был горшочек варенья, и именно тогда он и вздумал перевернуться. Так что вскоре все свитки Триссы, а там была часть ее Годовой работы по Основам водного волшебства, оказались в красных липких пятнах. Вообще-то обычные свитки легко восстановить, тем более что Пар лучше всех владел волшебством уборки. Но не все так просто, потому что для Годовых работ выдавали в Библиотеке особенные именные свитки, которые никто не сможет подделать. А так как их очень сложно было сделать, и делал их никто иной как сам Верховный волшебник Корнелиус, то было понятно, почему Трисса так рассвирепела. Не долго думая, она щелкнула пальцами, одновременно выдыхая заклинание, и в ее руке оказался крохотный-крохотный огонечек — таким даже свечку не зажжешь. Я удивился, почему Пар так испугался и начал пятиться от Триссы. А вот Гэн все понял и стал срочно искать куда бы спрятаться подальше от неприятностей. Я посмотрел на Гэна и решил сделать так, как он. Вовремя. Трисса как-то хищно улыбнулась, отчего наш краснощекий Париус стал совсем бледным, и начала один за одним отправлять к нему один огненный шарик за другим. Так быстро Пар еще никогда не бегал. Он нарезал круги по ученической, иногда безуспешно пытаясь открыть дверь наружу, а потом снова бежал по кругу. Не знаю, сколько Трисса так его мучила, но у меня уже ноги затекли сидеть под столом. Потом она, видимо, остыла и убрала-таки свои шарики. А Париус клятвенно пообещал, что больше никогда не будет носить горшочки с вареньем в карманах.

Точно! Можно же поговорить о друзьях!

— А Гэн с Паром в Город ушли?

— Да.

Ну все. Больше я придумать ничего не смог.

К счастью, как раз пришел профессор Назарус. Он как обычно был в своих черных очках. Интересно, а он вообще хоть что-нибудь в темноте в них видит? Наверняка видит, раз ни на что не натыкается и в дверь пролез без проблем.

— Уже тут? Хорошо.

— Здравствуйте, профессор Назарус! — Это я так пискнул?

Профессор криво усмехнулся и начал доставать из-под мантии какие-то непонятные штуки, с виду более похожие на бутерброды. Это и были бутерброды!

— Не успел позавтракать, — пояснил он.

По виду Триссы было понятно, что она догадывается, почему ее дядя пришел голодным.

Когда с бутербродами было покончено, профессор достал из-за пазухи что-то более похожее на волшебный предмет. Это была старая сильно пожелтевшая и местами обугленная книга. Наверное, та самая, которую Трисса читала в Профессорской библиотеке.

— Мел! — скомандовал Назарус, и Трисса тут же подала ему белый кусочек.

Профессор залез на плиту с ногами и принялся на ней выводить новые и такие же непонятные мне символы. В его руках белый мел становился то красным, то зеленым, а то и вовсе золотым. Когда профессор закончил, мел снова был совершенно белым.

— Ложись, — сказал профессор.

Он показал, куда именно мне лечь. На глаза он положил мне какую-то тряпицу, и до конца ритуала я больше ничего не видел. Я слышал лишь, как профессор передвигается то по плите, то вокруг. А когда все закончилось, я зажмурился от яркого света.

Вокруг меня были не холодные стены мрачного подземелья, а стены моей собственной комнаты, и лежал я на своей собственной кровати.

— Проснулся? Хорошо. Завтра идешь на уроки.

Профессор Назарус встал со стула, на котором до этого сидел, поправил очки и вышел. А со мной осталась Трисса, она тут же заняла место на стуле.

— Я думала, ты весь день проспишь, — сказала она. Я успел заметить, как она украдкой облегченно вздохнула. Ты долго не просыпался. Дядя решил перенести тебя сюда. Как ты себя чувствуешь?

Я сел на кровати. Голова немного гудела, а остальное было как обычно. А может… а может, я все-таки выродок, и ничего не изменилось?

Наверное, Трисса заметила ужас в моих глазах, потому что тут же взяла меня за руки.

— Все прошло хорошо. Дядя сказал, что теперь твоя сила свободна. И он кое-что просил передать.

— А?

— Он сказал, что ему почти ничего снимать не пришлось.

— То есть?

— Дядя Назар сказал, что кто-то почти стер печать, ему почти делать ничего не пришлось.

— Кто снял? А может… А может, это я сам?

— Может быть, — согласилась Трисса. — Дядя Назар сказал, что такое тоже может быть. А еще он просил тебе передать, чтоб ты сдерживал пока свою силу.

— Почему?

— Он не сказал. Но думаю, потому что ты очень сильный. Наверное, даже слишком.

Вот те на! Всю жизнь выродком был, ничего не мог. А теперь, когда могу, так не разрешают!

— А он откуда знает? Я ж еще ничего не пробовал.

— Хорошо. Вон свеча на столе — зажги.

Я так и сделал. Оладка перепеченная! Хорошо, что Трисса сообразила наколдовать воды, и сразу потушила огонь, а то бы от моей комнаты ничего кроме уголечков не осталось.

— Вот видишь. Попробуй еще раз. Только сдерживайся. Хорошенько сдерживайся!

— Может, не надо?

— Пробуй!

«Да уж» — , вздохнул я про себя, — «ну, вылитая моя бабуля».

— Получилось!

— Хорошо. Теперь так со всем и делай. Не хватало еще, чтоб ты Школу на радостях спалил.

Даже не сомневаюсь, что очень многие бы этому только обрадовались. Но вслух я ничего подобного не сказал.

— Здорово получилось, правда?

— Правда. Вот. Держи. — Трисса протянула мне лист бумаги. — Я здесь написала домашнее задание на завтра.

— Так мне что, уже завтра на уроки приходить?

— Да. Ты же слышал, что сказал дядя.

Оладка перепеченная! Я не готов!

— У тебя все получится, — сказала Трисса и снова села на стул.

Эй, погодите-ка! А чего это меня девчонка утешает? Мужик я или кто в конце-то концов! Поэтому я встряхнулся, встал с кровати, взял Триссу за руку и поднял ее на ноги.