Горицвет

— Не знаю, Фаддеич, — отвечал ему Грег, натягивая кожаную куртку. — Не знаю. Ты ступай-ка спать, старый, утро вечера мудренее.

Никита Фаддеич немедленно зашмыгал носом, но с места не сдвинулся до тех пор, пока грэф и штифт не зарокотал, разнося гулкий рев проснувшегося мотора по притихшей округе, и не вырулил, хрустя мелким гравием, с подъездной просеки на мягкую сельскую дорогу. Бывший камердинер еще какое-то время подслеповато вглядывался в яркие блики от далеко умчавшихся автомобильных фар, и, продолжая похлипывать, несколько раз перекрестил вслед отъехавшему «сиятельству» пустой черный воздух.

XXXVIII

Грэф и штифт летел со страшной скоростью. Жекки знала, что ей следовало бы заснуть. Плотно закутанная шерстяным пледом, согревшаяся и внешне совершенно успокоенная монотонным ворчанием мотора, она понимала, что сон стал бы для нее лучшим лекарством. Но не могла сомкнуть глаз ни на минуту. Огромное сердце, совсем недавно сотрясавшее ее громовыми ударами, как будто затихло, но растеклось по всему телу жалящей сладостной болью. Оно больше не сдерживало дыханья, но каждый вдох теперь сам по себе вливал в кровь новую порцию блаженного недуга. И то и дело всплывали такие томительные боли, пронизанность «чувством Аболешева», такая вяжущая пряная жажда встречи с ним, что Жекки готова была выпрыгнуть из авто и бежать сломя голову по дороге в Никольское, настолько неповоротливым казался ей бешено мчащийся автомобиль.

Она была переполнена своим вдвое разросшимся внутренним существом. Внешняя, рвущаяся по сторонам, чернота ночи очень долго вовсе не задевала ее. Холодные глыбы мрака валились справа и слева по бортам автомобиля, как будто океанские волны, накатывающиеся на крохотный корабль, заброшенный в самое средоточие необъятной пучины. Что там скрывалось за этими неотступными черными валами: придорожный кустарник, лесная чаща, круто вздымающийся на подъеме берег оврага, с которого выбрасывала их дорога, — Жекки не различала. Правда, ее взгляд цеплял иногда и встревоженные вспышками фар кривые травянистые обочины, и резко пересекающие им путь безгласные тени, и бледно мерцающие вдали острые осколки надмирного света — крупицы звезд, рассеянных по зыбкой поверхности темноты.

Она видела перед собой широкую глянцевито отливавшую шоколадным лоском кожаную спину Грега, бессознательно принимая ее за стойкую противоположность той ледяной черной зыби, вопреки которой они уносились куда-то все дальше, и дальше. Рев двигателя тоже каким-то образом вплетался в эту уверенную противоположность ночи, и потому звучал горячо и почти благодушно.

Других звуков Жекки не слышала довольно долго, пока не увидела внезапно ринувшуюся от обочины узкую тень, показавшуюся ей живой, подвижной. Вслед за тем, другая такая же тень промелькнула прямо наперерез белой полосе света, идущей от автомобильных фар. И тогда Жекки услышала очень ясный, хотя и разрываемый непрерывным гудением мотора, повторяющийся звук. Он был неплохо знаком Жекки, жительнице лесного края, но, не смотря на его узнаваемость и почти совершенную отчетливость, показался ей до противоестественности недостоверным. Звук слишком не вязался со всем тем, что переполняло ее, с тем, на что до сих пор отзывались ее по-новому обостренные чувства, чтобы она могла незамедлительно опознать его. И только, когда очередная тень встала на пересечении тьмы и подрагивающей световой полосы, и Грег, впервые за все время в пути обернувшись, перекрикивая машинный рев, обрушил сиплый возглас: «Волки!», Жекки поняла, что слух и сознание ее не обманули. Она слышала волчий вой, а прыгающие по сторонам тени были вытянутыми в прыжках телами диких зверей.

Мгновенный ледяной ожог ужаса пронзил ее насквозь, как будто бы она была подтаявшим комком снега. Жекки изо всех сил попыталась удержаться под плавящим напором, но сразу поняла, что сделать это будет совсем не просто. Нападение волков, сколько бы она ни слышала о таких случаях, представлялось ей настолько неправдоподобным в отношении самой себя, что ее сопротивляемость чему-то подобному была ничтожно мала. И все-таки она попыталась взять себя в руки.

