Горизонты

— Хех, спасибо, — фыркнула я, закатив глаза. Однако, должна признать, мне тоже было любопытно.

Том улыбнулся и развёл передними ногами.

— Да кто его знает. Я намеривался устроить вечеринку на одного, но, судя по всему, лунный камень, в котором она извалялась, и её взаимосвязь со всеми вами затянула сюда и вас заодно. Я могу лишь предполагать, что неполадка в том прорицательном устройстве привела к этому обобщённому образу. — Изогнув бровь, он посмотрел на меня. — Или ты сделала это преднамеренно?

Рампейдж разразилась смехом и фырканьем.

— Блекджек, делающая что-то вроде этого?! Преднамеренно? Ха! — Мы втроём угрюмо уставились на неё, и её смех сошел на нет. — В чём дело? Я просто говорю, что обычно ты вытворяешь всякие крутые штуки непреднамеренно, и херишь всё если… — Она умокла, после чего с надутым видом произнесла: — Ну, мне показалось, что это было забавно.

Вздохнув, я закрыла глаза, желая, чтобы здесь была ещё одна пони, которая смогла бы разобраться в этом бардаке. Я могла представить себе Глори, сидящую рядом со мной и заставляющую меня быть достаточно умной, чтобы понять всё это. Поразмышляв об этом пару мгновений, я собралась с духом и посмотрела Тому в глаза.

— Ладно. Ты притащил нас сюда не просто так. — Я припомнила, что он мне прогрохотал. — Ты хочешь, чтобы мы позволили Горизонтам выстрелить, дабы ты мог уничтожить Пожирателя. — Он снова кивнул, и его взгляд стал благожелательным. — Даже не смотря на то, что это приведёт к гибели всего, что есть в Пустоши.

— Не всего, — ответил он, и окружающие меня стены были внезапно сметены колоссальным взрывом, принявшимся трепать мою гриву, и я подняла ноги, чтобы защитить глаза от слепящего света. Этот взрыв, разумеется, не был настоящим, и дымно-песчаная буря вскоре улеглась, оставляя стол непотревоженным, пока он плыл по воздуху над огромной бухтой, вода в которой была совершенно неподвижна. Небеса стали цвета флюкса, а горы выглядели так, будто их сдвинули и ошкурили громадными когтями. А вокруг нас, подобно ожившей, источающей свет вьюге, кружились миллионы крошечных, светящихся пылинок. Океаническая вода казалась более вязкой, по сравнению с обычной, как будто она была наполнена комками, сгущена, и застыла.

Мы двигались по воздуху над заливом Хуффингтон, в сторону расположенных на западе разрушенных гор. По крайней мере, мне казалось, что мы направлялись именно на запад. А в радужных небесах огромными шарами висели солнце и луна.

— Нет… — проскулила Скотч Тейп, и П-21 её обнял. Меня, кстати, тоже можно было бы обнять.

— И в чём смысл всего этого? — прорычала ему Рампейдж, обводя копытом разрушенную, опустошенную землю. Мне показалось, что я видела гору Спайка, представлявшую собой груду раздробленного камня. Под нами не было никаких руин, деревьев, и даже рек. Ничего. Это выглядело так, будто огромное копыто полностью выскоблило землю во всех направлениях, расплавляя и сжигая всё на своём пути. Вдали виднелись разрушенные до неузнаваемости, раскрошившиеся руины. В отдалении, я заметила огромную скорлупу ПОП, разбитую о склон горы как яйцо. А когда впереди замаячил другой берег, я увидела то, что, возможно, было Мейнхеттеном, выглядящим так, будто все его здания положили на бок и вдавили в землю. А небеса наполняли бесчисленные пылинки, парящие вокруг нас будто снег. — Показывания нам… этого?

Стол опустился на крупный валун, окруженный гравием и грязью.

— Вот это, — произнёс Том, смотря на грязь. Как только мы посмотрели вниз, гравий зашевелился, а затем начал скатываться вниз, когда наружу пробилось что-то зелёное. Это была самая низкая и слабая трава, которую я когда-либо видела, но она была живой.

— Вот это вот? — насмешливо произнесла Рампейдж. — И больше ничего?

— Подожди, — произнёс Том, и двигающие по небу солнце с луной ускорили свой бег, пока не превратились в сплошные, мерцающие обручи, один из которых был золотой, а другой серебряный. Светящиеся пылинки начали оседать на землю, исчезая в ней. Затем пошел дождь, омывший истерзанную землю, потом снег. Затем белые покрывала появлялись и исчезали, вновь и вновь, и с каждым их исчезновением, эти участки слабой зелёни становились темней и разрастались. Подобно пальцам, они медленно расползались вдоль трещин в валуне и вокруг краёв грязных луж. Казалось, они появляются благодаря магии. Трава становилась всё гуще и выше, засыхала и вновь прорастала, пока пред нашими глазами один за другим проносились годы. Вырос кустарник, а затем тонкие деревца. И проржавевшие насквозь остатки прежнего мира исчезли под зеленеющим живым ковром.

