Горький запах полыни

Через какое-то время нашлось уютное местечко в тени голубоватой скалы. Я уселся, вытащил из мешка пару огурцов, лепешку и половину бараньего бока. Незаметно разобрался с ним и пристроился подремать. Но проспал целый день и проснулся только в сумерках, от холода. Видимо, сказалось то, что последнюю ночь практически не спал.

Солнце еще немного выглядывало из-за дальней горы и, казалось, плавило своим жаром ее розовеющий снег. Я с неожиданной тревогой подумал о наступающей ночи. Что могло ждать меня среди этого космического пейзажа? Едва ли здесь могли находиться какие-нибудь хищники. Нигде никакой растительности: ни кустика, ни травинки. А может, какой-нибудь барс уже давно осторожно крадется по моим следам? Или за волнующим запахом моего халата бредет отощавший волк? Ждет только мрака, который сделает его добычу совсем беспомощной?

Да, свобода начала показывать мне свое коварное лицо. Как не замерзнуть в этих доисторических глыбах? «Спокойнее! — повторял сам себе. — Спокойнее!» Но беспокойство только возрастало. От хищников как-нибудь отобьюсь — топорик острый. Теперь надо перейти на противоположную, нагретую солнцем, сторону моей уже темно-синей в сумерках глыбы. Да, ее отвесная стена оказалась еще достаточно теплой. Но стоять возле нее всю ночь? Нет, надо найти такое место, где можно лечь.

Я начал подыскивать место для ночлега уже не столько с помощью зрения, сколько ощупью. Наконец на уровне плеч обнаружил довольно широкую ступеньку на одной из темных скал и осторожно забрался на нее. Там вполне можно было вытянуться во весь рост. Благодатное тепло, накопленное камнем за день, скоро согрело и успокоило меня.

Кромешная ночь наступила сразу, как только солнце скользнуло за величественную, в белом чепчике, гору. Я протягивал ладонь перед собой, и она исчезала, растворялась во мраке. Но зато, подвинувшись на самый край своего ложа, мог лицезреть великолепное сияние ночного неба. Звезды казались еще ближе и крупнее, чем возле моей пещеры. Млечный Путь — вид нашей галактики сбоку — пересекал окоем слева направо. На много километров вокруг только я один, малая человеческая песчинка, любовался этой вечной картиной. Но чувствовал таинственную связь и с теми миллионами людей, что еще до моего рождения поднимали глаза к небу и застывали в немом восхищении, завороженные тайной этого небесного света.

Вспомнились слова, которые, не вдумываясь, я бойко цитировал на экзамене по философии: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительней мы размышляем о них, — звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Грандиозность звездного зрелища снова вселила в меня спокойствие и уверенность: со мной ничего не может случиться — звезды не допустят! — и я все-таки дождусь нового дня. А вместе с ним и какой-то новой жизни.

Чтобы быть более уверенным в таком исходе, решил снова перекусить. Холодное мясо оказалось, конечно, не таким вкусным, как вчера, но все же вполне аппетитным. На завтра пропитания мне тоже должно хватить. Окончательно расправившись с бараньим боком, я какое-то время лежал, похрустывая сочными и сладкими огурцами. Почти такими же, как с бабушкиной или маминой грядки в родной Блони. Одновременно все еще гордо смаковал остатки своей неожиданной свободы — все-таки отважился, смог преодолеть рутину будней, по-настоящему рискнуть. Хотя, конечно, и обстоятельства тоже подтолкнули. А может, я просто пошел на поводу у случайности, устремился за мигающим болотным огоньком? Сам этот вопрос, неожиданно всплывший в сознании, немного насторожил, обдал холодком. Но, к счастью, блаженный сон снова увлек меня в таинственные глубины.

Проснулся уже от настоящего холода. Особенно замерзли ноги в старых кроссовках. Млечный Путь лежал немного наискосок, да и привычные звезды прошли свой путь на подвижной карте неба. С трудом повернул окоченевшее тело, осторожно спустился вниз — теперь меня может спасти только движение. Пошарил на том месте, где были ноги, чтобы взять свой мешок с остатками провизии, — я им прикрывался. Но там его не оказалось. Подумал, что сбросил во время сна вниз. Нагнувшись, пощупал внизу. Тоже безрезультатно. Ладно, рассветет, потом найду.

Засунув руки в рукава халата — как бы я без него? — начал энергично расхаживать возле места ночевки. Первого в свободной жизни. Основательно застывшее тело никак не хотело отогреваться. Пришлось вспомнить армейские отжимания в упоре лежа. Только после десяти подходов по тридцать раз в хорошем темпе жизнь решила ко мне возвратиться. Тут бы опять перекусить, но мешка моего все никак не обнаруживалось. Я пошарил на ложе у самой стены, где положил топорик. Нет, оружие на месте. Занятый этой согревающей возней, я как-то перестал замечать уже несколько утомительное великолепие звездного неба. Теперь готов был молиться кому угодно, чтобы только скорее кончилась эта стылая ночь и наступило простое и такое обычное здесь солнечное утро.

