Гориллы в тумане
Шрифт:
В этом спектакле, учиненном самцами обеих групп, чувствовалось скорее возбуждение, нежели агрессивность. Внимательно наблюдая за сдержанностью одновременных проявлений эмоций двумя вожаками — Рафики из группы 8 и Уинни из группы 4,— у меня сложилось впечатление, что оба самца были одинаково опытными в подобных встречах и поэтому не ввязывались в драку из-за взаимного уважения друг к другу, основанного на многочисленных предыдущих встречах. К концу дня группы разошлись, хотя обмен ударами в грудь и криками продолжался еще несколько часов, несмотря на разделяющее их расстояние.
Два месяца спустя, в феврале 1968 года, Рафики оставил попытки установить контакт с группами 4 и 9, хотя они продолжали бродить по западному склону Високе. Старая Коко сильно ослабела, и, поскольку ей трудно было поспевать за остальными членами семейства, Рафики следил, чтобы группа передвигалась и кормилась достаточно медленно. 23 февраля я встретила
Исчезновение старой самки, скорее всего по причине естественной смерти, привело к разладу среди самцов. Ссоры между ними участились, и они возобновили контакты с соседствующими группами 4 и 9.
Первая встреча группы 8 с группой 9 состоялась через пару дней после исчезновения Коко довольно далеко от того места, где я ее видела в последний раз. Мы со следопытом неожиданно столкнулись с группой 9 чуть не лоб в лоб. Мой помощник едва успел нырнуть под огромную хагению, и гориллы нас не заметили. Под прикрытием высокой травы я забралась на это же дерево для лучшего обзора местности. Буквально через несколько секунд снизу раздался громкий треск веток. Спрятавшись за толстыми лианами, я с удивлением наблюдала, как Рафики вел свою группу вдовцов к группе 9 без ударов в грудь или криков, обычно предшествующих подобным встречам. Единственным признаком возбуждения от предстоящего контакта был резкий запах, исходящий от Рафики. Самсон и Пинатс почти тут же вступили в общение с тремя молодыми самцами группы 9. Рафики спокойно приступил к сооружению дневного гнезда в дупле хагении подо мной, не подозревая о нашем присутствии. Раньше я считала, что обоняние у горилл развито сильнее, чем у людей, но в данном случае это предположение не подтверждалось.
В тишине, длившейся около получаса, случайно сломанная мною ветка прозвучала, как пистолетный выстрел. Рафики выскочил из гнезда и недобрым взглядом скользнул вверх по лианам. Затем величественный серебристоспинный самец не спеша обошел ствол и застыл в полутора метрах от дерева. Он с укором уставился на меня, нервно шевеля губами, что свидетельствовало о его стрессовом состоянии. Напустив на себя невинный вид и беспокоясь, чтобы у меня не затекла нога, я посмотрела на небо, зевнула и почесалась, а старый самец под деревом продолжал негодовать, не подозревая, что всего в нескольких метрах от него притаился мой следопыт.
Члены группы вначале заинтересовались тем, как Рафики поведет себя в присутствии человека, но вскоре им это надоело, и они отправились на кормежку после традиционных криков и ударов в грудь. Рафики сразу же последовал за ними, а я не могла отделаться от мысли, что он был внутренне доволен представившейся ему возможностью сыграть роль посредника между человеком, освоившимся с гориллами, и гориллами, еще не привыкшими к человеку.
На северо-западном склоне горы Високе располагалось несколько отрогов, поросших пигеумом (Pygeum africanum), которые посещали одновременно группы 8 и 9. Плоды этого дерева весьма ценятся гориллами, и, когда такой вид строго приурочен к определенной местности, между отдельными группами неизбежно возникает конкуренция и увеличиваются шансы на контакты. Привлеченные редким лакомством группы 8 и 9 часто подолгу общались на этих отрогах.
Более властный и опытный Рафики по сравнению с Джеронимо застолбил за своей группой наиболее плодоносящие деревья, растущие выше по склону, а Джеронимо со своей группой пришлось довольствоваться плодами менее ценных деревьев. Меня всегда удивляло, как стопятидесятикилограммовые махины карабкаются по тонким ветвям на высоте около двадцати метров от земли и пригоршнями набивают рты как можно плотнее, а затем слезают вниз и, сидя у ствола, начинают смаковать добычу.
Однажды Пинатс и Гизер, которым наскучила долгая кормежка, резво понеслись вниз по склону вместе с несколькими подростками из группы 9. Оба самца из группы 8 не заметили Джеронимо, шедшего в арьергарде семейства. Угрожающе захрюкав, он кинулся им навстречу. Молодые самцы тут же затормозили и, привстав на ноги, обнялись с паническим выражением на лицах. Они быстро повернулись и побежали назад к своей группе, издавая крики страха. Джеронимо преследовал их до самого гребня, где встретился лицом к лицу с Рафики, вставшим на защиту Пинатса и Гизера. Но благоразумие восторжествовало: Джеронимо повернулся и отвел своих сородичей подальше от холостяков.
