Горький вкус любви

Я не сомневался, что пробуду в кафе недолго. Мой план состоял в том, чтобы предложить дяде большую часть моей зарплаты. Уж тогда-то он точно согласится взять меня обратно.

Увы, через несколько недель после моего изгнания дядин работодатель переехал в Эр-Рияд, и дядя последовал за ним вместе с Ибрагимом. Об их отъезде я узнал, когда зашел к управляющему дома, в котором располагалась дядина квартира. Али был пакистанцем — чужаком, как и я, — и всегда с радостью передавал мне все новости об Ибрагиме, которые до него доходили.

Но в то утро, открыв дверь, он лишь молча опустил голову. Потом обнял меня и произнес:

— Теперь Аллах — вся твоя семья, сынок.

Первой моей мыслью было, что с Ибрагимом случилось что-то ужасное. Я стал умолять управляющего, чтобы он рассказал мне всё как есть. Но Али крепче сжал мои руки и сказал:

— С твоим братом и дядей всё в порядке. Но они уехали. И оставили тебя одного. Однако ты не бойся, с тобой Аллах, он тебя никогда не бросит.

— Как так уехали? Куда? В какой район? У вас есть их новый адрес?

— Ты не понял, Насер. Они уехали из Джидды. В Эр-Рияд. Навсегда.

— Как? И даже не попрощались со мной? — воскликнул я.

— Мне жаль, — сокрушенно вздохнул Али. — Мне очень жаль.

С того момента вся моя жизнь сосредоточилась в кафе. Я просыпался в шесть утра и работал до десяти вечера. После этого у меня не было сил куда-то идти, что-то делать. Я ел то, что готовил наш повар из Йемена, а новую одежду приносил мне Джасим. Удивительным образом моя жизнь в кафе стала полной противоположностью жизни с мамой. Там меня окружали только женщины, а здесь — только мужчины.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как я начал работать в кафе. Как-то утром Джасим попросил меня примерить узкие брючки из бежевого хлопка.

— Это твоя новая рабочая форма, будешь надевать их под тоб, — сказал он, попивая кофе.

Было еще рано, и мы с ним сидели в дальней комнате.

— Да ты что, Джасим! — запротестовал я. — Посмотри, мне даже молнию не застегнуть. Это не мой размер.

— Нет, я уверен, что они тебе в самый раз. Просто натяни их повыше. Давай-ка я тебе помогу. — И он взялся за пояс моих брюк, прихватив и резинку трусов.

От его рук веяло таким жаром, что я вздрогнул. Он заметил это, и наши взгляды встретились.

— Извини, — проговорил он, и потом: — Ну вот, видишь, дорогой, брюки сидят на тебе идеально!

Он зажег сигарету. Я видел, как его взгляд изучает мое тело.

— Послушай, Джасим, я не могу носить их в кафе. Ты и так уже заставил меня надевать тоб, с облегающими брюками я буду вовсе выглядеть неприлично. Я уже устал от приставаний клиентов. Они всё время щиплют меня и обещают подарки, лишь бы я согласился на их предложения.

От Джасима пахло кофе и кардамоном. Он приблизил свое лицо к моему.

— Не волнуйся ты так, ведь брюки будут скрыты тобом. Но как ты можешь обижаться на моих клиентов?

— А что?

— Дорогой мой, в мире без женщин мальчики вроде тебя могут стать отличной заменой женскому обществу. — Жесты Джасима становились всё резче, а в прищуренных глазах мелькали невысказанные желания. — Зачем прятать свою привлекательность и прелестное сложение, ты ведь не женщина, вынужденная носить покрывало. Подумай только: ты, свободно живущий бок о бок с ними, — их единственная возможность прикоснуться к чувственному и прекрасному созданию! Всё остальное под запретом. Так зачем сидеть на своей красоте, словно птица без крыльев, когда ты можешь летать?

Я сел на край кровати, не зная, что ответить.

— Насер, я хочу превратить свое кафе в рай, где осуществляются самые сокровенные желания. Можно запереть женщин под замок, но фантазии у мужчины не отнять! Я хочу найти иные способы утолить страсть.

Некоторое время мы молчали. И я сделал то, что всегда делал в Саудовской Аравии, когда оказывался в безвыходной ситуации. Я закрыл глаза.

Рашид неотступно наблюдал за моими перемещениями по кафе — курил ли он шишу, пил ли кофе, ел или даже беседовал с друзьями. Он был не единственным из тех, кто рассматривал меня, но самым настойчивым. В кафе он прославился тем, что заказывал еду каждые два часа, несмотря на то, что доктора предупреждали его о необходимости сбросить вес.

— Что на тебе сегодня надето, красавчик? — спросил меня Рашид однажды.

— Тоб, разумеется. Вы что, ослепли?

— Брось. Ты знаешь, о чем я.

— Давайте оставим это, — сказал я. — Вам как обычно?

— Да. Не забудь, что фасоль должна плавать в масле, — добавил он, подмигнув.

По пути на кухню я недовольно бурчал себе под нос, раздраженный приставаниями Рашида. Джасим, разбирающий за прилавком счета, заметил это.

— Насер, — окликнул он меня, — что не так?

— Это из-за него, — указал я на Рашида.

— Постарайся не злиться, — попросил меня Джасим и полез в карман за носовым платком, чтобы утереть со лба пот.

— Я устал, — тихо проговорил я.

Джасим легонько похлопал меня по плечу.

— Мой дорогой, каждый раз, когда тебе становится невмоготу, вспомни о том, что я говорил тебе про мужчин и их страсти. Ты должен гордиться собой. И делиться с другими тем, чего у тебя в избытке.

И я прекратил жаловаться. Я делал то, о чем просил меня Джасим, так как понимал: выбора у меня нет. Я ведь не только работал в его кафе, но и жил там. Теперь, когда дядя бросил меня и увез Ибрагима, Джасим — это всё, что осталось в моей жизни.

На следующее утро меня подозвал к себе другой посетитель, господин Молчун. Я улыбнулся, заметив, что он взмахнул унизанной перстнями рукой. Это был один из тех редких мужчин, которые не стремились дотронуться до меня. Обычно он садился в глубине зала за одноместный столик, зарезервированный для него, и неизменно молчал. Клубы дыма сразу же скрывали его лицо и темные очки. Я подавал ему всегда одно и то же: басбусу^[14] и кофе. Господин Молчун не разговаривал со мной, только благодарил коротко: «Да обогатит тебя Аллах».

Он вообще ни с кем не разговаривал, только с Джасимом, и их беседа всегда бывала краткой. Ростом он был высок, носил длинную седую бороду, а поверх тоба всегда надевал блейзер.

— Никогда не задавай ему никаких вопросов, — предупредил меня Джасим с самого начала. — Он любит уединение.

— Но хотя бы имя его можно узнать?

— Я сам скажу тебе, как его зовут: Абу Имад.

Я засмеялся:

— Он даже имя свое спрятал за именем сына!

Я заторопился к столу господина Молчуна.