Горькая брусника 2. Дар ведьмы

Я обрадовалась.

– Спасибо.

Матвей притянул меня к себе вплотную и прошептал:

– Как ты меня отблагодаришь? – Его пальцы прошлись по моему позвоночнику, будто по кнопкам флейты, я невольно выгнулась. – Ты мой самый любимый инструмент…

Я прикусила губу, сдерживая стон. А вот не буду поддаваться и всё! Но меня хватило ровно на пару минут, уж больно опытным музыкантом был Матвей. Спустя время, я оставила его досыпать, а сама отправилась приводить себя в порядок: мне хотелось как можно лучше выглядеть при встрече с его родителями.

Завтракали мы в двенадцатом часу дня. Потом я переоделась в выбранный наряд.

– Ого! Вместо привычных брюк, платье. Ты явно готовилась, – похвалил меня Матвей. Одобрил он и сапоги на высоком каблуке и новое приталенное пальто.

На улице крупными, пушистыми хлопьями валил снег, машины на дороге походили на сугробы и двигались медленно – в аэропорт мы добрались, когда лайнер уже приземлился. Родители Матвея прошли паспортный контроль, получили багаж и ожидали нас в зале прилёта. Отец Матвея и впрямь походил на Тургенева, каким тот выглядел в пятьдесят пять лет, его так и хотелось назвать не Федором Сергеевичем, а Иваном Сергеевичем. Он осторожно, словно боялся сломать, пожал мне пальцы огромной ручищей, улыбнулся в бороду и дружелюбно пробасил:

– Приятно познакомиться, Анастасия. Какая ты миниатюрная, однако.

– Только по сравнению с вами, – произнесла я, улыбаясь в ответ. Фёдор Сергеевич мне сразу понравился, я решила, что мы с ним поладим. А ещё я поняла, от кого Матвей получил удивительные зелёные глаза, именно такие, только окружённые морщинками, сейчас весело смотрели на меня.

– И мне приятно, – кивнула Вероника Олеговна, рассматривая меня в упор.

Меня смутил её пристальный взгляд.

– Здравствуйте.

Матвей пожал руку отцу, обнял мать. Вероника Олеговна вживую смотрелась ещё потрясающе, чем на фото. Я знала, что они с мужем ровесники, но она выглядела моложе его лет на пятнадцать – ей нельзя было дать больше сорока лет. Чёрные волосы обрамляли ухоженное, чуть загорелое лицо, алая помада удивительно подходила к серо-голубым глазам. Дурное предчувствие, посещающее меня перед встречей с будущей свекровью, заговорило во весь внутренний голос: «Ты ей не понравилась». Бывает так, что с первой секунды понимаешь, с этим человеком ты не одной крови. Если не происходит совпадения по каким-то внутренним, почти неуловимым признакам, тут уж ничего не поделаешь, симпатия не возникает.

Выйдя из здания аэропорта на парковку, Вероника Олеговна, увидев снег, обрадовалась.

– Как чудесно! За три года я соскучилась по такому снегопаду.

Матвей, сложив чемоданы в багажник «Нивы», усадил родителей на заднее сиденье автомобиля. Прибыв домой, Вероника Олеговна поинтересовалась у сына.

– Ты забронировал столик в ресторане на вечер, как я просила?

– Да. В твоём любимом Bellini на семь вечера.

– Замечательно. Приму душ, отдохну, и поедем отмечать наше возвращение домой.

Я прикинула: до перекуса в итальянском ресторане ещё три часа; хорошо бы нагулять аппетит, побродив по улицам города. Эту идею Матвей принял на ура, мы быстро переоделись и отправились наслаждаться падающим снегом. Вернулись мы немного уставшие, но очень довольные, снова облачившись в нарядную одежду, стали ожидать в гостиной выхода Вероники Олеговны из комнаты. Когда она появилась, я едва удержала челюсть, вовремя захлопнув рот. Мама Матвея выглядела ошеломляюще в длинном, тёмно-синего цвета вечернем платье, которое подчёркивало тонкую талию и высокую грудь. Под ярким электрическим светом в серёжках на ушах и в колье на шее Вероники Олеговны сверкали благородные сапфиры. Рядом с такой роскошной дамой я ощутила себя золушкой до того, как ту преобразила крёстная. Я-то думала, это будет семейный ужин, а не королевский выход в свет. В своём маленьком чёрном платье и цепочкой из серебра, я выглядела весьма простенько. Так как Вероника Олеговна была в туфлях, Матвей донёс свою маму из подъезда дома до такси на руках, таким же образом она попала из авто в ресторан. Когда мы появились в зале, все взгляды людей, сидящих за столиками, устремились на Веронику Олеговну. Я много раз слышала слова из песни «ах, какая женщина», но впервые видела, что именно эта фраза буквально написана на лицах мужчин. Меня не огорчило, что всё смотрят только на маму Матвея, не люблю повышенное внимание, этого мне хватает и на сцене, но плохое предчувствие снова постучало в сердце. Правда, я вскоре позабыла это за интересной беседой и вкусной едой. Оказалось, что родители Матвея обладают потрясающим чувством юмора, особенно Вероника Олеговна. Она так смешно повествовала о забавных случаях, недоразумениях и приключениях в Иране, случившихся с ними, что от нашего столика то и дело раздавались взрывы смеха. Я ещё никогда так много и долго не хохотала, у меня даже заболели мышцы живота. Мужчины пили сухое вино, для нас было заказано шампанское.