И это была не только лишь растительная жизнь. Средь побегов ползали насекомые. В чистых речушках плескалась рыба. По их берегам прыгали лягушки. В небесах вновь появились птицы. А затем и другие животные, одних я знала, а других нет. Сейчас количество пылинок в небесах сократилось с миллионов до всего лишь нескольких, и они исчезали в земле и деревьях ещё быстрей. Стол оторвался от земли, и я увидела, что жизнь была не только лишь в Эквестрии. Она была повсюду. Океаны стали глубже и ярко голубее, тускнея до зелёного ближе к побережью. Облака были чище. И не было больше виденных мною мегазаклинания, терзавших дальнюю оконечность мира, а оставленные ими шрамы, исчезали с течением времени.

Мы парили над столь преобразившимся Эквусом, что было невозможно вообразить себе, будто бы он когда-либо мог выглядеть иначе. И во тьме сияли огни. Хоть и маленькие, возможно, не более чем разбросанные тут и там бивачные костры… но огни. Первые мерцающие искры цивилизации.

— Это великолепно, — благоговейно произнесла Скотч Тейп, пока мы парили между планетой и луной.

— Вот именно поэтому Горизонты должны выстрелить, а Пожиратель умереть, — с печальной улыбкой, искренне произнёс Том, чьи копыта были по-прежнему прижаты друг к другу.

— И все мы, заодно, — подметила я, надеясь, что неприемлемость этого была очевидна из моей интонации. — ЛитлПип. Её друзья. Все те пони, которых я знаю, и которые борются за выживание. Им тоже придётся умереть?

— Да, — ответил Том, и я порадовалась, что он не улыбался, когда произносил это. — И не только им.

— Тогда можешь засунуть это себе в жопу! — рявкнула Рампейдж, поднимаясь и грохнув копытами по столу. — Это… это… прямо как Ангел. Единственный путь к миру лежит через смерть? Нет. Хрена с два! — Я готова была обнять её.

— Способ спасти больше жизней существовал, но, к сожалению, с ним покончили, — произнёс он, посмотрев на меня. Нестерпимый порыв нагрубить ему боролся во мне желанием пнуть себя за то, что вытащила Редут из Мира Теней.

— Смерть — это ещё не конец, — продолжил он. — Это переход. Материя из которой состоят наши тела всего лишь взята у вселенной взаймы. — Скотч Тейп изумлённо смотрела на Тома, медленно двигая челюстью, и морщась. — Мы одалживаем её на время, получая возможность изменить мир к лучшему. Мы берём из окружающего нас мира то, что необходимо нам для выживания, а когда умираем, всё взятое нами возвращается назад. А затем оно вновь собирается, но приобретает уже другой внешний вид. Находящийся сегодня в ваших телах углерод миллион лет назад мог быть деревом, а спустя десять миллионов лет он, возможно, станет алмазом. А вы, вновь освободившись от своих тел, продолжите песнь, начатую вами столь давно, что даже не способны этого вспомнить, и будете петь её в будущем настолько отдалённом, что не можете его себе даже вообразить. Песню, которую вы поёте даже сейчас, хоть и не способны всегда её слышать.

Затем мы услышали пение звёзд. Одна нота, затем две. Три. Дюжина. Сотня. Тысяча. Несчётное количество голосов и мелодий резонировало в окружающей нас вселенной. Моё сердце сжалось от их знакомости и красоты, а на глазах навернулись слёзы. Великолепные и безмятежные симфонии. Низкие и глубокие печальные голоса. Некоторые из песен были быстрыми, другие медленными, часть громкими, а иные тихими. Когда нас со всех сторон окружила гармония, наполняя мои уши, я смогла услышать волнение внутри себя. Эта песня была мне столь знакома, что ощущалась такой же естественной, как и дыхание, и я осмотрелась вокруг, пока из моих друзей тоже прорастали песни. И вместе с нами пел Эквус, чей голос был прекрасней и чудесней, чем когда-либо раньше. Ведь это был наш мир. Наша жизнь. Наша песня.

У всех нас в глазах стояли слёзы, но именно П-21 разрушил наши мечтания.

— А что если Горизонты не выстрелят? Или не сумеют уничтожить Пожирателя?

Том закрыл глаза, и прекрасная мелодия звезд внезапно стихла, и почти в абсолютной тишине стол низринулся в теперь уже отравленный мир под нами. Песнь Эквуса, отвратительная и диссонирующая, становилась всё тише и тише. Мы зависли над Ядром. Под нами не было борьбы, лишь неподвижность и тишина. Время вновь ускорило свой бег, но в этот раз земля была противоположностью тому бурному росту жизни, который мы наблюдали прежде. Та скудная растительность, что ещё оставалась в Пустоши почти исчезла, долина стала более серой и тихой. Мы вновь взмыли в воздух и увидели, что Пустошь пытается изо всех сил восстановиться. Даже с безоблачными небесами жизнь упорно боролась за существование, а вместе с ней и пони. Создавалось впечатление, будто сама жизнь была выпита из земли, которую они пытались сделать цветущей. Я не представляю себе, сколь прошло поколений, но вскоре весь мир погрузился в застой.