Горько-сладкий конец

Джон был потрясён столь неожиданно сентиментальным поворотом беседы, но тут появился запыхавшийся Сэм с красным лицом.

— К-королева, она, она…

Джон, с застучавшим в нестройном ритме сердцем, бросился с места до того, как мейстер закончил.

______________________________

— Вы можете перестать вести себя так, как будто я собираюсь вырвать ребёнка у вас из рук и сразу же улететь на спине дракона, — сказала Дейнерис, принимая кубок вина, который Джон с возмущением наполнил ей.

Санса сохраняла ледяное выражение лица, сидя на постели с их сыном у груди. Джон находил завораживающим то, что где бы она не сидела, она делала это так, словно сидит на троне. Служанка расчесала и заплела ей волосы; она была в тонкой батистовой сорочке и серо-сизом халате, накинутом сверху. Джон думал, что она — самое прекрасное, что он видел.

— Разве это не то, что Вы собираетесь сделать? — невозмутимо спросила Санса, и тётя вздохнула.

— Я долго обдумывала это и решила, что лучше будет не отнимать у Севера их первенца.

— Как любезно с твоей стороны, — почти прорычал Джон, и Санса бросила на него взгляд.

Дейнерис полностью проигнорировала это.

— Однако я хотела бы испытать его.

Санса нахмурилась.

— Испытать его? Испытать его как?

Драконья королева посмотрела на Джона, и он понял.

— Нет, об этом не может быть и речи! Он всего лишь младенец.

Дейнерис закатила глаза.

— Я не имею в виду бросить его в очаг, племянник. Лишь простое пламя свечи, и я оставлю вас обоих в покое.

Санса молчала, но напряжённое очертание её подбородка чётко выражало её неудовольствие.

— А если он такой же, как мы; если он рождён драконом? — наседал Джон, встав между Сансой и Дейнерис.

Драконья королева, изогнув брови дугами, изучала его мгновение и сказала:

— Тогда я подожду, пока вы не произведёте на свет ещё одного ребёнка, чтобы забрать его. Я не совсем бессердечна.

Джон подавил усмешку и повернулся к Сансе. В конечном счёте, это было её решение, да, но ему отчаянно хотелось закинуть их обоих на спину лошади и уехать далеко-далеко. Санса резко кивнула и наклонилась взять свечу с прикроватного столика.

— Санса, — чуть не прорычал Джон, не в силах остановить себя.

— Возьми его за руку, Джон, это должны сделать мы, — сказала она с каменным выражением лица и стала терпеливо ждать, пока Джон заставит себя пойти и взять своего маленького сына на руки. Он крепко спал с приоткрытым ртом; его черты были совершенны и прекрасны. Джон взял одну ручку сына, и маленькие пальчики тут же обхватили его палец. Он закрыл глаза и стал молить, чтобы боги даровали ему силы.

— Вытяни ладонь, Джон, — мягко сказала Санса. Эти слова явно были предназначены только для него, и он увидел на мгновение страх в её глазах, прежде чем она снова вернула себе бесчувственную маску.

Они обещали доверять друг другу, говорил её взгляд.

Он вытянул пальчики сына, и Санса поднесла пламя свечи к его нежной ладошке. Это не заняло много времени. Младенец проснулся с заикнувшимся вздохом и начал плакать. Санса немедленно отвела свечу, и Джон обнаружил, что Дейнерис была рядом с ним, аккуратно опираясь на его плечо, чтобы удостовериться в безошибочном следе ожога.

Она выглядела ужасно разочарованной, и Джону очень хотелось её задушить.

— Довольны? — спросила Санса сквозь зубы, и не было ничего холоднее, чем её взгляд в ту секунду.

— Да, — просто ответила Дейнерис.

— Тогда уходите, сейчас же, — откровенно прорычала Санса. Джон никогда не видел её столь ожесточённой.

Драконья королева, напуганная Волчьей, вылетела из покоев без оглядки, не произнеся ни слова.

__________________________________

Джон просто не мог нарадоваться на своего сына. Маленький Робб казался порой сном, и лёд между ним и Сансой постепенно оттаивал. Они вместе смотрели за сыном, тихо радуясь каждым жестом, каждым взглядом. Праздник именин, состоявшийся после отъезда Дейнерис, стал самым радостным событием в Винтерфелле за последние десятилетия.

В то же время желание Джона Сансы не побледнело за время нескольких месяцев их разлуки. Оно стало ещё сильней, ещё отчаянней. Не проходило и дня, чтобы он не представлял себе, как она простирается перед ним в разных порочных, возбуждающих позах; каково её лоно на вкус; или как она будет выглядеть на пике наслаждения, сидя на нём верхом. Он чувствовал, что сходит с ума.

Материнство было к лицу Сансе почти так же, как корона Севера. Улыбка, которую она приберегала только для сына, заставляла его внутренне натягиваться, а сердце — волноваться. Его стремление к ней, однако, имело мало общего с их ребёнком. Он обнаружил, что боится. Боится внутренней нужды, потребности в ней, что медленно пожирала его ночами, когда он лежал один в своей постели, поглаживая рукой член и вспоминая её жар, гладкость её кожи и милые тихие звуки, которые она издавала, когда он двигался в ней.

Санса всегда была храбрее.

Через несколько лун после рождения Робба она проникла в его комнату, и Джон почувствовал, будто попал во сне в ловушку, из которой не было надежды выйти. Она стояла в скудном свете угасающего огня очага, и, сбросив с себя халат, оказалась нагой, в совершенной тьме. Тени играли на её полных грудях, тяжёлых от молока, которым она кормила их сына — она решительно отказалась от кормилицы — и на округлом изгибе её мягкого живота. Джону тотчас же стало мучительно трудно.

— Сними рубашку, Джон, — сказала она, и её взгляд, тяжёлый и полный решимости, оставил почти физический отпечаток на его коже.

— Санса, — едва сумел он выдавить, сев, ошеломлённый и сжигаемый изнутри. Она пробудила в нём огонь, опаляющий его, словно настоящий.

Она покачала головой и шагнула к нему; её волосы покачивались вдоль спины, сверкая серебром и золотом в свете луны и камина.

— Твоя рубашка, Джон; сними её.

Джон сглотнул и встал, медленно снимая её. Она разглядывала его с нечитаемым выражением лица, стоя на расстоянии вытянутой руки. Он вздрогнул, когда она коснулась одного из порезов, скользя пальцами по краю сначала одного шрама, затем всех остальных, пока он не задрожал от желания прикоснуться к ней.

— О, Джон, — выдохнула она грустно и болезненно и наклонилась, чтобы поцеловать шрам, ближайший к сердцу, и Джон совершенно потерял контроль.

Он взял её за волосы и судорожно впился в её губы. Казалось, между ними прошла искра, когда она ответила на его страсть своей, обернув руки вокруг него и прижавшись к нему всей длиной своего обнажённого тела. Они стонали в унисон; она засасывала его нижнюю губу, ногтями скользя по спине до самого низа. Его член тёрся о мягкое тепло её живота, и он застонал, чувствуя, как разрывается его душа.