«И чего я так опасалась его родителей? – подумала я, фыркая от пузырьков шампанского, щекотавших мне нос. – Они просто замечательные».

Я впервые была в этом ресторане, мне понравился светлый, бело-голубой зал, оформленный в средиземноморском стиле, приглянулось обилие зелени, и рыбки, плавающие в большом аквариуме. Я была просто счастлива. Домой мы вернулись за полночь. Вероника Олеговна отправила нас в душ первых, заявив, что любит понежиться в ванной и не хочет никого задерживать. Выкупавшись, я растянулась на кровати, поджидая Матвея. Хоть он и принял водные процедуры по-солдатски быстро, я всё равно успела задремать.

– Соня, засоня… ну почему ты не дождалась, – прошептал он мне на ухо.

Тёплые губы коснулись шеи, поцелуями он продел цепочку до груди. Я вдохнула исходящий от влажных волос Матвея запах лимонного шампуня, потянулась всем телом, сбрасывая сон, и подалась навстречу его ласкам. Матвей попытался отбросить одеяло в сторону, но запутался в пододеяльнике, я тихо засмеялась, услышав, как он чертыхается. За дверью послышались шаги, затем раздался странный мелодичный звон, будто стукнули один хрустальный бокал о другой. Мы замерли.

– Что это было? – удивилась я.

Матвей предположил:

– Послышалось, наверно.

– Сомневаюсь.

Я вдруг осознала, что мы в квартире не одни, а звуконепроницаемость стен не очень хорошая.

– Уверена, что звон донёсся из кухни.

Матвей выпутался из одеяла и попытался продолжить натиск на меня, но я ответила слабо.

– Ты что, стесняешься?

– В общем-то да. Мне неловко если твои родители нас услышат.

Матвей обнял и прижал меня к груди.

– Они взрослые люди и вполне понимают, чем мы можем заниматься в спальне. Не обращай внимания.

Я немного виновато ответила:

– Не могу. Вполне осознаю, что смешно строить из себя невинность после полутора лет отношений, но мне очень некомфортно.

Матвей фыркнул.

– Ты и есть сама невинность. Пожалею тебя на этот раз. – Ловко повернув меня на бок, заботливо укрыл одеялом. – Спи. Ты устала. День для тебя был очень хлопотным.

– Немного. Но я довольна. Мне понравились твои родители, я провела с ними отличный вечер.

– Хорошо.

Я понимала: моя зажатость родом из детства и юности. В моей семье родители не проявляли нежности друг к другу, не помню, чтобы мама поцеловала или обняла папу, это было непринято. Даже мы, дочери, редко удостаивались ласки. Я знала: папа любит маму, это проявлялось в его поступках, в доброте и во внимании к ней. Она в свою очередь показывала свои чувства, заботясь о нас. В доме всегда царил безупречный порядок, вещи вовремя выстираны и выглажены, на столе вкусная еда. Именно так считала мама правильным доказывать свою любовь. Она учила: более интимные вещи никто не должен видеть, во всём должно соблюдаться приличие. Мне иногда казалось: внешнее приличие – главное для мамы. Она не раз повторяла:

– Настоящая женщина при любых обстоятельствах должна сохранять лицо и не распускать себя.

– Прямо как самурай, – дерзнула я как-то подколоть маму, но она холодно кивнула.

– Похоже.

Для неё важно мнение родственников, соседей, коллег по работе и чужих людей. Мама всегда выглядела с иголочки: светлые волосы уложены в причёску даже в выходные дни, домашнее платье безукоризненно отутюжено, лёгкий макияж нанесён на лицо. Лишь единожды я видела маму другой: растрепанной и потерянной, с безумным от горя взглядом, когда из полиции сообщили, что Алёна пропала. Наблюдая за родителями, я иногда задавалась вопросом: как они ухитрились родить меня и Алёну? Невозможно было заподозрить, что в них тоже заложен инстинкт продолжения рода. Спасибо книгам, интернету и подругам о переменах в собственном растущем организме я узнавала оттуда, мама же не считала нужным меня в это посвящать.