К рассвету я так устал, как не уставал и на сельхозработах у хозяина. Единственное, чего мне теперь хотелось, — надо быть честным перед самим собой, — так это вернуться в свой овечий хлев с шерстяным одеялом и овчинным тулупом. И под надежной охраной Шаха проспать в блаженном тепле часов десять. А потом сидеть с Сайдулло под его смоковницей во внутреннем дворике, пить горячий зеленый чай с изюмом и рассказывать о той глупости, на которую подвиг меня не иначе как сам шайтан. Это словечко — глупость — тоже выскочило само собой, помимо моей воли.

Когда рассвело, я осмотрел все места, куда мог свалиться мешок. После тщательного обыска ближайших окрестностей удалось обнаружить только один огурец — в глубокой расщелине между камней. С помощью топорика его удалось извлечь. Хотел было тут же его съесть, но передумал — спрятал в карман жилетки.

Неожиданно стало ясно, что мое положение очень серьезно ухудшилось. Время поиска нужной дороги сокращалось минимум на сутки, а то и на двое. Речь уже шла не столько о свободе, сколько о самой жизни. Если в ближайшие день-два не выйду к людям, то выбраться из той западни, в которую угодил по собственной неосторожности, едва ли удастся.

Первым делом надо вернуться к ручью. С водой можно голодать достаточно долго. Но к своему ужасу я не мог точно определить, откуда вчера пришел. Солнце было слева, когда шел, или справа? Но я столько раз поворачивал среди разноцветных каменных глыб, что оно оказывалось и справа, и слева.

Взобравшись на одну из самых высоких скал, пытался разглядеть хоть что-то обнадеживающее. Но куда ни глянь — всюду одно и то же: безмолвно вздыбленное множество скал всевозможных цветов и форм. Казалось, что я находился посреди застывшего моря. И застыло оно во время шторма. Или скорее всего, это был пейзаж какой-то неведомой планеты, куда перенесли меня вездесущие и коварные джинны. В этом безумном пейзаже я — единственное живое существо. Не считая той подлой твари, что стащила у меня мешок. Она, конечно, ошивается где-то неподалеку, с надеждой еще чем-нибудь поживиться.

Такая свобода нравилась мне все меньше.

Мама, бабушка, неужели я больше никогда не увижу вас? Неожиданно вспомнил, что в тот день с барашком и шаропом мне исполнилось двадцать лет. Да, седьмое июня. Как любила повторять мама: у Пушкина шестого, а у тебя на следующий день. Судьба устроила мне праздник с угощением. Видимо, последний. Наверное, в родной Блони тоже отметили мой день рождения — со слезами на глазах, с тайной надеждой, что я все-таки вернусь.

Я обманул твои ожидания, мама. Совершил непростительную глупость. Не плачь, дорогая, не плачь. Я недостоин твоих слез. Не иначе как их самогон, дурацкий этот шароп, все-таки ударил мне в голову и лишил рассудка. Да и несчастный барашек тоже сыграл свою роль — впервые наелся, как говорят, от пуза. А лишние калории коварны — зовут к простору, тянут на подвиги. Зато теперь голод мне обеспечен. Если добраться до воды, можно продержаться довольно долго. Даже без массажа и регулярных клизм. С методикой голодания нас тоже знакомили достаточно основательно. Но чисто теоретически. Оставалось надеяться, что голод обостряет разум. Да, ему придется поработать. Компенсировать ту глупость, на которую я сумел его подбить. Хватит киснуть. Надо двигаться, пока солнце глядит еще ласково. Цель — простая и понятная: добраться до ручья. Или до любого источника воды. Вперед!

Я выбрал направление — так, чтобы солнце оставалось справа, — и, собрав все свое мужество, начал движение. Шел час за часом, но каменная пустыня не отпускала меня. Я то и дело упирался в отвесные, тоже разноцветные стены. Укрывшись от полуденного солнца в нише под валуном, снова заснул, сжимая в руках свою единственную надежду — небольшой топорик.

Проснулся с сосущей пустотой в желудке. Нестерпимо хотелось пить. Солнце клонилось к закату. Очевидно, что меня ждала еще одна холодная ночь под звездным небом. Только уже без спасительного мешка. Но все-таки с одним огурцом. Пощупал карман — огурец на месте. Пусть остается как неприкосновенный запас. На крайний случай. Хотя от чего может спасти единственный огурец? Да к утру он просто сгниет. Я решительно достал свой неприкосновенный запас и быстро уничтожил его. Стало немного легче. Потом принялся искать место для ночевки. Оно должно быть более защищенным, чем в прошлую ночь. Теперь, если та подлая тварь наведается, то, не обнаружив ничего съестного, может попробовать и меня самого.