Горизонты и лабиринты моей жизни
Шрифт:
Работала наша делегация с полной отдачей своих знаний, опыта и сил.
Перед отъездом Политбюро Центрального комитета Болгарской коммунистической партии во главе с Вылко Червенковым пригласило нас на обед в бывший загородный дворец царя Болгарии Бориса III. Обед прошел живо, с теплыми воспоминаниями о Москве — большинство из присутствовавших болгарских товарищей работало в Исполкоме Коммунистического Интернационала. Запомнилось, что Червенков характеризовал Тодора Живкова, только что избранного секретарем Центрального комитета БКП как перспективного работника. Пройдет энное количество лет, и «перспективный» Живков развенчает, опираясь на Москву, Червенкова как носителя культа личности в партии и государстве со всеми вытекающими
В последующие годы мне довольно часто приходилось бывать в Болгарии, и всякий раз я с интересом посещал музей революции, что в Софии. И всякий раз главный вершитель исторических событий в послевоенной Болгарии в экспозициях музея менялся. Сначала им по праву был Георгий Димитров. Затем его немного «потеснил» Вылко Червенков, а потом Тодор Живков вышел на первый план, оттеснив Димитрова и убрав с исторической сцены Червенкова.
Глядя на эти трюкачества, хотелось кричать: «Что же вы делаете, коммунисты?! Неужели нельзя утихомирить свою страсть к славе и возвеличиванию своей собственной персоны?! Неужто вы, дошедшие до обладания такой полнотой власти, которая не снилась даже некоторым царям, не понимаете той простой и святой истины, что история все равно, рано или поздно, но непременно расставит каждого из вас по своим местам и воздаст должное?!»
Командировка в Варшаву по приглашению Союза трудящейся молодежи Польши (СТМП) была тоже продолжительной — около месяца — и напряженной. Нас — Зинаиду Федорову, секретаря ЦК ВЛКСМ, Бориса Шульженко, секретаря ЦК ЛКСМ Украины, и меня — загрузили работой, как говорится, дальше некуда.
Встречи и беседы с руководящими работниками и активом СТМП, молодыми рабочими, крестьянами, студентами и учащимися гимназий охватывали все сферы деятельности комсомола, жизни нашей страны, к чему интерес был большой, искренний, что нас радовало, учитывая те сложности, которые имели место при образовании Народной Польши и еще давали о себе знать.
Было удовлетворение и от того, что Союз трудящейся молодежи Польши, используя в известной мере и опыт ВЛКСМ, набирал силы, рос численно, укреплял свои связи с широкими слоями юношества, оказывал на них свое влияние.
Вызывали живой интерес мои воспоминания о боевых действиях нашей 5-й Гвардейской танковой армии по освобождению городов и сел Польши. Рассказать было что… От виденного в гитлеровских концлагерях Майданека и Треблинки волосы шевелились…
Случилось так, что по неотложным делам в Москве и Киеве мои товарищи по делегации выехали на Родину, а я на несколько дней задержался в Варшаве, доделать оставшееся.
В один из таких дней утром ко мне в гостиничный номер вошел человек средних лет и, представившись порученцем Президента Польской Народной Республики, сказал, что товарищ Берут просит посетить его. Если нет возражений, можно поехать сейчас.
Приехали в Бельведер — резиденцию президента, где меня проводили в кабинет товарища Берута. Навстречу мне из-за стола поднялся человек среднего роста, с седеющими волосами, небольшими усами на немного округлом лице. Он был похож на учителя, сходство с которым усиливал его добрый взгляд. Берут снял очки, подошел ко мне и спросил, завтракал ли я.
В ответ на мою благодарность сказал, что угостит меня трускавкой (клубникой); предложил сесть за небольшой круглый столик в углу кабинета, обставленного домашними цветами, образующими нечто отдельное от деловой части кабинета.