По усиленному, почти надрывному, шуму двигателя, она поняла, что Грег запустил предельную скорость. Грэф и штифт мчался, взбрасывая вокруг себя штормовые волны. Ночь глухо и вязко переворачивалась пластами, поддаваясь неугомонному стремлению механической силы, и холодные черные глыбы, переваливаясь через вороненые автомобильные борта, раскалывались на куски, стекали в свою черноту, незримые и нестрашные. Но мятущиеся по сторонам тени не пропадали. Они вскидывались то там, то сям, и даже напротив, как казалось, все чаще пересекали заповедную черту, отделявшую белую электрическую полосу от всего окрестного непроглядного морока. Когда же равномерное натужное рычание мотора внезапно сорвалось на какое-то совиное уханье, а в железных внутренностях под капотом что-то жалобно затрещало, стало понятно, что неуклонному машинному стремлению сквозь тьму воспротивилось уже что-то по-настоящему серьезное.

Автомобиль обескуражено онемел, продолжая нестись, срываясь с накатанной колеи всеми четырьмя колесами. Грег с молниеносной реакцией круто вывернул руль, так что машина, еще несколько секунд летевшая по инерции, с трудом избежала смертельного пике. Оставив за собой вздыбленный тормозной след, и глухо провалившись левым передним колесом в сухую канаву, грэф и штифт замер всего в пяти вершках от огромного древесного ствола, заслонившего собой мертвую обочину.

Высоко подпрыгнув на сиденье и повалившись на него в момент, когда колесо автомобиля неожиданно рухнуло вниз, Жекки ощутила, как быстрая тень тотчас скользнула прямо поверх ее упавшего тела. Это было так непередаваемо страшно, что она вскрикнула.

— Вы целы? — обратился к ней Грег, перегибаясь через спинку своего сиденья.

— Да, да… я… не беспокойтесь, — путаясь, ответила Жекки. Как она ни старалась, но скрыть омерзительную дрожь в голосе ей не удалось.

— Сидите тихо и ничего не бойтесь, — сказал Грег. В его глазах плясало веселое неистовство, а от всей его широкоплечей фигуры, скрипящей кожей новенькой куртки, исходила та же неприступная горячая мощь, что всякий раз обдавала Жекки угрожающе томительным жаром. — Похоже, моя дорогая, мы с вами попали на званый ужин, — с ленивой насмешливостью заметил он.

— Что? — Жекки недоуменно уставилась на его, обведенное бронзой, смеющееся лицо.

— Ужин, на котором есть будем не мы, а нас. Как это было когда-то замечательно сказано, правда?

«Что сказано, когда?» — проносилось в голове Жекки. О чем он говорит, и как он может вообще что-то говорить, когда у нее зуб на зуб не попадает от леденящего безумного страха?

— И похоже, приглашение на этот ужин нам выдал ваш бесценный супруг, — издевательски спокойно заключил Грег.

— Грег, — возмутилась Жекки, уязвленная необъяснимой нападкой на Аболешева, — что вы себе позволяете? — Ей даже показалось, что ее страх смирился перед лицом такого неслыханного нахальства.

— Не бойтесь, — весело повторил Грег, — я не допущу, чтоб мы закончили свои дни в волчьих желудках. По-моему, это было бы верхом неприличия, а дурной тон в смерти не менее отвратителен, чем в жизни. Впрочем, охотно допускаю, что, в отличие от меня, вы, моя дорогая, могли бы стать кое для кого весьма лакомым кусочком.

— Да что вы несете, в самом деле? — снова огрызнулась Жекки, к своему удивлению чувствуя, как лихорадочные спазмы страха, сотрясавшие ее последние несколько минут, мало помалу проходят.

— Обойдемся без сцен, — отрезал Грег, быстро срывая шарф, замотанный вокруг его шеи и, полуобернувшись к Жекки, добавил: — Отложим до лучших времен. Мы опередили их совсем не на много. И как назло, я не взял с собой револьвер. Так что, надо поторапливаться. Там у вас в ногах, в правом углу должна быть большая жестянка. Живо давайте ее сюда.

Жекки на секунду остолбенела — он никогда не разговаривал с ней таким повелительным, грубым тоном, в котором при всем при том проскальзывали издевательски колкие нотки. В любых других обстоятельствах она посчитала бы такое обращение оскорбительным, и обязательно подыскала бы верный способ унять нахала, но сейчас было не до того. Одолев замешательство, она уже сползла вниз с сиденья, отыскивая под ним закатившуюся в угол жестянку, как что-то тяжелое с силой ударилось в правый бок автомобиля. Жекки приподняла голову и увидела, как над ней взметнулась знакомая узкая тень, а Грег, вставший в полный рост, мощным боксерским ударом откинул от себя взвизгнувшего и перекувырнувшегося через голову темного зверя. Одновременно с противоположного борта наскакивал уже другой разъяренный волк с свирепо оскаленной, черной пастью. Мгновенно развернувшись, Грег, вооружившийся какой-то увесистой железякой, вероятно, гаечным ключом, опрокинул волка, и тот, издав пронзительный вопль, рухнул в забортную тьму.