Горький вкус времени

Лицо Филиппа просветлело.

– И вы скажете мне, если что-то понадобится для вас сделать? Я буду счастлив услужить вам обеим.

– Если что-то понадобится, я вам скажу. – Поднимаясь по лестнице, Жюльетта спиной чувствовала его тоскливый взгляд.

Павлин и пантера, размышляла она. И, подавляя их обоих, мерцало загадочное зеркало – Жан-Марк Андреас.

Дойдя до верхней ступеньки, Жюльетта резко остановилась и посмотрела вниз.

– Краски и холст.

Филипп был поражен.

– Что?

– Если мне придется сидеть здесь какое-то время, у меня должны быть краски и холст. Вы позаботитесь об этом?

Жюльетта, не дожидаясь ответа, пошла по коридору к комнате Катрин.

* * *

– Месье Жан-Марка нет дома. Будьте добры подождать в салоне, пока я скажу мадемуазель Жюльетте, что вы пришли. – Робер принял от Франсуа шляпу и перчатки. – Я полагаю, она наверху в…

– Нет.

Сегодня Франсуа был совершенно не в настроении выслушивать нападки Жюльетты де Клеман. Он явился сюда прямо из Национального конвента, ему и без того было достаточно тошно от разговоров о последних массовых зверствах Дюпре. Франсуа не знал, почему пришел сюда именно сейчас. У него не было ни малейшего намерения повиноваться приказу Жюльетты и часто появляться на Королевской площади. И тем не менее прошло всего два дня с тех пор, как он вышел отсюда, хлопнув дверью. И все же раз уж он здесь, то можно побыть тут какое-то время.

– Проводите меня в сад.

Робер кивнул.

– О, вы хотите повидать мадемуазель Катрин? Конечно, месье. Сюда, пожалуйста.

Робер направился через переднюю, а Франсуа замешкался. Желания видеть Катрин Вазаро у него тоже не было. Он слишком зачерствел, чтобы испытывать к кому-либо жалость или сожаление, считая, что эти чувства в нем похоронила революция. Однако Катрин Вазаро наполняла его странным острым желанием успокоить и защитить ее.

Эчеле медленно последовал за стариком к застекленным двойным дверям, ведущим в сад.

Катрин Вазаро сидела на мраморной скамье у фонтана, журчащего в центре зала. Ее руки покоились на коленях. Франсуа смутно осознал, что одета она во что-то мягкое и голубое, а солнечный свет, струясь по ее светло-русым волосам, золотит их, образуя вокруг головы сияющий нимб.

– Это месье Эчеле, – мягко сказал Робер, останавливаясь перед девушкой. – Он пришел навестить вас, мадемуазель Катрин.

– Вот как? – Катрин подняла глаза от сложенных на коленях рук. – Франсуа. Вас ведь зовут Франсуа?

– Да. – Молодой человек стоял, глядя на Катрин, а Робер вернулся в дом. Девушка выглядела еще более хрупкой, чем в тот вечер, когда Франсуа видел ее в последний раз. Под глазами у нее залегли темные тени. – Вы ничего не едите?

– Нет, я немного ем. – Катрин снова опустила взгляд на свои руки. – Теперь я вспоминаю. Вы были сердиты на меня. Почему?

– Я не сердился. – Франсуа опустился на мраморную скамью по другую сторону дорожки. – Ну, может быть, чуть-чуть.

– Почему?

– Вы сдались. А вы никогда не должны сдаваться. Неважно, как это больно, надо терпеть. Это единственный способ выжить и отомстить за себя. Катрин подняла на него глаза.

– Я не хочу мести.

– Еще как хотите! – резко сказал Франсуа. – Это вполне по-человечески – жаждать мести. Любой бы… – Он замолчал, увидев, что девушка смотрит на него так, словно он говорит с ней на незнакомом языке. Она казалась нежным созданием из страны, где не было места таким, как Дюпре, не было компромиссов, борьбы за власть, кровавых массовых убийств.

Франсуа отвел взгляд от Катрин, обуреваемый предчувствием, что она погибнет. Этот мир был нетерпим к мягкости. Всепрощение считалось слабостью.

– Я… извините меня. – Голос Катрин звучал нерешительно. – Я снова рассердила вас, правда?

– С чего бы вам заботиться о моем самочувствии? Ради всего святого, позаботьтесь о себе!

Катрин нервно сжимала и разжимала руки на коленях.

– Это больше, чем гнев. Вам… больно.

– Вздор.

Казалось, девушка не слышала этих слов.

– Сад помогает. В последние несколько дней я прихожу сюда и сижу здесь часами. Солнечный свет на лице, щебет птиц на деревьях… Иногда я закутываюсь в тишину и отгоняю боль. – Ее лицо засияло нежной улыбкой. – Возможно, сад помогает и вам.

Господи, она исходит страданием и при этом все же пытается прогнать тревогу, которую ощущает в нем! Франсуа неожиданно осознал, что Катрин сама как этот сад, освещенный солнцем и все же склоняющий ветви перед резким порывом ветра и трепещущий каждым листиком под дуновением воздуха. Он чувствовал, как безмятежность охватывает его, успокаивая принесенную в сад боль.

Франсуа сидел молча, глядя на девушку с тем же выражением недоумения и интереса, что и она на него. Он вдруг понял, что ему хочется здесь сидеть, смотреть на Катрин Вазаро и позволить покою и тишине вытеснить тревоги и смятение окружающего мира. Но он уже выбрал для себя поле битвы.

Франсуа резко поднялся.

– Благодарю. Я не останусь в вашем саду. Вы, сидя здесь, можете отгораживаться от мира, но мне есть что делать со своей жизнью.

На лице девушки промелькнуло непонятное выражение, и она снова опустила взгляд на руки.

С минуту Франсуа смотрел на нее, и его сердце рвалось от необъяснимой ярости.

Встреча в вестибюле с Жюльеттой де Клеман не улучшила его настроения.

– Я все думала, когда вы соизволите навестить нас, – заявила Жюльетта. – Мы могли бы…

– Голубые.

Жюльетта моргнула.

– Что?

Франсуа взял со столика свою шляпу, перчатки и повернулся к входной двери.

– У Этьена Мальпана были голубые глаза.

– Ах так, значит, вы все же сходили на кладбище. – Жюльетта помедлила. – А как насчет второго мерзавца? Вы можете узнать, кто он?

– Вы не довольствуетесь одним? В резне в аббатстве участвовало более сотни.

– А у Катрин каждую ночь кошмары. Ее мучает мысль, что у этих насильников не было лица. И она не сможет их узнать. – Губы Жюльетты сжались. – Кроме того, я тоже хочу знать, кто это был.

– Одно лицо я вам уже описал. – Франсуа открыл дверь. – Расследование может не только занять несколько месяцев, но и возбудит подозрение среди людей Дюпре.

Дверь уже закрывалась, когда Жюльетта окликнула Франсуа:

– Я уже сказала, что не стану…

– Спасибо.

Эчеле настороженно посмотрел на девушку, но не увидел в ее лице насмешки.

– Я знаю, что вы не обязаны были делать это ради Катрин, – просто сказала Жюльетта. – Я могу подождать, пока выяснится имя второго негодяя.