Отсутствие Коко и редкие встречи с другими группами усилили разлад в группе 8, состоявшей исключительно из самцов. Пак и Гизер в конце концов покинули родную группу и стали вместе бродить
по северному склону Високе, значительно удаленному от территории группы 8. После их ухода Рафики остался со своими сыновьями Самсоном и Пинатсом. Но ссоры между Рафики и старшим сыном продолжались еще около года. Трения между ними особенно усиливались, когда три самца встречались с другими группами, и возбуждение Самсона, передававшееся Рафики, выходило за рамки его терпения. Старику ничего не стоило утихомирить Самсона: он быстро подходил или подбегал к своему половозрелому сыну, который немедленно принимал смиренную позу, упираясь локтями в землю, отводя глаза от отца и выставляя зад вверх. Рафики было достаточно постоять в угрожающей позе несколько секунд с вздыбившейся на голове шерстью, вперив в Самсона яростный взор, как в группе на какое-то время воцарялось спокойствие.Через три с половиной года после кончины Коко Рафики обзавелся двумя самками — Мачо и Мэйзи — из группы 4 в результате ожесточенной стычки в июне 1971 года. Во время схватки правый глаз Пинатса был поврежден — его укусил Дядюшка Берт, молодой серебристоспинный самец, возглавивший группу 4 три года назад после смерти Уинни.
С приобретением двух новых самок Рафики явно оживился. Он ревностно охранял свой гарем от Самсона, что усилило трения между отцом и сыном. Было очевидно, что Самсон, оставаясь в родной группе, бесцельно растрачивал свои лучшие годы. Сын был поставлен в такие условия, что ему не оставалось ничего другого, как по примеру Пага и Гизера покинуть группу. Самсон превратился в маргинального одиночку, то есть самца, вынужденного передвигаться на расстоянии от 100 до 200 метров от родной группы до тех пор, пока он не отвоюет себе собственную территорию и не приобретет достаточно опыта контактов с другими группами, чтобы обзавестись самками и удержать их при себе. Такой маргинальный одинокий образ жизни — неизбежный этап для каждого созревающего самца, если только ему не посчастливится найти партнершу в составе родной группы. С уходом Самсона Рафики остался с Мэйзи и Мачо, двумя молодыми самками из группы 4, и юным Пинатсом.
В сентябре 1971 года Самсон неожиданно вернулся со своей отдаленной территории и отобрал Мэйзи у Рафики. Через четырнадцать месяцев мне удалось встретить Мэйзи и Самсона с новорожденным детенышем. В июне 1973 года Рафики доказал свои отцовские способности, когда его единственная самка родила девочку, названную мной Тор.
Группа 8 продолжала существовать в необычном составе: Рафики, его молодая супруга Мачо, одиннадцатилетний сын Пинатс и крохотная дочь Тор. Явно довольный своим небольшим семейством, Рафики перестал искать контакты с другими группами. Когда Тор исполнилось шесть месяцев, Рафики сделал последнюю попытку войти в контакт с группой 4. Я обратила внимание на то, что удары в грудь и крики старого самца были неубедительны, хотя он по-прежнему сохранял внушительную внешность. Очевидно, он осознал, что годы славы миновали.
В ноябре 1971 года, через пять месяцев после того, как Рафики забрал Мачо из группы 4, мы со следопытом начали интенсивные поиски группы 9, которую я не видела уже несколько месяцев. Наконец мы нашли ее в седловине между Високе и Микено, почти в том же месте, где эта группа была впервые обнаружена четыре года назад. Правда, вместо тринадцати взрослых особей, которых я ожидала увидеть, в группе 9 осталось всего пятеро. Когда-то мощный Джеронимо сильно сдал: его мускулистая грудь стала впалой, а иссиня-черная шерсть на туловище поблекла и поредела. Правая рука была обезображена и ссохлась, вероятнее всего в результате попадания в ловушку, а на спине и бедрах виднелись многочисленные раны. Я бы, наверное, не узнала Джеронимо, если бы не выцветшие остатки рыжей шерсти на лбу и присутствие рядом с ним Мейденформ, одной из четырех самок, когда-то входивших в состав группы 9. Я попыталась было спрятаться, но через час хворый самец догадался о том, что неподалеку находится человек. С выражением тревоги на лице Джеронимо с большими усилиями встал на ноги и осмотрел окрестности. Он буквально источал сильный запах страха, встревоживший самок и детенышей, которые, сгрудившись вокруг него, готовы были кинуться наутек. Я вынуждена была выйти из укрытия, но, к счастью, Джеронимо меня узнал, и все семейство неспешно вернулось к прерванной кормежке.
Больше я Джеронимо никогда не видела, хотя Мейденформ и несколько других самок из группы 9 были позднее замечены среди горилл двух разных групп на северо-западном склоне Високе и в седловине к западу от этой горы. Я так и не знаю, стал ли Джеронимо жертвой браконьеров или умер естественной смертью, но второе вероятнее всего. На протяжении нескольких лет его помет становился все более слизистым и кишел паразитами (Anoplocephala cestoda); во всяком случае, в последний раз, когда я его видела, он был явно нездоров. Его смерть, безусловно, означала конец группы 9 как единицы сообщества горилл, ибо без серебристоспинного вожака семейство существовать не может.