Гори

– Тебя что, выгнали? – полюбопытствовал он, глядя в сторону. – Родители?

– Родителей я никогда не знал, – сказал Малкольм. – Верящие взяли меня к себе сиротой.

– Ну, где-то же они должны быть. Канада не разрешает церквям усыновлять тех, у кого есть родственники. – Нельсон снова сел, на сей раз поближе к нему; Малкольм не возражал, так было заметно теплее. – Типа как защита от рабства, я смекаю.

Малкольм подумал о Митере Тее.

– Одна женщина взяла меня к себе.

– Значит, она и есть твой родитель. Даже если твои кровные уже мертвы, у тебя все равно есть мама.

– Да.

Нельсон замолчал. Только через несколько секунд до Малкольма дошло, что ему полагается спросить дальше.

– А тебя что, выгнали?

Нельсон кивнул:

– Моя собственная мать, ага. Которая сама меня родила.

– Почему?

Нельсон не ответил, но снова посмотрел ему в глаза.

Темнокожий парень, но оттенка светлого и пригож собой. Понятно, что темнее Малкольма… черная прядь выбивается из-под вязаной шапки. Малкольму вдруг безотчетно захотелось заправить ее обратно, под шапку – даже рука уже взлетела, да только замерла на полдороге – в основном потому, что Нельсон не шелохнулся.

Мгновенно, вспышкой Малкольм все понял. Ему про такое говорили – что да, это может случиться с молодым человеком, путешествующим в одиночку. И инструкции на этот счет тоже выдали.

К собственному удивлению, Малкольм задумался, нельзя ли отложить выполнение инструкций… – ну, хотя бы на минуту-другую.

– Снегопад усиливается.

– Я вижу, агент Вулф.

– Он будет искать убежища.

– В последних трех местах он убежища не искал.

– Я хочу сказать, что погода может загнать его в одно из двух следующих.

Его уже начинало доставать, как часто она оказывается права.

– Так что… вы все еще верите? – спросил он.

Машина пробиралась через на глазах густеющую пелену падающего снега.

– Я больше не Верящая, агент Дернович, – ответила она, и впервые за все время он услышал в ее голосе тень раздражения.

По крайней мере, ему так показалось.

– Да, – сказал он, – но это не то же самое, что верите вы или нет. Бывает, люди покидают церковные общины – но это не значит, что они и веру оставляют позади.

Случилось невероятное: агент Вулф расхохоталась.

– Думаю, – сказала она с сочным, богатым (и совершенно неожиданным) юмором в голосе, – вы вряд ли понимаете, во что на самом деле верят Верящие.

Он ощетинился.

– Я – один из ведущих экспертов по Верящим во всей Северной Америке, агент…

– Да, но знаете ли вы самую правду? Сколько из того, во что они верят, принимается буквально, а сколько – символически?

Он вздохнул – просто чтобы ее позлить.

– Считается, что ключевые элементы веры носят аллегорический характер…

– Но вам-то надо знать, верю ли я, что драконы – действительно ангельские обличья загробной жизни на земле? И заключается ли цель человеческой жизни в том, чтобы служить этим божественным сущностям, а не сгонять их в резервации? И были ли мы все извергнуты из желудка великой драконьей богини…

– Я просто хочу знать, кому вы молитесь, – перебил он, пожалуй, чуточку жестковато. – И если мы встретим дракона, нужно ли мне быть настороже?

– При встрече с драконом всегда стоит быть настороже, агент Дернович, – сказала она. – Кому бы вы ни молились, он точно вас на это благословит. – Она кивнула на дорогу: – Следующий поворот.

– Фигово выглядит, – оценил Нельсон, любуясь на то, что было у Малкольма под шляпой.

Пластырь на ухе как раз собирался отвалиться, его срочно пора было менять.

– Там не все так плохо, – возразил Малкольм.

– Хочешь, я сделаю? – предложил Нельсон, когда он принялся возиться с новым.

Малкольм смутился.

– А ты можешь? – сказал он наконец. – А то когда не видишь, это тяжеловато.

Нельсон встал прямо перед ним, близко-близко, и отлепил последний приставший к уху кусок пластыря. Пальцы его пахли табаком.

Судя по всему, рана парня восхитила – он даже присвистнул.

– И какого же черта с тобой случилось, Малкольм Маккормак?

Тот попытался припомнить, что наплел аптекарше, но от близости Нельсона в голове у него почему-то стало совсем пусто.

– Упал, – слабым голосом пробормотал Малкольм, глядя на коротенькую щетину у Нельсона на подбородке.

– Да иди ты со своим «упал», – беззлобно отбрил Нельсон.

– Меня подстрелили, – неожиданно брякнул Малкольм.

Нельсон снова сел.

– А вот это уже больше похоже на правду.

Распаковав новый пластырь, он принялся наклеивать его на ухо. Малкольм поморщился.

– Обезболивающих у меня, если что, нет.

– Моя религия в них не верит.

– И боль от этого сама уходит, да? – наседать Нельсон не стал, просто аккуратно приладил на место липкую часть пластыря и, закончив, еще раз заглянул Малкольму в глаза. – И кому же понадобилось стрелять в Верящего Малкольма Маккормака?

Нельсон смахнул снежинку с Малкольмовой щеки. На того снова пахнуло табаком и еще теплым, потертым запахом другого живого человека. Он даже нос невольно задрал, следуя за покинувшей лицо ладонью. Воцарилось молчание. Глаза Нельсона стали серьезны.

– Теперь ты меня поцелуешь? – поинтересовался Малкольм со вполне искренним любопытством.

– Теперь я тебя – чего, балбес? – Нельсон, однако, улыбался. – Поцелую? Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

– Я что, неправильно понял…

– Вот так вот, выходит из леса – и на тебе, с бухты-барахты?

– Прости, я…

– У тебя, может, и там, внизу, уже стояк?

Малкольм аж заморгал.

– Чего?

Нельсон расхохотался в голос.

– Ты что, реально?

– Не знаю… У нас немного другое понимание реальности.

– Да ну?

Малкольм кивнул.

– Некоторые у нас верят, что все это – просто сон. Что в реальности, какой бы она ни была, никогда не водилось никаких драконов. Что мир тысячелетиями существовал с одними только людьми, а потом – бац! И в один прекрасный день все провалились в сон, где были драконы. Всегда были, всю дорогу, с самого начала.

Бровь Нельсона полезла вверх (Малкольму это показалось странно волнующим).

– Это больше похоже на аргумент, почему Верящим быть не стоит.