«Пожалуйста, — сказал Берут, — расскажите мне поподробнее о своих впечатлениях от пребывания в нашей стране, о Союзе молодежи, его руководителях, активистах, о настроениях в юношеской среде, словом, все, что вы посчитаете целесообразным рассказать мне, как президенту Польши и Первому секретарю ЦК ПОРП. Мне интересно и важно знать ваше мнение — человека со стороны, нашего товарища. Я люблю Советский Союз горячо и искренне», —
добавил он.Мой рассказ — доклад президенту, Первому секретарю Центрального комитета ПОРП, прерываемый его угощениями трускавкой, чаем с конфетами и сухарями, длился часа четыре. Он, не прерывая меня, давая, как мне показалось, выговориться до конца, по ходу доклада делал пометки в блокноте.
Затем начались его вопросы. По их содержанию я понял, что его беспокоит проблема взаимосвязи руководства Союза молодежи во всех его звеньях с массами юношества, особенно в деревне и в высшей школе. Это составило первую часть беседы. Вторая ее часть состоялась после обеда, за которым он расспрашивал меня о Москве, а сам вспоминал, как он в годы войны партизанил в лесах Белоруссии — поближе к Польше. В течение этой второй части Берут задавал мне вопросы, относящиеся к постановке учебы комсомольских кадров и актива, работы первичных комсомольских организаций, а также партийного руководства комсомолом.
Отпустил меня товарищ Берут после вечернего чая. Уезжать от него не хотелось. Думаю, он почувствовал мое настроение и на прощание сказал: «Будете в Варшаве — звоните и заходите, пожалуйста».
Я поблагодарил главу государства и партии Народной Польши, расценив, естественно, приглашение как присущую ему вежливость.
На следующий день, отложив все дела, я поехал в местечко Сулеювек, что недалеко от Варшавы, где во время войны находился штаб «Валли», один из разведцентров абвера, агентура которого постоянно действовала против нас. На песчаных буграх, поросших редкими соснами, стояло несколько домов барачного типа — вот и все, что я увидел. Так ли выглядел штаб «Валли», когда он действовал? Вряд ли. Местные жители, с которыми мне удалось поговорить, ничего ни о каком штабе не знали, да и не могли знать — уж о соблюдении секретности гитлеровцы наверняка позаботились. Побывав в Сулеювеке, я мог окончательно перевернуть эту страницу из «своей» истории Великой Отечественной войны.
Загранкомандировки были полезны. Они позволяли сравнивать условия быта народов, их молодой поросли, устремления и конкретные действия политических партий, всматриваться в нравственный облик и поведение государственных деятелей, если к тому представлялась возможность. Встречи с руководством правящих коммунистических и рабочих партий были поучительны. Они развеивали ореол какой-то их особой исключительности по сравнению с другими людьми, создаваемый ими самими или их ближайшими карьеристами-приспешниками.
Эти свои размышления я в полной мере относил и к молодежным лидерам — как к своим в комсомоле, так и к зарубежным.
Возвращение из загранкомандировок приносило радость. Ведь как в гостях ни хорошо, а дома лучше. В своем отделе мы ввели в практику подробные отчеты-размышления по итогам загранкомандировок, к чему с интересом относились все товарищи.
Со временем, сравнивая отечественный и зарубежный социально-политический опыт, я все больше и острее буду осознавать, что для того, чтобы построить в нашем Отечестве социализм, нужно найти выход из многих лабиринтов, которые создает жизнь во всех ее сферах, и в том числе в молодежном движении. А для этого надо постоянно обновлять и обогащать свои знания.
Глава VII
«ДЕЛО ВРАЧЕЙ». ДЕЛО В.С. АБАКУМОВА
В ходе повседневных забот я все больше подумывал о необходимости продолжить образование. Занятия в заочной аспирантуре удовлетворения не приносили — процесс обновления и накопления знаний шел медленно, и в значительной степени из-за большой нагрузки на работе. Надо было поступить в очную аспирантуру, поставить свои знания на уровень времени, а потом снова заняться практическими делами, желательно в партийных организациях в любой географической точке Советского Союза, в любом его регионе.