Горец в её постели

– О. – Восторг Мары исчез, как лопнувший мыльный пузырь.

– Не хмурься, – Алекс обхватил ее лицо ладонями и поцеловал в скорбно сжатые губы. – Мы много чем сумеем наслаждаться вместе, даже если никогда не сможем по-настоящему стать мужем и женой. А теперь прогулка к Уан Керн Вилладж сквозь томительные сумерки.

Он открыл дверь главного входа замка, вывел ее наружу, в светлую, омытую серебром, ночь.

– И, – добавил он, когда они шли по гравийной дорожке в направлении темневших вдалеке деревьев. – Превосходный компаньон, чтобы сопровождать нас. Такие удовольствия стоят многого. Давай порадуемся им.

Он посмотрел вниз на старого пса, со счастливым видом бежавшего рядом с ними.

– Я никогда не говорил тебе, но мне очень приятно завоевать привязанность Бена, – сказал он, и в этот раз защемило его собственное сердце. – Он напоминает мне Рори. Пса, который у меня был… э… скажем, очень давно?

– Скажем, – согласилась она, улыбаясь, кода Бен пулей унесся прочь по траве.

Когда он исчез в зарослях рододендронов, она повернулась к Алексу, снова обвивая его руками и вжимаясь в него до тех пор, пока груди не расплющились об него.

Она просунула руку между ними и скользнула ладонью под споран Макдугаллов, потом улыбнулась, ощутив толстую, твердую выпуклость его страсти.

– О-о-ох, Алекс, я так хочу тебя, ты мне так нужен! – умоляюще произнесла она, обвивая его пальцами и сжимая. – И я так сильно люблю тебя, что не могу дышать, если не чувствую тебя. Мне необходимо держать тебя за руку, целовать тебя, просто… касаться. Пока мы прикасаемся друг к другу, я жива.

– И если мы продолжим такие прикосновения, ты добьешься того, что я подниму мой килт прямо здесь, на садовой дорожке. На виду у всех наших гостей.

– О! – выдохнула Мара третий раз за этот вечер. – Я забыла, что некоторые из окон зала выходят на лужайку.

– Тогда пойдем отсюда и приготовим коттедж для твоего па и крошечной шипящей кошки, его жены. – Он предложил ей руку и улыбнулся, когда она приняла ее. – Кто знает, какие еще удовольствия может принести ночь?

Добрый час спустя, в самом сердце деревни Уан Керн, Мара закрыла дверь гнездышка ее отца и его возлюбленной ведьмы и глубоко вздохнула. Она взглянула на Алекса, и у нее дрогнуло сердце от того, каким красивым он выглядел в мягком серебряно-синем свете сумерек позднего летнего вечера.

Вечер был тихим.

Ночь наполнялась красотой сияющей в небесах небольшой луны и слабым шевелением ветерка в спокойном воздухе.

В этой дали не было слышно ни единого звука кейлив замке, а поскольку все нынешние обитатели Уан Керн Вилладж развлекались на пирушке, тишина казалась ощутимо густой и тяжелой. Точно прикосновение чего-то зловещего.

Почти потустороннего.

Содрогаясь, она выкинула эту мысль из головы и оглянулась на маленький коттедж с ярой синей дверью и приглушенным, романтическим светом, мерцавшим в окнах. Свет не от настоящих свечей, а от электрических светильников, стилизованных под свечи, и испускавших такое же золотистое мерцание.

– Ах, Алекс. Ты думаешь, им понравится?

– Этой швабре? – он поскреб подбородок. – На этот раз, точно. Но каким бы уютным ни был этот домик, я подозреваю, что твой па предпочел бы комнату в башне, выбранную тобой для них. Это которая? В островном стиле?

Мара кивнула:

– Да, верно.

– Да, ему бы понравилось, – согласился Алекс, подмигнув ей. – Она напомнила бы ему о Бране О'Барра. Твой отец, кажется, совершенно очарован им.

Мара засмеялась.

– Папа оценил бы и вид из комнаты. Но ему понравится жить прямо напротив пирамиды.

Она мельком глянула на строение и нахмурилась.

У основания памятника развевался большой кусок синей ткани, которая прикрывала саму пирамиду и большую медную табличку на ней. К ее ужасу, Бен зажал край ткани в зубах и потянул.

– Бен, нет! – крикнула Мара, спеша к нему через маленькую деревенскую площадь. – Перестань!

Но Бен дернул еще сильнее и бешено замахал хвостом, когда ткань порвалась. Он замер на мгновение, выглядя ошеломленным собственной победой. На его зубах повис большой кусок синего покрытия.

А потом, почти улыбаясь, он рванул прямо в вереск, а синяя ткань развевалась позади него подобно рыцарскому стягу.

– Я не знала, что он может так быстро бегать, – Мара пораженно посмотрела на Алекса.

– Похоже, он снова направился к тому холмику в траве, – сказал Алекс. – Готов поспорить, что в камнях, которые он обнюхивал на днях, обитает кролик или какое-нибудь еще крошечное существо.

Он обнял Мару рукой за плечи и стиснул их.

– Пойдем, приведем его, – он повел ее по направлению к свечной лавке Иннес и зарослям дрока и утесника за ней. – Он, очевидно, уловил какой-то запах.

В самом деле, когда они наконец достигли основания заросшего вереском бугра, Бен возбужденно пробирался по обваливающимся, покрытым пятнами лишайника, камням.

Он посмотрел на них и залаял, затем снова начал скакать вокруг холмика, раз за разом тычась носом в кроличью нору, неистово раскачивая хвостом.

Потом он исчез.

– Бен! – Мара побежала вперед и упала на колени в вереске, в том месте, где всего лишь секунду назад был Бен.

Но Бена нигде не было видно.

Грудь Алекса сдавило от ужаса за старого пса. Картина того, как его леди выдирает вереск, ища собаку, рвала ему сердце.

– Синяя тряпка! – в это время закричала она, размахивая тряпкой в воздухе. – Она застряла в трещине между двумя валунами.

– Не двигайся! – предупредил ее Алекс, не обращая внимания на раны, которые начало дергать и жечь. – Даже не дыши. Бен, должно быть, провалился в одну из тех прикрытых вереском расщелин, о которых я предупреждал тебя.

– Да! Он там! Я слышу, как он скулит. – Она повернулась к нему с расширенными от ужаса глазами. – О, что нам делать? Мы должны достать его.

– Мы достанем его. Не волнуйся, – уговаривал он ее, но слова звучали так слабо. – Просто сохраняй спокойствие, пока я не доберусь до тебя.

– Ох, нет! С тобой тоже что-нибудь случится! – Она глядела на него, прижав к щеке ладонь. – Ты такой бледный.

– Это шрамы, – пояснил он голосом, который, казалось, стал еще слабее. – Боль пройдет.

Но чтобы подняться на холм, ему потребовалась вся его сила. Клинья пламени царапали его с каждым шагом, иссушая и полосуя внутренности, как будто у шрамов выросли когти, которые резали его и рвали на куски.